Бывальщина пограничника Гривы - Григорий Кирилюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роданов и Варивода принесли Гриву в село, быстро нашли сельсовет. Варивода сейчас же бросился к телефону, несколько раз крутанул ручку и вовсю прокричал в телефонную трубку:
— Алло! Застава!.. Застава!..
В трубке ни звука. Еще раз рассерженно крутанул ручку, позвал в трубку. Аппарат упрямо молчал.
— Что же теперь будем делать? — встревоженно спросил Роданов. — Вы, товарищ командир, ранены… Судьба Громыко неизвестна… Телефон молчит…
Скрипнула дверь. На пороге встал испуганный и удивленный председатель сельсовета. Вся его одежда была залеплена глиной. В сапогах хлюпало. Неразборчиво пробормотав приветствие, председатель посмотрел на знакомого ему Гриву, бойцов, на телефон и сказал:
— Восемь столбов как не было — чик, — махнул рукой, подчеркивая слово «чик». — Провода, как нитки, путаются под ногами…
— Что, гроза побила или подрезаны? — спросил Варивода.
Председатель повторил — «чик» — и пограничники так и не поняли, что случилось со столбами.
Грива попросил послать кого–то верхом на коне и передать на заставу донесение.
— Сам поскачу! — сказал председатель.
…Громыко на своем подземном посту размышлял: «Идти на поиск командира нельзя. Но и оставаться наедине с четырьмя задержанными — не сладко… И дождь не перестал. Вот–вот вода зальет в пещеру… И камни могут завалить выход… Вести на заставу?.. Так они, как зайцы, разбегутся… И патронов, наверное, осталось мало…» Громыко снял диск с автомата, потрогал пальцем и похолодел. Ни один патрон не подставил свое твердое тело под палец. «Что же делать?» — Громыко механически ступил два шага, и под сапог попало что–то продолговатое, не похожее на камешек. Посветил тусклым лучом фонарика и увидел пистолет ТТ, найденный Родановым и Вариводой в ручье. Рядом лежал брезентовый рюкзак. Громыко поднял ТТ, проверил обойму. У ней было шесть патронов. Стало легче на душе.
В пещере все труднее дышать. Громыко закашлялся. Это зачадили «плотогоны», как цыгане в шатре. Громыко подошел к ним, вытянул левую руку с фонариком, присмотрелся. Вдруг камешек больно ударил его по руке. Фонарик выпал, но не погас. Он осветил нахмуренные, решительные лица «плотогонов». Тот, кто назвался Левком, медленно встал, за ним поднялись остальные. Громыко увидел в их руках камни. Тогда он недолго думая навел пистолет на Левка. Левко начал приседать все ниже и ниже, словно хищник, готовящийся к прыжку на свою жертву. Сквозь сжатые зубы Громыко спросил:
— Что, нападение?
— Конечно, нет. Это с потолка упал камушек, товарищ…
— Я тоже могу бахнуть. Назад!
Плотогоны отпрянули.
Громыко поднял фонарик, сурово предупредил:
— Чтобы больше ни один камень не упал с потолка. Ясно? Иначе срежу первой же пулей. Вопросов нет?
— Есть, товарищ.
— Подавай.
— С вами поговорить можно? — начал Левко. — Мы хотим миром поговорить…
— Я на посту. Разговаривать с дежурным не разрешается. Но жалобы выслушаю.
— Возьмите себе, товарищ, из того мешочка денег сколько хотите и идите отсюда. Согласны?
— Не понимаю. Что вы сказали?
Громыко осветил лицо Левка. «Плотогон» обеими руками оперся о колени, его выкатившиеся глаза впились в пограничника.
В пещере залегла напряженная тишина.
— Деньг–ги–и, деньги! Тысячи-и! — змеем шипел Левко. — Согласны?
— До утра еще далеко. Подумаю!
— Мы не хотим ждать! — воскликнул Левко.
— Не хотим! — эхом откликнулись «плотогоны».
Их руки снова потянулись к камням. Видать, догадались, что имеют дело только с одним пограничником. Громыко поправил пустой автомат, обнадеживающе ответил:
— Подумаю.
Задержанные со значением переглянулись. Громыко отошел, погасил фонарик. Где–то сверкнул далекий сполох молнии. Пограничник увидел — выход из пещеры до половины засыпан камнями. Он протянул руку на улицу, наполнил горсть дождевой водой, умыл глаза, лицо. Потом нащупал рюкзак. Пальцы почувствовали, что за прорезиненной тканью лежат какие–то плитки, похожие на пачки галет. Пограничнику непреодолимо захотелось есть. И он не удержался от искушения, развязал рюкзак, вынул одну пачку. Пачка оказалась слишком твердой. Громыко понюхал ее, лизнул языком и сплюнул.
