Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник) - Наталья Симонова

И я все чаще задумывалась, потому что уже видела, к чему дело идет. Даже не то что видела – тут и слепой догадался бы – я понимала и хотела этого. Всего с ним хотела. Да что там – я его уже обожала. И однажды, помню, проведя очередное занятие с его коллегами и с Витом слегка пообщавшись, спешила в свою консультацию и размышляла об этой порции счастья, которая мне, похоже, выпала. Что-то меня во всем этом смущало, и, кажется, даже не мое и его семейное положение… Какое-то предчувствие опасности… или беды…

Так чем же мне это счастье может грозить?

Ну, например, заразу какую-нибудь подхвачу. А? Красавцы, как он, имеют много соблазнов, много соблазнов – много и риска…

И что? Во-первых, не так уж и страшно. А во-вторых… Да зачем о такой ерунде заранее думать, даже придумывать на пустом месте!

Ладно. А вот, скажем, беременность… А? Тьфу-тьфу-тьфу!

Да нет, этого-то можно избежать. Шанс реальный… Нет, тут что-то другое пугает.

Вот, допустим, стали встречаться – и я влюбилась. А Вит – наоборот… Я страдаю… Причем сразу по двум причинам: от любовной тоски и от ущемленного самолюбия.

Тьфу ты! Ну вот откуда такие мысли?..

Ну хорошо. А если другая напасть? Все случилось – но мне не понравилось. Или быстро надоело… А он влюбился. Он страдает – стало быть, я виновата. Тоже, знаете, не клубника со сливками…

Да ладно. С чего это мне не понравится – я ж люблю его?.. Нет, тут другое. Допустим, поладили. И дальше что? Ну, поначалу о последствиях вообще не думаешь, понятно. Но раз уж я все-таки задумалась… Знаю ведь, чем все кончается. Допустим, затянуло – тут-то и попадаешь в безвыходность. Особенно если крепко прижмет. И что тогда? Я, например, не хочу ничего менять. Но если включаюсь – пропадаю с головой. А семьи куда? У него еще и дети. А кругом, так сказать, враги… Это ж сплетен не оберешься! Дойдет до моего мужа, до его жены… Да, вот что меня беспокоит, вот где опасность!

Так я прикидывала, когда у нас все только начиналось – но в то же время как была счастлива! А теперь? Теперь я ужасно несчастна.

Нет, не заразилась, не забеременела, не охладела. Не утащило нас в омут непреодолимого взаимного притяжения, где маячит развод и разрушения… Зато он, Виталик…

Но еще же совсем недавно, ну я же видела, чувствовала: любит, любит, это точно! И что сейчас?! Откуда? Господи, как мне быть? Получается, все-таки затянуло меня в эту воронку! Но только без него. Одну затянуло! Да, я вроде бы предвидела и такой конец. Вот только в свои будущие одинокие страдания как-то не верила. Ну не верилось мне.

Он изменился. Вдруг. Разлюбил меня? Но ведь это же не может быть! Так внезапно, так неожиданно… Или все-таки может? Вон у Марины Цветаевой: «Вчера еще в глаза глядел – а нынче все косится в сторону…» Вот так и он косится. Да разве же сама я не знаю, и без Цветаевой, и без всех, что все может быть?! Все бывает, знаю я! Но поверить не могу.

Если бы такое случилось не со мной! Если бы ко мне пришла на консультацию девушка и рассказала эту историю? О! Сколько рабочих гипотез я бы выдвинула и рассмотрела! Сколько выводящих из тупика вопросов перед ней бы поставила! Как я была бы рассудительна и как конструктивна! Как уравновешенна и трезва… Но нет. Не посторонняя девушка, а я сама героиня очередной трагедии под названием «Неразделенная любовь». И я места себе не нахожу, и не могу ни рассуждать, ни вести себя достойно. Я могу только плакать и спрашивать: почему?

Задумчиво смотрю на свою клиентку (у нас не принято называть клиентов пациентами, хотя сами они нередко обращаются к психологам словом «доктор». Но мы же не врачи. Мы – фасилитаторы. То есть облегчители. Мы облегчаем груз проблем. Мы помогаем разобраться в ситуации). Смотрю на Ларису, и мне снова хочется плакать от жалости. К ней, к себе.

Сегодня Лариса сидит вся подобранная. Она ко мне не первый раз приходит, и настроение у нее постоянно меняется: то воодушевится, то насторожится, то впадет в уныние. Мне не должно быть ее жалко. Жалость мешает думать, мешает анализировать. Жалость – это уже избыточная вовлеченность. Жалость – это слишком эмоционально, эмоции мешают работе. Наша жалость – во вред клиенту. Я беру себя в руки. Я не должна жалеть. Я должна эмпатировать. Сопереживать и чувствовать ее беду, не теряя способности к рацио. Поскулить с нею вместе может любая подруга. Я должна разложить перед ней ее реальность таким образом, чтобы она увидела ее как на ладони. Чтобы поняла, откуда что берется, где чего не хватает и что нужно сделать, чтобы все улучшить.

