Причёсывая жирафу - Сан-Антонио

Моя мысль закрутилась. Я посмотрел на свои ногти, подул на них, как это делал один американский актер в Вестерне, когда его зацапал шериф, и потер их о лацкан.

- Я один из первых прибыл на место происшествия, - сказал я. - Донато был еще жив и смог сказать мне...

Я старался не смотреть на маркиза, но в то же время очень пристально следил за ним в зеркало. Мне кажется, парни, что он покраснел под слоем румян и, видимо, задавал себе вопрос, что же мне нужно, так как наступил момент перейти к основному.

- Он рассказал мне о некоторых вещах, - бросил я.

- Ах, да? - пролепетала эта кукла.

Я молчал. Это было угрожающее молчание, тяжелое молчание. Парень Тото больше не пытался поближе удостовериться, хорошо ли я выбрит. Ему стоило огромных трудов проглотить слюну. Он также не говорил ни слова, это очень удивительно с его стороны.

Наше молчание напоминало салон.

- Это ужасно, - выдавил Умберто без малейшего выражения.

Он еще надеялся, что я заговорю, но я почувствовал, что он дошел до предела и воздержался от этого.

- Что же вам сказал этот бедный Донато?

- Я вам сказал: кое-какие вещи.

- Какие вещи?

Я проделал с ногтями ту же операцию, но на другой руке.

- Знаете, Тото, когда человек, на которого напали, делает перед смертью заявление, то его следует передать только полиции.

Он глубоко вздохнул, как ребенок, который долго плакал.

- Сколько? - жалобным тоном спросил он.

Магическое слово! Сколько в нем самоотречения! Высшая самоотверженность! Самопожертвование! "Сколько"! Сколько за то, чтобы секрет был сохранен! Сколько за то, чтобы быть спокойным?! Чтобы мерзость была скрыта, порок был неизвестен, честь женщины спасена!

- Это зависит от вашего доброго сердца, - ответил я, приветливо улыбаясь.

У бедного монсиньора изменился цвет лица. Можно было подумать, что он спал в экспрессе.

- Пятьсот тысяч лир!

- Вы принимаете меня за нищего, Тото. Лира - такая жалкая монета.

- Тогда сколько же вы хотите?

Его жалкое представление о лире и его предложение указывало на то, что чего он опасался было не таким уже серьезным. Но, может быть, он скупой?

- Десять миллионов, - брякнул я наугад, - и это моя последняя цена.

- Нет, пять миллионов, а это как раз та сумма, которую я дам полицейским, чтобы замять дело, так что видите...

Я дал ему небольшого тумака и вытащил удостоверение.

- Полюбуйтесь немного на этот пейзаж, Умберто.

- Полиция! - воскликнул он. - Французская полиция! Но что все это означает?

- То, что вы все мне объясните, дорогой маркиз. Донато, увы, был уже мертв, когда я его обнаружил, но я вам сказал неправду, чтобы узнать правду. Итак, вы скажете мне всю правду. Если вы этого не сделаете, я устрою такую бурю с громом, что вам вашими пятью миллионами придется успокаивать журналистов.

Бедное создание разразилось конвульсивными рыданиями. Оно стучало ногой, терло лицо и проливало горькие слезы на шелк дивана.

- Вы очень злой, очень отвратительный полицейский, - сетовал Умберто.

- Вместо того, чтобы изливать свою экспансивность, вы бы сделали лучше, если бы осведомили меня. Если вы будете говорить серьезно, я сделаю так, что вы окажетесь в стороне от этого отвратительного дела, и это даже не будет стоить вам ни одной лиры.

Наводнение слез сразу прекратилось.

- У меня есть ваше честное слово?

- Вы его имеете, но никому об этом не говорите: оно было последним, что у меня оставалось. Итак, прекрасный блондин?!

- Ну вот... я... у меня период депрессии, и, чтобы подбодриться, мне необходимо немного допинга...

Я немедленно вспомнил о двух пакетах с белым порошком в потайном ящике Градос. Это осветило все.

- Они снабжали вас наркотиками?

- Да. Каждый раз, когда они проезжали через Турин, они привозили мне наркотики. И не дорого, потому что они были настоящими друзьями.

Я задумался.

- А где вы были в эту ночь, маркиз?

Он возмутился:

- Ведь не можете же вы подозревать меня в том, что я их убил! Не забывайте, что я маркиз ди Чаприни.

- Э, нет! - проворчал я. - Вам совершенно не нужно кричать об этом, Тото. Бесполезно повышать голос, я не вижу причины, почему бы мне не подозревать в убийстве маленького маркиза, начиненного наркотиками и хвастающего тем, что дружит с торговцами наркотиков.

Это удручило его и он заплакал.

- О! Как вы жестоки со мной!

- Ответьте на мой вопрос, прошу вас!

