Папа - Павел Владимирович Манылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гена, ты за кого меня держишь? Я не торгаш, а врач. Да я и не умею продавать. Вернее, не хочу. Я умею спасать, оживлять. Вот это моя работа. И я её делаю хорошо.
– Послушай. – Казаков встал со своего кресла и пересел на подлокотник кресла Семёныча. – Я знаю, ты классный специалист, но скорая без тебя справится, незаменимых нет. А вот тебе нужно подумать о своей жизни. О простой человеческой жизни, о себе, жене, сыне. Я же не наркотики тебе предлагаю продавать. Ты как был врачом, так им и останешься.
– Каким врачом? Что ты знаешь о врачах? Притащил пару агрегатов и впариваешь людям дорогостоящие процедуры?
– Ну ты охрене-е-ел… – Казаков встал и снова пошёл к глобусу. Открыл его, а затем с грохотом захлопнул. – Да пошёл ты знаешь куда? Я тебе помочь хотел. Жизнь твою наладить, а ты как баран!
Семёныч встал, молча поднял с пола свою сумку, шагнул к выходу. У двери кабинета он вдруг остановился, секунду подумал и повернулся к Казаку:
– Ген, прости. Я не прав. Спасибо тебе за всё.
– Старик! – Казаков подошёл к Семёнычу и взял его за плечи. – Подумай ещё. Сейчас жизнь другая начинается. Нужно думать о себе, иначе останешься у разбитого корыта. А про нашу медицину ты действительно зря. Мы же новые технологии внедряем, о которых в госклиниках ещё не слышали, а за границей уже лет десять используют.
– Может, ты и прав. – Семёныч опустил голову. – Неожиданно это всё как-то. Я подумаю. Обязательно подумаю.
Утро уже было в самом разгаре. Автомобили гудели, пешеходы спешили.
Семёныч шёл сквозь этот поток, никуда не торопясь. Солнце пригревало, расслабляя уставшее от работы и алкоголя тело. Он на секунду остановился, подставил лицо горячим лучам и, не замечая толкавшихся плечами встречных прохожих, отправился дальше.
До дома недалеко, шесть остановок. Он дождался своего автобуса, встал у заднего окна и засмотрелся на дорогу.
«Охота уже открылась, а я ещё не был». Ему вдруг вспомнилось, как он ехал в «буханке», смотрел в заднее окно, провожая старый деревенский домик его друга. За плечами был рюкзак, в руках двустволка, а в сердце – предчувствие хорошей охоты. Лайка Чара терпеливо лежала на полу машины и чуть вздрагивала на кочках, ожидая конца дороги.
«Может, собаку завести? Спаниеля. Русского охотничьего». Семёныч всегда завидовал другу, который мог вместе с Чарой ходить на охоту, вдвоём ночевать под открытым небом у костра, наслаждаться природой и безмолвным общением друг с другом.
Автобус, как старая металлическая мясорубка, выплюнул несколько человек в серых одеждах, как будто луком в фарше, разбавленных белыми пластиковыми пакетами, и умчался дальше по своему маршруту.
От остановки до дома было около десяти минут ходьбы, но Семёныч намеренно пошёл по другой дороге.
«Обойду дворы и пройдусь по нормальному асфальту. Куда торопиться?» Он неспешно побрёл вдоль знакомых домов, гаражей и коммерческих палаток.
Семёныч заметил, что утро у людей всегда одинаковое. Из года в год почти ничего не менялось: вот странный мужик делает гимнастику на детской площадке, круглый год, зимой и летом, он бегает по утрам в одной и той же одежде – белые штаны, белая майка и косынка на голове, белые сандалии зимой сливаются со снегом, а летом покрываются городской пылью, меняя цвет.
«Висит на брусьях. Значит, пробежал кросс, и сейчас уже около десяти утра». Семёныч взглянул на свои «Монтана» – почти угадал.
«Наташа уже должна уйти на работу. Костя тоже, наверное, на пару или опять крутить какой-то бизнес. Молодец он, конечно. Я в его годы любил поспать. А он всё куда-то рвётся. Жаль только, что о главном забывает. Деньги приходят и уходят, а что дальше?» Семёныч прошёл мимо вечной кучи земли возле разрытой ямы. В очередной раз заглянул вниз, осматривая трубы, которые из года в год пытались заменить коммунальщики. Каждый год в начале лета трубы привозили новенькими, блестящими, но к осени, когда подступала опасность первого снега, приходилось их всё-таки зарывать, и трубы становились похожими на старые.
«Вот и у них бизнес. Один раз хорошо сделаешь – где и на чём денег в следующем году заработать?»
По узкой глиняной тропинке Семёныч добрался до магазина. Встал в очередь, дождался, пока бабушка наговорится с продавщицей, и, протянув заранее приготовленные купюры, купил две бутылки крепкого пива, хлеб и добрый круг докторской колбасы.
Первую бутылку он открыл сразу. Вышел из магазина и сел на лавку. Холодная жидкость, отдававшая спиртом, сначала приятно освежила, но почти сразу ударила в голову. «Намешал я сегодня. Коньяк, наверное, дорогой. Французский». Семёныч любил выпить одну-две бутылки крепкого пива после суточной смены. Усталость чуть отпускала, и он быстро засыпал, отвоёвывая у жизни недополученный сон.
Он пил медленно, никуда не торопясь, вспоминая и анализируя сегодняшний день, вызовы, ситуации: «Веню нужно натаскивать. Хороший парень, выйдет из него толк». Семёнычу всё как-то не везло с фельдшерами. Некоторые были ленивы, некоторые просто не любили свою работу, а те, кто чего-то стоил, работали несколько месяцев и уходили.
«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».
Семёныч допил пиво, положил пустую бутылку в урну. Направился к своему подъезду, подойдя, долго искал новый длинный ключ от железной двери, нашёл, вставил в отверстие и, нажав с усилием ладонью, открыл дверь. «Как такой ключ в кармане носить, неужели нельзя сделать удобнее?» Он вдруг вспомнил клинику Казакова, его кабинет с евроремонтом и ответил сам себе на поставленный вопрос: «Конечно, можно, если деньги на это есть».
Он поднялся на несколько ступеней к лифту, пропустил выходящую из него женщину с двумя мусорными мешками, поздоровался и зашёл в кабину. Кнопки четвёртого этажа не существовало. Вернее, она была в виде расплавленной чёрной дыры, в которую страшно было погружать палец. Семёныч ткнул туда ключом, и лифт поехал.
На этажах установили железные решётки, разгораживающие всю площадку. Внутри была ещё одна общая дверь в общий коридор, где хранили коляски, велосипеды и другие крупные вещи, не боясь, что их украдут.
В семье у Семёныча велосипедов и колясок уже не было, поэтому супруга Наталья специально купила и поставила сюда красивый ящик для овощей. В нём можно было хранить почти целый мешок картошки и, самое главное, ставить на него тяжёлые сумки, пока отпираешь дверь.
Семёныч нашёл в связке нужные ключи и проделал уже привычную процедуру: вставил ключ в замок железной двери, вошёл, закрыл её, затем отпер деревянную дверь