Битвы по средам - Гэри Шмидт

— Мирил-Ли! — громко сказала учительница.

Мирил опустила руку. Щёки её пылали ярким румянцем, какой увидишь только в мультиках по телевизору.

— Мирил-Ли Ковальски, — повторила мисс Вайолет. — Я отправила Холдинга в группу сопрано не для того, чтобы ты с ним заигрывала.

На этих словах лицо у Мирил стало такое… такое… будто она мечтает провалиться сквозь землю. Точнее, чтобы земля разверзлась и поглотила её разом, окончательно и бесповоротно. Всё у неё стало круглым: глаза, рот, ноздри и даже веснушки.

Мисс Вайолет постучала палочкой, и мы запели развесёлую песенку в стиле кантри:

Люди — плуты, хитрецы и обманщики,Все мечтают поднабить свои карманчики…

Тут Мирил наступила мне на ногу и принялась давить и давить — со всей силы. Я сдержался и даже не ойкнул. А сдержаться-то не очень просто. Сразу вспомнишь о мире, полном скорби, и о бренном людском пути тоже не забудешь.

Потом была физра, и мы накручивали круги по стадиону вместе с восьмиклассниками. От них — особенно от брата Дуга Свитека — разило табачным дымом.

— Эй, Вудвуд! — окликнул меня тренер Кватрини. — По-твоему, это бег?

Когда имеешь дело с учителем физкультуры, милость вообще не действует — ни по принуждению, ни без. Никак.

А бежать я не мог по одной простой причине: до самого конца попурри, пока мы пели «В дороге я грущу» и до третьего куплета «Блюза моей печали», Мирил ввинчивала каблук мне в ногу. И если у медиков существует диагноз «внутриножное кровотечение», то я себе этот диагноз поставил однозначно.

— Отродье ведьмы, — пробормотал я себе под нос. Так чтобы не слышал тренер Кватрини. — Пёстрый шут! Клеврет!

Зато меня услышал брат Дуга Свитека. Оказалось, он бежит по соседней дорожке как раз позади меня.

— Это чё? — спросил он.

— Что «чё»?

— Чё ты сказал? — Брат Дуга Свитека снизил скорость, поскольку хотел добиться от меня ответа, а я едва ковылял. — Чё такое «клеврет»?

— Ну… это… — Я замялся.

— Говори! — потребовал брат Дуга Свитека.

— Это типа…

— Сам не знаешь!

— Ну, клеврет… он съел кучу клевера, объелся, и теперь его вот-вот вырвет. Будет весь в блевоте.

На этом моя фантазия иссякла. Я мог думать только о ноге. Сами понимаете: внутриножное кровотечение.

— Говоришь, клевером объелся? — сказал брат Дуга Свитека вполне миролюбиво. — Всего-навсего?

— Ага.

— A-а… Тогда ладно. Побёг я. — И он рванул вперёд, оставляя за собой терпкий табачный запах.

Когда одноклассники отчалили — кто в синагогу, кто в собор Святого Адальберта, миссис Бейкер выдала мне проверочный тест по пьесе «Буря». Сто пятьдесят вопросов. Сто пятьдесят! Да самому Шекспиру на добрую половину этих вопросов слабо ответить!

— Что ж, — произнесла миссис Бейкер, — покажите, что вы прочитали и усвоили, мистер Вудвуд.

Взяв тест, я уселся за свою парту и достал карандаш.

— Кстати, в тесте нет ни одного вопроса по крепким выражениям, которые употребляет Калибан, — добавила миссис Бейкер. — Их-то вы точно усвоили, можно не проверять.

Да, учителя, как видно, и вправду обладают каким-то шестым чувством. Или ген у них такой есть, учительский. Как ни назови, всё равно мурашки по коже. Наверно, когда человек открывает в себе этот ген, он и принимает решение стать учителем. Просто с такими сверхспособностями ничего другого не остаётся — только в учителя.

Я принялся за работу. Карандаш скрёб по бумаге, а наверху, за потолочными плитами, скреблись Калибан и Сикоракса.

Тест я сдал за пять минут до конца учебного дня. Миссис Бейкер невозмутимо приняла у меня листы и, достав из нижнего ящика толстый красный фломастер, сказала:

— Постойте рядом, мистер Вудвуд. Сейчас вместе посмотрим, что у вас получилось.

Прозвучало это так, словно мне предлагалось встать рядом с зубным врачом и посмотреть, как мне будут сверлить дырку в зубе.

Первые четыре ответа оказались неправильными, и миссис Бейкер один за другим перечеркнула их жирными красными крестами. Прямо-таки насмерть ранила мой тест, и он, истекая чернильной кровью, ждал нового нападения.

— Н-да, начало не самое удачное, — заметила миссис Бейкер.

— Не действует по принужденью милость, — произнёс я.

Она подняла глаза и — улыбнулась! Настоящей, не учительской улыбкой! Надо же! Оказывается, миссис Бейкер умеет улыбаться.