— Вот гады, — выругался шепотом. — Тол! Куда же они его несли? К мосту или в железнодорожный туннель?..
Громыко еще раз послал руку в рюкзак и чуть не ахнул. Пальцы коснулись новехоньких хрустящих бумажек. «Деньги…» Хотел присветить, но батарейка в фонарике села.
С пещеры ревели «плотогоны»:
— Согласен или нет?! Не хотим до утра!
Громыко прилег за выступом валуна и приготовился к бою. В глубине пещеры хищно поблескивали огоньки. «Плотогоны» больше не требовали согласия. Они действовали. Подожгли сухие листья; едкий дым с запахом гнилья пополз на Громыко. У него заслезились глаза.
— Что вы там жжете? — сурово спросил пограничник.
— Да… тут у одного штаны тлеют, — ехидно ответил из глубины Левко. — Мы уже гасим…
На самом деле «плотогоны» все ближе и ближе подгребали к нему тлеющую листву. «Вот гады. Решили выкурить меня…» Громыко снял картуз, закрыл им рот и пополз к выходу. Только он примостился у отверстия, на него полетело несколько камней. Потом зашлепали постолы[6] задержанных.
— Назад! — скомандовал Громыко и дважды выстрелил из пистолета в потолок. — Кто сделает еще хоть шаг, убью!
В пещере заколебались.
— Товарищ, мы задыхаемся! — послышался жалостливый голос.
— Тушите огонь!
— Тушим. Но вы надумались или нет?
— Согласен.
— Тогда пустите нас. Еще не поздно.
— Пусть посветлеет. Посмотрю, что у вас за деньги, тогда… Может, там доллары? Что я с ними буду делать?
Задержанные притушили огонь, но в глубь пещеры не вернулись. Они жадно дышали свежим воздухом.
Легонький ветерок стряхивал капли з деревьев, разгонял облака. Засинело небо. Заиграла вокруг густая зелень. Защебетали утренние птицы. Неожиданно послышались приглушенные голоса.
Говорили, топали, шелестели где–то недалеко.
Ни присмотреться, ни хотя бы оглянуться Громыко не мог. На расстоянии двух метров в пещере лежали «плотогоны». Они в любое мгновение могли вскочить на ноги, дико кинуться на него, смять и разбежаться…
А голоса звучали все громче, приближались.
Их услышали задержанные и постепенно подползли к выходу. Еще шаг, еще два, и они… В пистолете четыре патрона. Не промахнется ли он? Громыко поднял пистолет… Но что это? Решительные лица «плотогонов» мгновенно посерели, злые волчьи глаза погасли… Левко съежился, втянул голову в плечи. В это мгновение за плечами Громыко с грохотом покатился камень, и к проходу в подземелье друг за другом спрыгнули Варивода, Роданов. Тольки тогда Громыко оглянулся, увидел начальника заставы, встал и доложил:
— Группа задержанных в количестве четырех человек, рюкзак со взрывчаткой, деньгами, пистолет — все в целости. Разрешите покинуть пост?
— Разрешаю, товарищ Громыко.
«Плотогонов» привели на заставу. По дороге пограничники нашли мертвого «ворона». Стремительное течение выбросило его на берег.
ШУСТРЫЙ ИЛЮХА
Небольшой мальчишка — с вихрастыми волосами, торчащими из–под старенькой шляпы, в поношенном кептарике с деревянными застежками вместо пуговиц, в красных штанцах в «дудочку» и самодельных легоньких постолах — несмело подошел к заставе. Гордею Гриве как–то сразу понравился этот гуцуленок.
К заставе ежедневно прибегало много мальчишек, но то были по большей части крикуны, непоседы. Илья же мог часами стоять невдалеке от зеленого грибка часового и, сомкнув припухшие губы и нахмурив пшеничные бровки, любоваться его винтовкой или автоматом, серебреными шпорами всадников, их ретивыми конями. Он переступал с ноги на ногу, поправлял шляпу на непослушной шевелюре, и тогда на его расшитом ремешке покачивалась медная цепочка от ножика. Ремень, как и ножик с цепочкой, — подарки неня.
Неньо Ильи вместе с пограничниками ставит коло заставы высокую наблюдательную вышку. Засмотрелся Илья на вышку и представляет себя на ней караульным великого государства. Илья знает, что с той вышки можно увидеть аж четыре страны — Чехословакию, Венгрию, Румынию и любимый край — Украину. А если посмотреть через маршальский бинокль?! Что тогда! Илья увидел бы? Ого–го!
Может, сегодня Илья и побывал бы на вышке, где дыхание перехватывает от высоты. Вон видишь, как сочувственно смотрит на него Гордей Грива… Если бы с заставы не вышел начальник лесоучастка, друг отца Ильи. Неуклюжий, як медведь, с длинными усами, он остановился перед мальчишкой, повеял густыми, будто травостой, бровями и спросил: