Причёсывая жирафу - Сан-Антонио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я немного помолчал, а потом последовал совету, данному мне моей интуицией.
- Почему бы и нет? Обшарьте цирк быстро и глубоко.
Он посмотрел на меня таким горячим взглядом, что я, должно быть, даже загорелся.
- Что это вы мне тут рассказываете?
- Прочешите все частым гребешком: фургоны, зверинец, клетки, ящики с сеном. Может быть, вы получите хороший сюрприз.
- Но мне нужен мандат на обыск! Сегодня воскресенье, и судья...
- Я уверен, что если вы отправитесь к Барнаби и попросите у него разрешение на обыск, объяснив ему, что таким образом он избегает неприятностей, если согласится, то он позволит вам действовать.
Ферна-Брасса молча смотрел на меня. Его взгляд смягчился. Он кончил тем, что слегка фыркнул и прошептал:
- Очень хорошо. Я надеюсь, ваш совет хорош.
Он вышел.
Почему я так сделал? Только Бог это знает. Вечно этот древний инстинкт, который толкает меня на действия прежде, чем я подумаю.
В ванной комнате Беру громко пел. Золотое сердце и шкура коровы. Душа архангела в теле трубочиста. Спасибо, Беру! Это было великолепно!
Вскоре он появился: прекрасен, как новобрачный, одет в желтую рубашку с фиолетовыми полосами и бутылочно-зеленый костюм.
- У меня не совсем бархатная кожа, - уверял он, проведя своей мужественной рукой по щеке, - так что девушкам надо будет остерегаться, тем более что мы находимся в стране, которой я не посвящал время. Я слышал, что малютки здесь знают разные трюки. Как твое мнение, Сан-Антонио?
Мое мнение? Я не имел времени высказать его, так как к нам в сарай, как пуля, влетел месье Барнаби. Он был бледен, как баклажан, и его толстые губы дрожали от волнения.
- Что-то идет не так, патрон? - спросил я. - Или неисправность в коробке передач?
Он замолчал, так как из ванной комнаты послышалось мяуканье тигра.
- Что я слышу? - пробормотал он.
- Это я зевнул, - заявил Беру, старательно воспроизводя мяуканье тигра.
Он очень способен к иностранным языкам, этот Мастер. Рев слона, рычанье льва, песнь лебедя не являются для него загадками.
- Ну, я пойду немного принаряжусь, - решил он и быстро скрылся в ванной комнате.
Он исчез, и вновь послышался шум потасовки. Мой дорогой товарищ занимался укрощением нашего милого постояльца.
Но оставим тигра, чтобы вернуться к нашим братишкам, как говорила Жанна д'Арк.
Барнаби, этот демонстратор акробатов, казался здорово расстроенным.
- Укромное место, о котором ты мне говорил, где оно находится? небрежно спросил он.
- Это зависит, - прервал я его, - от того, большие ли предметы надо прятать.
- Большие.
- Но какой величины?
Он поднял руку на расстоянии одного метра и тридцати двух сантиметров от пола.
- Есть вещи такой высоты, - не смущаясь ответил он.
Но вещь такой величины не может быть картиной. В таком случае, что же это такое?
Действительно, в цирке Барнаби происходят странные вещи и сборище в нем тоже довольно-таки странное.
- Это твердое или мягкое?
- Твердое.
Можно сказать, игра в догадки. Я еще мог бы спросить его: не кладет ли оно яйца, не выкрашено ли в зеленый цвет, есть ли у него шерсть, говорит ли оно "мама", не колется ли, не поет ли, не моется ли, а если моется, то моется ли водой, есть ли у него ослиные уши, лазает ли оно по стенам, тяжелое ли оно, говорит ли по-английски, можно ли его разрезать ножницами, как оно пахнет, есть ли такое же у генерала де Голля, есть ли у него два таких же, есть ли у него три, может ли оно быть выше головы, видно ли это в темноте, мажет ли оно пальцы, носит ли оно бороду, летает ли, растет ли это в садах, есть ли на нем ручные часы, похоже ли оно на Франко, или же у него умный вид, мог ли написать его Пикассо, пользуются ли им вдовы, хранится ли это под целлофаном, имеет ли оно право на сидячее место, дорого ли оно стоит, производится ли это во Франции, боится ли оно сырости, находится ли это в свободной продаже во всех больших аптечных магазинах...
Да, я мог бы обо всем этом спросить, а также еще о многом другом, но решил воздержаться от этого.
- Я думаю, нам надо выйти из цирка, - сказал я. - Положите это в багажник вашей машины, дайте мне ключи и бумаги на нее и скажите, куда я должен все это отвезти.
Но, как говорил Ван Гог, он слушал не тем ухом.
- Ты шутишь! А если тебя обыщут?
- Меня не станут обыскивать.
- Почему же, скажи на милость.