– Понимаете, – Лариса точно выжимает из себя слова, – я же тоже была подростком, да? Но я никогда не была такой, каким вырос мой сын.

Я киваю сочувственно, но сдержанно.

– Он же как с цепи сорвался. Я ведь вам рассказывала, что всегда была строгой матерью. И мальчик был как шелковый. А теперь я его не узнаю! Он грубит, он прогуливает занятия. Он курит! У него такая компания, что мне страшно мимо них проходить во дворе.

– Почему вам страшно? Чего именно вы боитесь?

– Вы бы видели эти рожи! А их гогот! И мой сын среди них! И представляете – мне же говорит, что я его достала, что со мной невозможно жить… Вот что, интересно, делать, когда тебе собственный сын так говорит?

– А вас беспокоит именно то, что он так говорит? Или то, что он так думает, чувствует?

– Понимаете, он очень изменился. Просто стал другим человеком, как будто это не мой сын.

– Для этого возраста он ведет себя достаточно типично. Тут и от вашего терпения многое зависит.

– Но я не могу выносить его хамства. А он стал постоянно мне хамить. Почему?

– По закону маятника.

– То есть?

– Вы своей строгостью, жесткой требовательностью и контролем слишком перетянули маятник ваших с сыном отношений в одну сторону, и теперь его с той же силой понесло в другую.

– Вы вот так думаете?

Я взяла со стола браслетку часов, подняла ее за кончик. Часы раскачивались в руке. Лариса наблюдала с тревожным непониманием.

– Если качнуть что-то вправо – оно потом обязательно устремится влево. Чем сильнее качать – тем сильнее будет отмашка в другую сторону.

Лариса напряженно следила за качающимися часами.

– Вот, – говорю ей, – видите? – Я качнула замирающие часики посильнее. – Понимаете? В вашей ситуации то же самое.

– Ну допустим. И что теперь?

– Ну вот смотрите. Если я не хочу, чтобы часы качались влево, есть два варианта. Первый: я должна продолжать удерживать их какой-то силой справа. Но это положение неустойчиво. Маятник согласно физическим законам все равно стремится уйти в противоположную сторону. – Лариса болезненно уставилась на кончик браслетки, который я так и держу оттянутым в правую сторону. – Есть у вас возможность силой удерживать сына в изоляции под своим контролем?

– С тех пор как он вырос – нет.

– Так. Но это ведь не должно было стать для вас совсем уж большой неожиданностью, Лариса, ведь правда? Дети растут… – Я улыбаюсь, вполне приветливо и немного сочувственно.

– Для меня неожиданность то, что он курит, хамит, грубит мне на каждом шагу, поздно приходит домой, игнорирует мои запреты…

– Лариса, дети в возрасте Антона вступают в конфликтный период своей жизни. На биохимическом уровне они переживают гормональную бурю – думаете, им легко? Конфликт происходит внутри организма, который полностью перестраивается, все это очень болезненно для самих детей в первую очередь.

– Да, я понимаю.

– Кроме того, вы слишком пережали «вправо». Но ребенок подрос и понесся «влево». Итак: ресурсов на удержание сына при себе у нас нет?

– Ну, я не знаю…

– Да они и не нужны. Человек меняется – естественно менять стиль отношений с ним. Вот представьте, что Антоша так и остается послушным мальчиком, каким он был для вас раньше. И что дальше? Учтите, что из послушного сына он превратится в послушного мужа! То есть, проще говоря, в подкаблучника. Вы этого хотите?

Сникнув, Лариса, отрицательно качает головой.

– Но почему именно в подкаблучника? В конце концов, он может продолжать слушать меня, я же его мама, я ему добра желаю… у меня жизненный опыт… Да и когда он еще женится…

– Ну когда-нибудь, по-видимому, женится.

– Но почему он именно должен стать «подкаблучником»?

– Потому что послушные взрослые дети суровых матерей чаще всего выбирают себе именно таких, как их матери, суровых, властных жен.

– Почему?

– Потому что им привит только один способ приспособления к внешнему миру – послушание. И они стремятся застабилизировать свое положение как ведомого. Для этого они находят партнера ведущего, с сильным характером, похожего на маму. Правда, есть и другой вариант: он не становится «подкаблучником», а остается «маменькиным сынком».