Что создано под луной? - Николай Удальцов

Офицеры и дамы явно занимались только сами собой и не обращали ни на кого внимания.

Веселые, независимые и немешающие – самые лучшие сотрапезники.

У них была своя форма коллективной самодостаточности.

Под звон бокалов от их стола донеслось:

– …До Царя далеко, до Бога – еще дальше! – на что Искариот, подойдя к одному из офицеров, приподняв шляпу коричневого цвета, тихо сказал:

– К взаимному удовольствию и людей, и Бога, этого наверняка никто никогда не знает…

Искариот выбрал стол посреди зала, и к нему тут же подошел, вернее, подлетел, молодой человек в белой косоворотке. Его волосы были расчесаны на такой прямой пробор точно по середине головы, что могло показаться, что ими занимался не парикмахер, а математик-геометр.

– Что угодно господам? – на согнутой руке молодого человека откуда-то появилось полотенце, словно баня тоже входила в меню.

– Мяса, мяса и еще раз мяса! Вина, вина и еще раз вина! – сказал ему Искариот, и уже тише, на ухо Риолю: «Женщины с офицерами, на мой взгляд, черезчур худы».

Крайст услышал эти слова:

– Так бывает часто: хотим получить душу женщины, а оцениваем ее в сантиметрах и килограммах…

Риоль оглянулся на офицерских спутниц, и тут же ощутил три одновременных толчка по ногам под столом.

Один справа.

Один слева.

Один спереди, почти под колено.

Справа от Риоля сидела девушка, нарисованная углем.

Слева – девушка, скачанная с интернета.

Напротив него – девушка, нарисованная акварелью. И Риоль быстро оценил: «У своих женщин свои знаки внимания, на знаки внимания к несвоим женщинам…»

Когда перед ними появилось дымящееся мясо в глиняных горшочках, разварной картофель на блюде, соусник и несколько плошек с маринованными грибами, малосольными огурчиками и ломтиками ветчины, до Риоля донеслись слова из-за соседнего стола:

– Кабы не подвел бы ты нас, Порфирий Мефодьич?

– Да уж, дело начинаем большое, и без хлебных барж – все убыток понести можем, Порфирий Мефодьич, – видимо, эти слова услышал и Искариот, потому, что он сразу прислушался, а тот, кого называли Порфирием Мефодьичем, поднялся и, осеняя себя крестным знамением, громко сказал:

– Даю купеческое слово, что баржи будут в верховьях Камы не позднее, чем на Петра и Павла. В чем – Богом клянусь!

– Не упоминай Господа всуе, – громко, так, чтобы слышали все, проговорил Искариот.

– Ничего себе – суя, – ответил ему Порфирий Мефодьич, – семьсот тысяч золотом!

Искариот задумался на миг, почесал затылок и согласился:

– Да, семьсот тысяч золотом – это не суя…

Никто не обратил внимания на то, что через несколько минут в зале появился и сел за стол без скатерти у самого входа, молодой человек в студенческой тужурке, слегка помятой, как и сам молодой человек, и без половины положенных пуговиц.

Вид тужурки выдавал прошлость причастности к студенческому сообществу, а взгляд молодого человека – нынешность причастности к наркотикам или идеям социал-демократизма.

В этом салате всегда трудно отделить одно от другого, так, как явления это, хотя и разные по сути, но имеют очень много одинаковых проявлений.

Впрочем, если задуматься, то и по сути – они не такие уж разные…

Вновь пришедший судорожно сжимал и разжимал пальцы рук в подобие кулаков – такие руки довольно часто встречаются у людей, не знакомых с физическим трудом не в силу занятости умственным, а по причине неспособности ни к первому, ни ко второму.

Глаза молодого человека бегали.

Не как бегают лошади в табуне, вырвавшиеся из загона, а как тараканы по столу после включения света на кухне.

А его очевидная ничтожность в обществе заменялась решительностью самоубийцы, уже сделавшего последний шаг в пропасть, но еще не успевшего ужаснуться соделанному, для того, чтобы начать жалеть себя.

Таким, акт действия, заменяет его смысл.

Такие думают, что на них смотрит весь мир, не понимая и не желая знать, что мир, может быть не без последствий для себя, не обращает на них никакого внимания.

Все это Риоль отметил профессиональным взглядом наблюдателя, и первое впечатление не вызвало у него никакого напряжения.

Но, неожиданно, с криком: «Смерть начальнику контрразведки! Да здравствует свобода!» – бывший студент выхватил из-под одежды завернутый в грязную газету сверток, и запустил им в сторону офицеров.

– Бомба, – меланхолично отметил Искариот, в тот момент, когда Риоль, с реакцией опытного астролетчика на нештатную ситуацию, перегнулся через столешницу, уставленную тарелками, сгреб девушек в охапку и попытался затолкнуть их под дубовый стол, при этом, прикрывая собой Крайста.

Взрыв в замкнутом помещении – это всегда взрыв вдвойне.

Огонь, дым, штукатурка со стен, удушающая взрывная волна.

Потом крики и стоны людей.

Еще живых, и уже почти мертвых.

Риоль схватил Крайста за плечи, всем телом подталкивая девушек, потащил своих спутников к тому месту, где должен был находиться выход, теперь невидимый в дыму.

У самых дверей на полу лежал бывший студент, слегка оглушенный, но не потерявший сознания и не получивший ни одной царапины. Он размазывал сопли и слезы по своему испуганному лицу.

Проходивший мимо него Искариот, не удержавшись, изо всех сил пнул бомбиста в ребра, и, сплюнув так, что попал ему прямо в глаз, презрительно выдавил из себя:

– Недоносок. Начальник контрразведки – полковник, а это были штабс-капитаны.

И женщины с купчишками – тем более, не причем.

– Что это было? – спросил Риоль, когда они оказались за дверями, к которым уже подъезжали, звеня своими колоколами, пожарная конка и санитарная карета, бежали жандармы, – Нельзя же бомбу называть борьбой за свободу?

– Это терроризм, – ответил Крайст, и в его голосе вновь прозвучала грусть.

Отдающая горечью.

– Где же кончается борьба за свободу и начинается терроризм?

– Терроризм начинается там, где предметом нападения являются заведомо невинные люди…

– Скажи, Крайст, что, Бог простит этого студента, если кто-нибудь за него помолится? – спросил Риоль, и Крайст, тяжело вздохнув, ответил: – У Бога есть более важные дела, чем прощать кого ни попадя…

* * *

Только оказавшись вдалеке от площади, среди мирных, уютных домов, глядящих на улицы окнами, местами прикрытыми дворовыми деревьями, они смогли, не то, чтобы упокоиться, скорее, установить некоторую дистанцию между собой и тревогой.

– Крайст, тебе не кажется, что мир сошел сума?

– Я могу отвечать только за себя и за своих спутников, – ответил Крайст, но, взглянув на зевнувшего Искариота, добавил:

– Впрочем, иногда я сомневаюсь даже в них…

– Интересно, – проговорил Искариот, – Нам не везет только с обедами, или это глобальность в моих пределах? – Нас не расстреляли, не вздернули на дыбу, не раздавили в толпе, не подорвали бомбой – слегка призадумавшись, ответил Крайст, – Если, это называется: «Не везет…» – то, что же такое – удача?..

– Ладно, мы-то как-нибудь, а девчонок все равно кормить надо. Сделаем так: на ближайшем рынке купим мяса и всего остального.

И приготовим все это на костре, – сказал Риоль, глядя на девушек.

Это был один из первых выводов, который он сделал за время их путешествия: красотой мало восхищаться.

Ее необходимо хорошо кормить…

– Идея не плохая, – согласился Искариот, – Про вино нужно не забыть.

– Только давайте заберемся куда-нибудь в дикие места, туда, где нет людей.

– Дикие места там, где люди есть, – вздохнул Искариот, а потом добавил:

– Там, где людей нет, просто – нетронутые…

– Это было бы очень романтично, – улыбнулась девушка, скачанная с интернета.

– Романтика – это просто выдумка тех, кто не знает, что такое приступ радикулита.

Потому, что романтика связана не с отдыхом, а с работой.

– И, что же такое – романтика?

– Это интересная работа, норму выработки в которой определяет не начальство, а собственные человеческие интересы…

– Ну, а для души? – девушка, скачанная с интернета, не хотела мириться с утилитаризмом романтики.

– В любом случае, романтика – это экзотика, объединенная с мечтой.

Ее нельзя подменять просто экзотикой или просто мечтой…

– А мечты часто исполняются? – Бывает. Только нельзя забывать, что мечты – это очень дорогой способ исполнения желаний…

…Рынок оказался на ближайшей улице, и они не без труда – слишком велик был выбор – набрали все, что им было нужно.

Лишь однажды Искариот слегка поторговался из-за стоимости квашеной капусты.

– Теперь – куда?

– Прямо по улице, – ответил Крайст без раздумий, – Те дороги, что не ведут в город – ведут из города.

– А мне кажется, – подискуссировал Искариот, – Это одни и те же дороги.

Все зависит только от направления пути…

Сразу за последними домами города, отступив от него не большим, ухоженным огородами полем, начинался лес.

Достаточно густой, чтобы называться лесом без кавычек.