Битвы по средам - Гэри Шмидт

Во-вторых, когда в среду после уроков я получил от мистера Гольдмана текст для предстоящей репетиции Шекспировской труппы, выяснилось, что мне предстоит играть Ариэля в «Буре». Вообще-то Ариэль — дух. Но многие считают, что Ариэль — фея. И вообще — женская роль. И встаёт вопрос: пристало ли семикласснику Камильской средней школы играть фею? Особенно после того, как он себя уже скомпрометировал, оказавшись — по прихоти мисс Вайолет-на-шпилистых-шпильках — в хоре среди сопрано.

— Мистер Гольдман, может, не стоит? Ну как я буду играть Ариэля?

— Держи костюм, — сказал он и вручил мне жёлтые, цыплячьего цвета рейтузы, тонкие-тонкие, то есть, в сущности, колготки, да ещё с перьями на… ну, короче, вы догадываетесь, куда можно пришпандорить перья на колготки.

В-третьих, меня обязали принести в класс ещё двадцать два пирожных. Когда в разговоре с отцом я заикнулся об авансе — нельзя ли, мол, получить трёхнедельный аванс на школьные завтраки? — он поднял меня на смех.

— Тебе надо в комики податься! — проговорил он между приступами хохота. — Иди в напарники к Бобу Хоупу. И поезжайте вместе во Вьетнам, в Сайгон, перед солдатами выступать.

— Я вообще-то не шучу, — пробормотал я.

— Нет, шутишь, — возразил отец. — Никто из моих детей, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, не просит денег вперёд.

— Ладно, пошутил.

— То-то!

В-четвёртых, когда я сказал Мирил, что вряд ли добуду пирожные до следующей среды, она посоветовала особо об этом не распространяться. А когда я сообщил ей, что мой отец — скряга, потому что только что заключил выгодный контракт с «Империей спорта», а мне даже монетки лишней не даёт, она почему-то расплакалась.

Честное слово!

— Мирил, да не реви! Всё не так ужасно. Я попробую раздобыть пирожные вовремя…

— Дурак ты, — сказала она сквозь всхлипы. — Ничего не понимаешь.

После этого она замолчала и до конца дня ни с кем не разговаривала.

В-пятых, во вторник, то есть накануне той среды, когда кончался срок, отведённый мне на добычу профитролей, в класс пришёл мистер Гвареччи и спросил у миссис Бейкер, что такое «клеврет». Она поинтересовалась, для чего ему это нужно, а он сказал, что в кабинете у него сидит брат Дуга Свитека и привели его туда за то, что он обозвал мистера Лудему «клевретом».

Миссис Бейкер посмотрела на меня в упор…

Ну а в-шестых… В-шестых, наступило утро среды, и я вошёл в класс с пакетиком, где лежали жалких пять пирожных — больше купить на те деньги, что родители давали мне на неделю, не удалось. Вошёл и понял: мне конец. Но пытался доказать, что, если разделить пять штук на всех, получится почти по четвертинке. Это же лучше, чем ничего!

Мирил замотала головой.

— Ты — труп, — изрёк Данни Запфер.

И я не стал с ним спорить. Помереть даже лучше, чем напялить цыплячьи колготки с белыми перьями сами знаете на чём.

Но вдруг… Помните поговорку: свет в конце туннеля? Чтоб его увидеть, не обязательно умирать. Иногда он просто вспыхивает и развеивает самый чёрный мрак. Внезапно, без всякого повода.

Представьте, приходим мы с большой перемены, а в углу на полке стоит коробка. Длинная такая коробка из булочной Гольдмана. А в ней — двадцать четыре пирожных! Румяных, кругленьких, с ванильным кремом!

— Мистер Вудвуд вас просто разыграл, — сказала миссис Бейкер. — Угощайтесь.

И мы не стали ждать повторного приглашения.

Когда мои одноклассники разъехались по своим храмам, миссис Бейкер спросила:

— Как вы считаете, мистер Вудвуд: в «Буре» счастливый конец?

Я ответил, что счастливый. Наверно, потому, что моя собственная история с пирожными только что закончилась так благополучно.

— А как же Калибан? Разве он не заслужил счастливого конца?

— Нет. Он чудище. И должен потерпеть поражение. В этом и состоит счастливый конец. Как Годзилла… он же должен быть убит в конце фильма? А Калибана надо…

— Что с ним надо сделать?

— Нельзя же, чтобы он оказался победителем.

