Северное сияние - Филип Пулман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катакомбы были намного больше винных подвалов, но тоже не бесконечны. Когда Лира и Роджер исследовали каждый их уголок и выяснили, что Жрецов здесь не найти, они решили заняться другими местами – но при выходе из крипты замечены были Предстоятелем и приглашены в Капеллу.
Предстоятель был пухлый пожилой человек, и звали его отец Хейст. Он совершал в Колледже все службы, читал проповеди и молитвы и исповедовал. Когда Лира была моложе, он хотел позаботиться о ее духовном развитии, но был сбит с толку ее уклончивостью, равнодушием и неискренними покаяниями. В духовном отношении она глуха, решил он.
Услышав его оклик, Лира и Роджер неохотно повернули и поплелись в большую, затхлую, сумрачную Капеллу. Там и сям перед изображениями святых колебались огоньки свечей, с хоров доносился слабый стук – там что-то чинили; служка надраивал медный аналой. Отец Хейст поманил их из дверей лестницы.
– Где вы были? – спросил он. – Я уже не в первый раз вас тут вижу. Что вы придумали?
В голосе его не было суровости. Казалось, что ему это в самом деле интересно. Его деймон-ящерица сидел у него на плече и выбрасывал в их сторону длинный язычок. Лира сказала:
– Мы хотели посмотреть в крипте.
– Что посмотреть?
– Ну… гробы. Мы хотели посмотреть все гробы.
– Зачем?
Она пожала плечами. Таков был ее обычный ответ, когда на нее нажимали.
– А ты, – продолжал он, обратившись к Роджеру. Деймон Роджера, терьер, подобострастно завилял хвостиком. – Как тебя зовут?
– Роджером, отец.
– Если ты слуга, то где работаешь?
– В Кухне, отец.
– Так сейчас тебе и надо там быть, наверное?
– Да, отец.
– Тогда ступай.
Роджер повернулся и убежал. Лира возила ногой по полу.
– Что до тебя, Лира, – сказал отец Хейст, – я рад, что ты интересуешься Капеллой. Тебе повезло, дитя, что ты живешь в таком историческом месте.
– Угу, – отозвалась Лира.
– Но меня удивляет твой выбор товарищей. Ты чувствуешь себя одинокой?
– Нет.
– Тебе… Тебе не хватает общества других детей?
– Нет.
– Я не имею в виду кухонного мальчика Роджера. Я имею в виду таких детей, как ты. Благородно рожденных. Ты хотела бы такую компанию?
– Нет.
– Или, скажем, других девочек…
– Нет.
– Понимаешь, никто из нас не хочет лишить тебя обычных детских радостей и развлечений. Иногда мне кажется, что тебе должно быть одиноко среди пожилых Ученых. Ты это ощущаешь?
– Нет.
Он сплел пальцы рук и постукивал сверху большими пальцами, не зная, о чем еще спросить этого упрямого ребенка.
– Если тебя что-то огорчит, – проговорил он наконец, – знай, что ты всегда можешь прийти ко мне и рассказать. Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь прийти.
– Да, – сказала она.
– Ты молишься?
– Да.
– Хорошая девочка. Ну, беги.
Едва сдержав вздох облегчения, она повернулась и ушла. Жрецов под землей не оказалось, и Лира снова вышла на улицы. Тут она чувствовала себя как дома.
А потом, когда она почти потеряла к Жрецам интерес, они появились в Оксфорде.
Впервые Лира услышала об этом, когда пропал мальчик из знакомой цыганской семьи.
Случилось это во время Конской ярмарки, и гавань на канале была заполнена длинными лодками с торговцами и путешественниками, а набережные Иерихона пестрели яркими сбруями, оглашались стуком копыт и гомоном торжища. Лира всегда радовалась Конской ярмарке: иногда удавалось прокатиться на лошади, за которой плохо присматривали, и было сколько угодно возможностей затеять войну.
А в этом году у нее был грандиозный план. Вдохновленная прошлогодним захватом каяла, на этот раз она намеревалась вволю наплаваться со своими дружками из кухни. Она может доплыть до самого Абингтона и устроить хороший тарарам на…
Но в этом году войны не получилось. Когда она и еще двое мальчишек прогуливались под утренним солнцем вдоль верфи в Порт-Медоу, передавая друг другу украденную сигарету и важно пуская дым, раздался знакомый оглушительный крик:
– Ты что с ним сделал, дубина стоеросовая?
Это был могучий голос, голос женщины, но женщины с луженой глоткой и медными легкими. Лира сразу стала искать ее взглядом, потому что это была Ма Коста, которая два раза огрела Лиру по голове так, что зазвенело в ушах, зато три раза угощала ее печеньем. Семья ее была знаменита роскошью и великолепием своего каяла. Они были князьями среди цыган, и Лира восхищалась Ма Костой, но пока решила держаться подальше, потому что это ее лодку угнала в прошлом году.
Дружок Лиры, услышав крик, без долгих раздумий схватил камень, но Лира сказала:
– Не вздумай. Она рассержена. Переломит тебе хребет, как прутик.
На самом деле Ма Коста была не столько сердита, сколько встревожена. Человек, к которому она обращалась, лошадник, пожимал плечами и разводил руками.
– Да не знаю, – говорил он. – Только что был здесь – и уже нет. Я и не видел, куда он делся…
– Он тебе помогал! Лошадей твоих чертовых держал!
– Так и должен был тут стоять. Сбежал, бросил работу…
Договорить он не успел, потому что Ма Коста нанесла ему мощный удар по скуле, за которым последовал такой залп ругательств и оплеух, что он завопил и бросился наутек. Лошадники по соседству засмеялись, а пугливый жеребенок вскинулся на дыбы.
– Что происходит? – спросила Лира цыганенка, который наблюдал за этим разинув рот. – Чего она разозлилась?
– Из-за сына, – ответил ребенок. – Из-за Билли. Думает, наверно, что его Жрецы забрали. Они могли. Я его не видел с…
– Жрецы? Так они и в Оксфорд пришли?
Цыганенок окликнул друзей, тоже наблюдавших за Ма Костой.
– Она не знает, что тут делается! Она не знает, что Жрецы пришли!
Пяток сопляков воззрился на нее насмешливо, и Лира бросила сигарету, восприняв это как сигнал к драке. Все деймоны мгновенно приобрели воинственный вид – обзавелись кто клыками, кто когтями, кто вздыбленной шерстью, а Пантелеймон, презирая скудное воображение этих цыганских деймонов, принял вид дракона величиной с борзую.
Но бой не успел начаться: в гущу ворвалась Ма Коста, отшвырнув с пути двух цыганят, и встала перед Лирой, как боксер.
– Ты его видела? Ты видела Билли?
– Нет, – сказала Лира. – Мы только пришли. Я его сколько месяцев не видела.
Деймон Ма Косты, ястреб, кружил в ясном небе над ее головой и немигающими желтыми глазами яростно озирал окрестность. Лира испугалась. Никто не волнуется, если ребенка несколько часов нет, тем более цыганского ребенка: в сплоченном плавучем мире цыган все дети драгоценны и бесконечно любимы, и мать знает, что, если ребенок пропал из виду, поблизости от него будет кто-то другой и защитит его не раздумывая.
