Мой вечный раб (СИ) - Дорофеева Наталья

— Ричард! Проснись! Ричард!

Мужчина резко открыл глаза и обеспокоенно спросил:

— Что случилось?

— Ричард, что-то уперлось в мой живот. Мне страшно. Может у меня паранойя? Ты не мог бы, пожалуйста, проверить?

Ричард, поняв, в чем причина, выдохнул и ответил:

— Мне не нужно ничего проверять. Я итак знаю, что это.

Девушка непонимающе смотрела.

— Это просто утро.

— Что, прости?

Мужчина смотрел на жену с любопытством.

— Ты, и правда, не понимаешь? Ты же знаешь откуда берутся дети, да? — «Конечно она знает, с ТОГО чертового дня точно. Неужели она ломает комедию?»

— Я знаю, но причем тут это?

Ричард был поражен такому ответу. Неопытность и незнание Эли заставила его искренне улыбнуться. Он освободил девушку от своего тела и сел рядом.

— Это эрекция — он ответил и указал руками на приподнятые штаны в месте полового органа.

Элизабет непрерывно моргала. Наконец-то до нее дошло. «Боже мой, идиотка!» Она опустила взгляд и снова почувствовала, как сжимается сердце от воспоминаний.

— Извини… Я… Прежде не сталкивалась с таким — голос начал дрожать от поступающих слез.

Ричард сочувственно посмотрел на Эли. Грусть накрыла его, а совесть снова начала разрывать его изнутри на части. Казалось, что по сердцу расползаются трещины, как у треснувшегося зеркала, в отражении которого видно чудовище, которое изнасиловало свою жену, а теперь спокойно улыбается ее неопытности в подобны делах.

— Не извиняйся.

Девушка не поднимала глаза. Слезы вот-вот покатятся. Держать себя в руках было все сложнее, но надо было все рассказать Ричарду. Нельзя скрывать, нужно сразу все выяснить. Собравшись с силами, она сказала:

— Ричард… Нам не нужно больше спать вместе. И вообще тебе лучше развестись со мной. Я … В общем… Я подверглась… — голос сорвался на этой фразе и слезы пробились наружу, — Я подверглась насилию. Я не девственница ясно — девушка не смогла больше сдерживать и дала волю чувствам.

Ричард смотрел на нее и не знал, что делать. Не знал, как успокоить, что сказать. Он был готов убить себя голыми руками, если бы мог, в ту самую минуту, когда она сказала про изнасилование. Он сглотнул остатки воздуха и перестал дышать от душивший вины. Девушка закрыла лицо руками и легла на подушку. Ее тело содрогалось от рыданий. В каждом уголке комнаты слышалась ее боль, но особенно сильно ее слышал Ричард. Надо было что-то ответить. Успокоить ее.

— Элизабет, я не собираюсь разводиться с тобой. И я никогда не притронусь к тебе — «Больше». Он сказал это так проникновенно, что Эли посмотрела на него. С одной стороны, она видела, что он расстроен, но с другой, «и я никогда не притронусь к тебе…» звенело у нее в ушах. От этого стало только хуже, началась истерика.

— Потому что ты никогда не полюбишь такую женщину как я? Такую грязную, распутную, никому не нужную, нарушившую обещание! Я твое вечное проклятье! Ты ненавидишь меня! Ненавидишь этот брак! Убирайся! Оставьте меня в покое или убейте! Я не могу так больше! — Эли била рукой по мокрой подушке, лицо опухло и покраснело, голос дрожал и срывался на каждом произнесенном слове. Виски пульсировали от боли.