— Это верно, победить он не должен. Но мне всегда жаль, что Шекспир не придумал и для него хороший конец. Пусть бы и чудищу тоже досталась капелька счастья. Но для этого нужно, чтобы сам он изменился, чтобы стал лучше, чем думает о нём Просперо. Мы все иногда бываем ужасны. И нашу ужасную сущность Шекспир воплощает в этом образе, в Калибане. Но в каждом человеке есть и другая сущность. Та, что после поражения позволяет душе вырасти, стать лучше. Вот я и думаю, что хорошо бы в конце пьесы увидеть, как меняется Калибан.

Она захлопнула книгу.

— После поражения никто не вырастает, — возразил я. — Поражение — это конец.

Миссис Бейкер улыбнулась.

— Две недели назад прошли первые испытания ракеты-носителя «Сатурн-5». Меньше года назад мы потеряли трёх астронавтов, но уже испытываем новую ракету, чтобы в один прекрасный день пройти по Луне, чтобы расширить пределы нашего мира. — Она вдруг закрыла лицо руками и сквозь пальцы договорила: — Шекспир порадовался бы такому исходу.

А потом она отняла руки от лица и спрятала книгу в нижний ящик стола. Мы молчали, и в классе было тихо, только дождик шелестел за окном.

— Спасибо вам за пирожные, — сказал я.

— Не действует по принужденью милость, — ответила учительница. — Как тёплый дождь она спадает с неба…

Миссис Бейкер смотрела на меня и улыбалась неучительской улыбкой. Опять.

И тут в класс вошла миссис Биджио. То есть не совсем вошла. Она остановилась на пороге, прислонившись к дверному косяку, одна рука — возле губ, другая — на ручке двери. Пальцы дрожат.

Миссис Бейкер вскочила.

— Эдна! Нашли его?

Миссис Биджио кивнула.

— Он жив?..

Миссис Биджио открыла рот, но ответить не смогла. Нет, она не молчала, она издавала какие-то звуки, я не возьмусь их передать или описать. Звуки горя. Если вы их услышите, непременно узнаете.

Миссис Бейкер подбежала к ней, обняла, довела до своего стула, усадила, вернее выпустила из рук, а миссис Биджио осела, точно сдувшийся воздушный шарик.

— Идите домой, мистер Вудвуд, — сказала миссис Бейкер.

И я ушёл.

Но те звуки я никогда не забуду.

На следующий день я узнал, что муж миссис Биджио погиб во Вьетнаме, на какой-то безымянной высоте, ночью. Он был разведчик. И просто не вернулся с задания. После его гибели командиры решили, что эта высота не такая уж важная. И не стали за неё сражаться.

Спустя три недели тело морского пехотинца, старшего сержанта Энтони Биджио доставили на родину. Его похоронили на кладбище возле собора Святого Адальберта, где он когда-то крестился, а потом венчался. В «Городской хронике» на первой странице поместили фотографию миссис Биджио. В одной руке она держала свёрнутый треугольничком американский флаг, который до этого был накинут на запаянный наглухо гроб. Другой рукой она закрывала лицо.

Ещё через два дня в «Городской хронике» появилась другая фотография: на здание католического приюта, где жила Мей-Тай, напали какие-то вандалы. Они написали на фасаде большими чёрными буквами: «Вьетнамцы — вон отсюда! Убирайтесь домой!»

В «Буре» вполне правильный, хороший конец: Просперо позволяет королю встретиться с сыном, позволяет Миранде найти свою любовь, наказывает злого герцога, отпускает на волю Ариэля и возвращает себе герцогский титул. Все, кроме Калибана, счастливы, здоровы, прощены, все уплывают восвояси за море. Никаких бурь, полный штиль. Счастливый конец.

У Шекспира.

Но на самом деле всё не так.

Потому что волшебников в жизни нет. Да и волшебного мало.

И милость иногда вовсе не действует — не важно, по принужденью или без. Не действует, и всё тут.

Декабрь

В первую среду декабря из динамиков донёсся голос мистера Гвареччи. Он объявил, что в январе всем учащимся средних и старших школ штата предстоит пройти тестирование для определения уровня знаний, умений и навыков. Поэтому в каникулы все мы должны усердно заниматься и выполнить пробные тесты по всем предметам. Нельзя ударить в грязь лицом, нельзя подвести родную школу! Он не сомневается, что ученики вверенного ему учебного заведения приложат все силы и оправдают его, директорские, надежды!

Не скажу наверняка, но, по-моему, глаза у миссис Бейкер стали квадратными.

Остальные утренние новости оказались скучными, как декабрьская морось за окном. Мистер Гвареччи это, видимо, понимал и решил напоследок нас развлечь: прочитать послание от миссис Сидман. Всем нам она пожелала прекрасного праздничного настроения в эту чудесную праздничную пору. Она надеется, что даже сейчас, во время войны, мы сможем на досуге — то есть на каникулах — поразмыслить над такими глубокими и значительными понятиями, как мир и добрая воля. Она искренне в нас верит!