— А на весах всего лишь мяса фунт. Не больше и не меньше, — произнесла она.

Если бы!..

Впрочем, не то Бог и в самом деле явил мне свою милость, не то я просто втянулся, но ответы на последующие вопросы были чаще правильные, чем неправильные. Чернильная кровь перестала хлестать из зияющей раны, превратилась в ручеёк, а потом и вовсе иссякла. На последние тридцать вопросов я ответил без единой ошибки.

— Что ж, мистер Вудвуд, поздравляю. Кривая вывезла.

Что ещё за кривая? Куда вывезла? Наверно, какое-то ругательство Калибана, на которое я не обратил внимания.

— К следующей среде переделайте всё, что сделали в тесте неверно. И перечитайте «Бурю» заново.

— Заново? — вырвалось у меня. Прочитать четыре раза «Остров сокровищ» — дело понятное. Но не пьесу Шекспира! Пусть даже самую хорошую.

— В «Буре» помимо витиеватых проклятий есть много интересного. Вы обнаружите это при повторном прочтении.

— Повторном?! — Я возмутился и даже не порывался это скрыть.

— Повторение — мать учения, вы об этом слышали? — Миссис Бейкер усмехнулась. — Кстати, это не фигура речи, а чистая правда. Перечитайте, не пожалеете.

Вот так.

В целом эта среда выдалась не такой уж плохой. Не считая внутреннего кровотечения. В стопе. И наружного — в начале теста. Кровищу миссис Бейкер моему тесту, конечно, пустила, не без этого. Ну и сам тест в сто пятьдесят вопросов длиной — тоже не подарок. Да ещё эта дикая идея перечитать «Бурю»… Но в остальном — неплохо.

Я — прихрамывая, но бодро — шёл домой и размышлял, что, если начать прямо сегодня и читать по одному акту за вечер, к следующей среде я как раз уложусь, без особого напряга. Дело на этот раз должно пойти побыстрее, ведь текст уже знакомый.

Короче — жизнь налаживалась. Я повеселел, и мир вокруг меня тоже. Сами знаете, как это бывает: идёшь себе, а тут солнце из-за тучки выглянет, воробьи зачирикают, ветерок тёплый ластится. И получается, что ты счастлив и весь мир счастлив вместе с тобой.

Удивительное ощущение!

Но не слишком ему доверяйте. Особенно в ноябре. Особенно на Лонг-Айленде.

Потому что на вашем пути может случиться булочная. Например, булочная Гольдмана. И когда вы, прихрамывая, будете идти мимо, на вас пахнёт свежей сдобой, а на витрине вы увидите целую горку пирожных с кремовой начинкой. Румяных, кругленьких, воздушных… И вы, как и я, вспомните, что за эти пирожные вас запросто могут убить. Шейлок уже занёс кинжал над сердцем Антонио. Над моим сердцем…

Я решил, что пирожные для одноклассников надо раздобыть непременно. Целее буду. В конце концов, можно попросить у родителей денег вперёд, за следующую неделю.

Только шансов что-то выклянчить мало. Не больше, чем у Шейлока получить назад свои дукаты.

Впрочем, вечером я воспрянул духом и понадеялся, что шансы всё-таки есть, потому что отец принёс домой радостное известие: «Вудвуд и партнёры» подписали контракт с «Бейкеровской Империей спорта». Они будут проектировать новое здание и перестраивать все старые — всю сеть спортивных магазинов семейства Бейкер. А их великое множество — почти в каждом городке на Лонг-Айленде. Отец подхватил маму, закружил, и они, танцуя, прикружили в Идеальную гостиную, под свежеоштукатуренный и побелённый потолок. Оттуда они утанцевали на кухню, потом снова в гостиную, на крыльцо, вниз по ступеням и принялись танцевать на Идеальной дорожке, что ведёт от улицы к нашему дому. Наверно, азалии под мешковиной порозовели от смущения.

Вы, может, не в курсе, так я вам скажу: если пресвитерианцы пускаются в пляс перед собственным домом, у всех на виду, значит и вправду случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Мы получили контракт, мы получили контракт, мы получили контракт, мы получили контракт, — пел отец во весь голос, словно рассчитывал, что в помощь ему сейчас грянет целый симфонический оркестр. Как в фильме «Звуки музыки».

Когда они с мамой впорхнули обратно в прихожую, я решил, что удачней момент и придумать трудно.

— Пап, пожалуйста, дай мне сейчас денег за следующую неделю…

— Мы получили контракт, ни за какие коврижки, мы получили контракт…

В ту ночь мне снился Калибан, который подозрительно смахивал на Данни Запфера. Он сидел в ногах моей постели и рассказывал, как ужасно — весь обмётанный прыщами и волдырями — закончу я свое земное существование, если на следующей неделе не принесу профитроли. Потому что три недели, которые я себе выпросил, чтобы исполнить требование одноклассников, неумолимо подходили к концу. «Берегись! Берегись!» — повторял Калибан-Данни. И, видимо, не шутил.