- Потому что комиссар Ферна-Брасса был любовником моей сестры, и я табу в его глазах. Он сделал ей шесть маленьких детей, и он знает, что я могу испортить его карьеру, устроив скандал. Вот почему я могу позволить себе быть хитрым.
Барнаби улыбнулся.
- О, понимаю! Ну, что ж, раз дело обстоит так, мы сделаем, как ты говоришь. Когда это будет погружено, вы уедете, а я буду ждать вас за две улицы отсюда и сам займусь выгрузкой. Банко?
Он крепко пожал мои пять.
- Встретимся через три минуты перед моим фургоном. Нужно действовать быстро. - Он ушел, а я отправился за Храбрейшим.
- Беру, - начал я ему, - есть срочное дело. Ты помчишься к ближайшей стоянке такси, сядешь в такси и отправишься за две улицы отсюда и там будешь ждать кремовый "кадиллак" патрона. За рулем буду я. Потом появится папаша Барнаби и заменит меня за рулем своей тачки. С этого момента ты и начинаешь действовать. Осторожно последуй за ним и запомни то место, куда он приедет. Потом срочно возвращайся, и мы проведем конференцию. Усек?
- Что это еще за махинация? - возмутился Необъятный. - А как же мой деликатный вечер, который пропадает в этой беготне?
- Я все объясню тебе потом. Что же касается твоих развлечений, то ты их получишь, только потерпи немного. Я тебе обещаю это.
- Ты допустишь ошибку с моим котеночком, пока меня не будет, беспокоился он.
- Можешь не беспокоиться и прояви ловкость, Толстяк. Нельзя, чтобы Барнаби тебя увидел.
- Я сделаю это, как для себя.
Я побежал к фургону патрона. Он как раз запирал багажник с таинственным грузом. Он нервничал, король тепленькой вещички. Да, это верно, мы оба хозяева этой вещи, он и я.
- Ты думаешь, что сможешь проехать, сынок? - беспокоился он.
- Раз я вам сказал, босс, все будет в порядке!
- Если тебе это удастся, ты получишь хорошенький подарок. Барнаби обещает тебе это.
- Идите и ждите меня, и не заботьтесь об остальном, - сказал я.
Он был похож на продавца старых машин.
- Если у тебя нет возражений, сынок, то хозяйка поедет с тобой.
Слышите, друзья? Вот что может расстроить мои намерения и рискует все испортить. Но разве была возможность отказать?
- Конечно, у меня нет возражений!
Выход мадам Барнаби из фургона не был замечен. Я хотел бы, чтобы ее можно было увидеть на фотографии в журнале, а также, чтобы ее можно было отправить со следующим автомобилем.
Она похожа на новое средство передвижения. На ней было надето вышитое серебром платье в стиле Жанны д'Арк. Оно было похоже на чешую. На ней также были серебряные босоножки, накидка из серой норки, покрытая сверху донизу бриллиантами.
Когда она шла, можно было подумать, что это идет большая люстра из галантереи зеркал. На ней была положена вечерняя косметика, и это было настоящим произведением искусства. Духи, которыми она надушилась, вызывают желание отправиться на каникулы на борту фургона. Она даже вставила свою праздничную искусственную челюсть, которую она употребляет для икры, жирной печенки и светских поцелуев.
- Значит, это нечто вроде похищения? - жеманилась эта ужасная женщина, повалившись на кожу "кадиллака".
- Если можно так сказать, то что-то вроде этого, - согласился я и прибавил, быстро стрельнув на нее глазами: - Увы! Это только мечты, прекрасная мадам!
Я заслужил вздох. Поверьте мне, эта малютка охотно позволила бы увезти себя.
С безразличным видом я опустил электрофицированные стекла "кадиллака", чтобы не задохнуться. Я не знаю, где мадам Барнаби берет свои духи, но уж во всяком случае не на улице Фабурш-Оноре. Она, вероятно, собирает их с самого дна цистерн.
- Со всеми этими неприятностями, - ворковала эта голубка, - мой муж не может сомкнуть глаз, а так как он достаточный эгоист, то не дает спать и мне. Я, вероятно, очень осунулась, да?
Она осунулась, но это произошло вследствие похудения на пятьдесят лишних килограммов жира.
Я заверил ее, что у нее шелковистая кожа и лицо мадонны, что привело ее в восторг.
Я довел свой "контр-миноносец" до опушки цирка. В лагере царила странная атмосфера. Начало манежа, конец забастовки, проект всеобщей мобилизации создают подобный же климат.
Меня остановили двое легавых в полной амуниции.
- Здесь проехать нельзя! - изрекли они.
- Почему? - спросил я у них.
- Сперва надо осмотреть машину.
У матушки Барнаби начались судороги, от которых задрожала вся машина.
- Позовите комиссара Ферна-Брасса, - предложил я.
- Но мне дано распоряжение не получать приказы от кого-либо иного, возразил верзила с темными усами.