- Эту ночь я провел здесь с моими желанными друзьями. Я могу сообщить вам их имена, и, надеюсь, они вас убедят.

- Я тоже надеюсь на это, но только ради вас. А что, Градос были крупными перевозчиками наркотиков?

- Я этого не знаю.

- Но-но, без вранья, я этого не терплю. А если я недоволен, то я сержусь, и не скрываю, что когда я сержусь, то начинаются неприятности.

- Но я действительно не был в курсе их дел.

- Забавно! А у них было много таких клиентов, как вы?

- Я вам клянусь, что не знаю. Но это возможно, ведь они работали в цирке. Я абсолютно ничего больше не могу вам сказать. Я не могу...

- С кем, помимо вас, они виделись в Турине?

Красивая "маркиза" пожала хрупкими плечами. Она, вероятно, очень не дурна в вечернем наряде.

- Я не знаю.

- С синьорой Кабеллабурна? - наугад спросил я.

Он нахмурил брови.

- Возможно! Я действительно слышал, как в ту ночь Донато звонил этой даме.

- Откуда он звонил?

- Отсюда. Они пришли выпить по стаканчику после выступления у Тортиколи. Донато попросил у меня разрешения позвонить по телефону, а так как телефон находится в соседней комнате, то я отлично слышал, как он вызывал синьору Кабеллабурна.

- Что он ей сказал?

Тото наморщил лоб. Он не очень-то хорошо знает. В то время он, вероятно, баловался с другим Градос, и голова его была занята совсем не этим!

Мы продолжаем.

- А он ничего не сказал, вернувшись после того, как позвонил? спросил я.

Очаровательный маркиз колебался.

- У него был озабоченный вид, и он сказал своему другу: "Джузеппе еще не вернулся".

Я порывисто схватил ди Чаприни за руку.

- Повторите!

- Он сказал: "Джузеппе еще не вернулся", - заявил Тото.

Не знаю, помните ли вы еще, банда бездельников, что убитого шофера звали Джузеппе Фаролини.

- А что ответил Поль?

- Ничего. Это, казалось, не слишком его обеспокоило.

- А вчера вы опять виделись с Градос?

- Нет, я был в Милане. Но они должны были прийти сюда вечером.

- Вы знакомы с Кабеллабурна?

- Я встречался с ним на приемах.

- Какого рода эти люди?

- О, он крупный делец. Он очень богат. Его жена...

Его жена - тоже, вероятно. Хотя она уже мертва.

- Ну, что же его жена? - спросил я.

- Она, казалось, скучала в жизни.

- И она пользовалась наркотиками?

- Я могу в это поверить, - ответил Тото.

Мой мизинец сообщил мне, что мне больше нечего вытянуть из этого херувима. Я встал, чтобы выйти.

- Вы сообщите об этом итальянской полиции? - спросил он.

- Нет, моя прелесть, - ответил я маркизу. - Только не исключено, что итальянская полиция сама додумается до этого. Она захочет спросить людей, с которыми общались Градос после их приезда в Турин, ну, а так как вы находитесь в их числе, то не исключено...

Он улыбнулся:

- Это относительно наркотиков?

- Я вас понял. Но это зависит целиком от вас. Вам нужно сыграть так, чтобы ваш нос был чист, если можно так выразиться.

Я ушел. А как вы думаете, кого, выходя, я встретил на пороге?

Моего дружка Ферна-Брасса. По его лицу я понял, что наши встречи начинают становиться все менее и менее сердечными.

- Что вы тут делаете? - первым разразился он.

- Я собираю милостыню для церковного прихода, - ответил я. - Вам нет нужды идти туда, так как мне здесь уже подали.

С этими словами я прошел прочь, адресовав ему приветливую улыбку.

7

То, что больше всего взволновало туринцев, - это не убийство Джузеппе Фаролини и не убийство Градос или герцога де Гиза. Их также не волновала кража знаменитой картины, хотя она и произошла при таинственных обстоятельствах.

Нет, то, что больше всего заставляло течь чернила и слюну - это бегство пятнадцати тигров. Смерть не кусается, если можно позволить себе такую фантастическую шутку, на одну картину стало меньше, что не так уж ужасно, даже если она изображала Фернанделя, а вот пятнадцать бельгийских тигров питаются не бананами. Таким образом, каждый в этом доблестном пьемонтском городке думал об этих котах и о своих детях, а также о том, что они представляют для сбежавших из клеток тигров приятную закуску.

Пожарные, техники, повозки, берсельеры, полицейские и жандармы с вертолетами объединились и выступили для действий.

Когда наступил черный вечер, четырнадцать хищников были водворены на свои места, но пятнадцатый отсутствовал.

Месье Барнаби, который надеялся на возможность устройства вечернего представления, должен был разочароваться. Пока хоть один тигр будет находиться на свободе, все представления будут отменены. Более того, префектура приказала ему покинуть город.