Пансионат Гоблинов - Лариса Чурбанова

-- А я то распинаюсь, - всплеснула руками огорошенная рассказчица. - Так ты подсматривал! - возмутилась она!

-- Не подсматривал, контролировал, с достоинством поправил ее дедок. - Может помочь надо, то-се - и маска хулиганского грызуна мгновенно сменилась личиной умудренного старца.

-- Ну ладно, замнем. - Лучше посоветуй, что же мне теперь делать, - Вилена совсем не сердилась на любопытного коротышку. Просто как и многие люди, девушка не любила оказываться в глупом положении. Она тут соловьем разливалась, убеждая Вайберина, что ее слова не вымысел и не бред, а он все прекрасно видел и все равно сидит тихо как мышка и головой кивает. Тьфу, лицимер.

Старый сайк подождал, пока возмущение его гостьи остыло и тихонько подсел к ней.

-- Пусть дурной совет в песок уйдет, - проговорил он, наклоняясь к очагу и поправляя сушняк, - а добрый где взять? Надо с духами токовать. Злодей твой как дитя малое, за меч хватается, чтобы муху отогнать. Того не знае, что мечом и кровь пролить можно, смерть в мир позвать.

-- А я смогу, с духами...? - испугалась Вилена.

-- Ты - не сможешь, - успокоил ее сайк, - я буду. Чую, не все тут, не все сказано. Много сил запутано, дернешь не ту нитку - беда будет, беда.

Мрак сгустился в пещере, дым заволновался, заклубился, заметался, словно раздумывая, утекать ему в дымоход или оставаться тут. И тревога охватила Вилену, сменив радостное возбуждение от собственной значимости. Только сейчас вдруг осознала она, что случившееся не игрушки, а свершающаяся судьба и может быть не только ее. Что-то слишком часто в последнее время приходилось девушке испытывать неуверенность и растерянность, раньше ей совершенно несвойственные. Вот в таких мыслях она и пребывала, когда Вайберин под руку вывел ее из пещеры, крепко-накрепко наказав не заходить назад, пока он сам не выйдет и не позовет.

Случилось это не скоро. Ночь уже начала подкрадываться на своих мягких лапах, а старик все не возвращался. Становилось прохладно и Вилену начала бить дрожь. Вышагивая перед пещерой как солдат на карауле, она пыталась согреться, обхватившись руками, и ругала себя за то, что не взяла плаща или одеяла. Уже несколько раз она порывалась бойко зайти внутрь, но всякий раз удерживалась, помня предупреждение Вайберина. И вот наконец, когда девушка потеряла уже всякую надежду, появился старый сайк. Он даже не ковылял, а подползал к выходу, цепляясь за стены, чтобы не упасть. Обычно желтоватое его лицо стало совсем белым, словно нездешние и страшные силы слизнули с него краски жизни. Вилена подхватила его оседающее тело, легкое, почти невесомое.

-- Дух капризны..., - с трудом пробормотал старик, тяжко приподнимая полузакрытые веки. Губы его несколько раз дернулись, пытаясь сложиться в улыбку. - Отпускать не хотели. Соскучились... - тут Вайберин потерял сознание и обмял на руках своей гостьи. От тоски и жалости к нему у девушки защемило сердце. Последний сайк лежал на ее руках почти как ребенок. Сдерживаясь, чтобы не расплакаться, Вилена понесла его назад в пещеру. Теперь там было уже безопасно - не змеился по стенам колдовской свет, не шептало и не заманивало незнаемое нечто.

Девушка постаралась устроить старика как можно удобнее - на шкурах у очага. Потом она развела огонь - почему-то ей казалось, что сейчас самое главное обогреть беднягу, будто живительное тепло поможет ему удержаться над ледяной бездной, куда его чуть было не затащили. Что Вайберин еще не отправился в последнее путешествие - Вилена знала совершенно точно: каким-то шестым чувством она ощущала в нем легкое биение жизни, чуть заметное трепетание крылышек мотылька над черной непроглядностью ночи. Все ли она сделала? Пожалуй, надо еще приготовить ему травяной отвар, на случай если он проснется. Да, потом и похлебку, - и Вилена улыбнулась, вспоминая как маленький человечек любил поесть. Его гурманство, безобидные хитрости и обаятельные лукавства вставали перед ее внутренним взором, как свидетели могучего жизнелюбия маленького старичка, жутко одинокого последнего представителя своей расы. Закутав его потеплее в шкуры, девушка удобно устроилась у огня. Она не посмела сесть спиной ко входу, откуда на нее глядела тьма, недобрая и чужая. Опасность же лучше встречать лицом к лицу. Так, поддерживая огонь, кухаря и жутко боясь неизвестных напастей, встретила она рассвет.

С восходом солнца проснулся и Вайберин. И, конечно он первым делом с аппетитом позавтракал, чем несказанно порадовал свою сиделку, у которой после всех тревог и кусок в горло не лез. Она даже не рискнула его не о чем расспрашивать, памятуя, во что обошлось ему ее любопытство. Однако сайк, по всему видать, чувствовал себя довольно сносно, да и склонностью к садизму не отличался, а потому покушав, беседу об интересующих Вилену вещах начал сам.

-- Всякому деянию свое место под солнцем. И большая глупость жалеть о том, что случилось. Но я жалею, что узнавал о твоей судьбе, да. - И голова старца печально поникла и сам он замолчал.

-- Очень тяжело было? - спросила Вилена. Угрызения совести, мучившие ее еще со вчерашнего вечера, вспыхнули с новой силой.

-- Ты мой должник, маленькая женщина, - ухмыльнулся старый сайк, словно возвращаясь к себе прежнему, но тут же посерьезнел. - Дело не в том, просто приносить дурные вести - несчастливая доля. А я не хочу делать больно тебе. Но знание - оружия и раня тебя, я дарю тебе меч.

Нужно ли говорить, что подобное предисловие очень встревожило девушку, ведь внезапно прорезавшаяся велеречивость слога свидетельствовала о большом душевном волнении Вайберина. А тот, собравшись с силами, выпалил:

-- Ты - не целая. Ощущаешь себя личностью, но ты не вся, а только треть, Уму-сай.

-- "Да, а ежики не ежики, а малиновый компот" - мелькнуло что-то полузабытое в голове у Вилены. Она была ошарашена словами старика, но всерьез их не восприняла. Девушка просто решила, что общение с духами повлияло на ее ушастого приятеля не в лучшую сторону. - "Раз, два, три, четыре, пять, крыша вышла погулять!" Но странно, дело, Вайберин выглядел все так же и глаза его не были безумны, а только несказанно печальны. И полон грустью был его тихий голос:

-- Иногда, когда боятся вреда от человека, а убивать его не хотят, его делят. На старом месте оставляют самую безвредную треть, а две других отсылаю подальше, в другие миры. Личность же триедина и состоит из Уму-сай - познавательной трети; Тогу-сай - трети страстей и деяний; и Дому-сай - трети нежности и заботы. Конечно, не топором делят, а как бы с матрицы копии снимают.

-- Но этого просто не может быть! - воскликнула Вилена, не выдержав и перебив старика. - Сколько я себя помню, я всегда была такой, ну самой собой.