Ричард не мог больше держаться, он не мог смотреть на убивающуюся от горя жену. Он чувствовал, что вот-вот сам заплачет от своего поступка. Он рванулся к двери и покинул спальню. Пробормотав быстро служанке указания, выбежал на улицу и вылил на себя ведро воды из колодца, которое слуги ему готовят каждое утро. В голове проносились разные мысли. Все вокруг смешалось, все цвета, люди, эмоции. Единственное, что доходило до осознания, это искупление своей вины выстрелом себе в голову. Вечером Ричард сидел в своей спальне за рабочим столом из красного дерева и дописывал последние указания своему адвокату насчет имущества, зная наверняка, что через несколько часов его сердце навсегда остановится. Рядом с пишущей рукой лежало два письма, адресованные Элизабет, одно из которых было предсмертной запиской и завещанием, а другое с признанием своего жестокого чудовищного поступка. Изначально Ричард хотел рассказать все жене, а потом уйти и покончить собой, но он решил, что она вполне могла бы убить его и остаток дней своих провести в качестве заключенной рабыни или на виселице за убийство члена королевской семьи. «Разве важно, как она узнает? Главное, что узнает». Несмотря на все, он дописал последнюю строчку, поставил подпись и фамильную печать на заверенном им документе и, осмотрев последний раз свои покои, отправился к Элизабет, чтобы попрощаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К тому времени, Эли уже принесли ужин, который простаивал и совсем остыл от отсутствия аппетита. Служанка сидела в углу комнаты и вышивала белоснежную салфетку, изредко поглядывая на свою госпожу. Эли полулежа, делая вид, что читает книгу, была поглощена своими мыслями. Открылась дверь и вошел Ричард. Его лицо умело не выказывало каких-либо эмоций. Он молча указал взглядом служанке на дверь, и та в мгновение исчезла из спальни. Элизабет отложила книгу и внимательно посмотрела на мужа. «Он был таким же сосредоточенным и серьезным, как и в первую нашу встречу. И во вторую, и в третью… Всегда он был таким. Это самый рассудительный мужчина из всех, кого я знаю. Вряд ли он когда-нибудь причинит мне боль, хотя бы потому что ему нет до меня дела».

Ричард ходил из угла в угол и не знал с чего начать, что сказать ей напоследок. «Это будут последние слова, которые я произнесу ей. Надо было сначала придумать, что говорить, а потом уже идти, идиот» — пока мужчина мысленно ругал себя, Элизабет начала разговор:

— Ричард, я передумала. Я не хочу с тобой разводиться.

Услышав такое заявление, мужчина опешил. Он остановился наконец, и посмотрел на девушку, скрывая свои эмоции из всех сил.

— Я и не собирался идти у тебя на поводу в твоем абсурдном предложении, но мне интересно, что заставило изменить тебя свое мнение?

— Я подумала, что раз мне не стать счастливой, то я бы могла попробовать продолжать жить, как раньше, то есть, из-за дня в день делать одну и ту же работу, раздавать указания по уходу за домом и… Не видеть тебя. Я вдруг поняла, что нет смысла в суициде, если я уже давно мертва. Будем считать, что я на какое-то время попала в ад, но меня помиловали и дали второй шанс в раю. Хотя должна признаться, что раньше я бы никогда не сравнила свою супружескую жизнь с раем. Видишь, мне стало лучше.

Впервые до Ричарда так долго доходил смысл слов. Он прочувствовал каждое едкое замечание супруги и почувствовал горечь во рту от отвращения к себе. Он произнес первое, что пришло в голову:

— Не вижу. По-моему, ты сильно много уделяешь времени библии.

Элизабет испытывала облегчение. Раньше она бы разозлилась на подобный тон мужа, но сейчас это давало надежду вернуть первоначальную «жизнь».

— Знаешь, что мне в тебе нравится? — развеселившись, спросила Элизабет, желая впервые сделать собственному мужу комплимент.

Ричард был в замешательстве. «Что происходит? Она с катушек съехала? Я пришел сказать ей что-нибудь на прощание, а она не только в хорошем настроении, но еще и кокетничает со мной».

— Уверен, ты не можешь устоять пред моей сексуальностью. Видимо, хочешь повторить эту ночь и забыться в моих объятиях. Прости, крошка, но я не доставлю тебе такого удовольствия — слова срывались один за одним, и совершенно не те, что нужно. В груди бушевал шторм самых разных эмоций, единственный способ не проявлять истинных чувств и не натворить глупостей безразлично продолжать грубить Элизабет, как прежде. «Если сейчас она возненавидит меня еще больше, мне будет проще себя убить этой ночью» — с этой мыслью Ричард решил не отступать от заданного курса в их разговоре.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пока Ричард пытался усмирить эмоции, девушка успела обидеться на сказанное и тут же простить, поскольку такой тон и уколы друг друга были основой их отношений, а забота во время трагичных событий со стороны мужа, только исключение, продиктованное жалостью. «В конце концов, он всегда помогает бедным, чем же я хуже?»