Шекспир – Пушкин – Булгаков - Владимир Козарецкий

В.К.: Среди антикатенинских произведений вы упоминули и "Памятник"; это не оговорка?

А.Б.: Ни в коем случае! Ведь "Памятник", воспринимаемый как кредо "нашей национальной святыни", только запутывает вопрос: своим содержанием он обобщает тему отношения к народу как к толпе, к черни. Начать с того, что первая строфа пародирует аналогичное стихотворение Державина (Катенин его очень не любил) и что содержание всех строф, кроме последней, фактически повторяет то же отчужденное отношение к народу, которое имеет место в упомянутых стихотворениях. "Нерукотворный Памятник" – не более чем одна из последних пушкинских пародий на творчество и гражданское кредо Катенина. [В подтверждение этого можно привести и дословные текстуальные совпадения "Памятника" с "Онегиным". Вот, например, черновой вариант заключительной строфы второй главы романа:

И этот юный стих небрежный Переживет мой век мятежный. Могу ль воскликнуть я, друзья: Exigi monumentum я…

Это "Exigi monumentum" было у Державина и вошло в качестве эпиграфа к "Памятнику" Пушкина. В более позднем варианте "Онегина" этот стих выглядел так:

Воздвигнул памятник и я.

То есть, основные идеи "Памятника" обкатывались Пушкиным еще в черновых вариантах "Евгения Онегина". Кстати, и В.Набоков отмечал, что "не оспоривай глупца" появилось в "Памятнике" из "Дневника" того же Онегина! Так что с трактовкой содержания "Памятника" тоже вышел конфуз. Причем о противоречиях в его тексте пушкинисты знают и пишут о них давно, и тем не менее именно с их подачи это стихотворение преподносится нам с детства как выражающее гражданское кредо Пушкина.

Дело дошло до того, что Катенин последние годы жизни Пушкина жил в постоянном напряжении и со страхом ждал пушкинских публикаций. "А дураков без нужды дразнить не надобно," – почти жалобно писал он в письме своему приятелю, но при этом постоянно продолжал игру с Пушкиным в "приятельство" и вынужден был то же самое делать и после смерти Пушкина, что всеми пушкиноведами в дальнейшем было принято за чистую монету.

В.К.: Был ли Пушкин в русской литературе первопроходцем в такой форме подачи материала, или все-таки какие-то прецеденты были?

А.Б.: Никакая литературная форма ничего бы не стоила, если бы она не вписывалась в повседневный опыт читателя. Такая форма подачи материала – "цитирование без кавычек" – является обиходной формой нашего общения. Ведь мы часто иронически цитируем кого-то третьего, не называя его, но несколько утрируя наиболее характерные выражения объекта нашей иронии. Вот это как раз и есть тот прием бытового общения, который использовал Пушкин при создании "Онегина".

Что же касается литературных прецедентов, то они в мировой литературе, разумеется, были. Традиция мениппеи тянется из античности через все века, а на те, от которых Пушкин отталкивался, он сослался в тексте самого "Евгения Онегина". Это – Шекспир, все "драмы" которого являются мениппеями, и Лоуренс Стерн. Если внешнюю форму сатир Шекспира (смесь пятистопного ямба с прозой) Пушкин воспроизвел в "Борисе Годунове" (это тоже сатирическая мениппея), то в "Онегине" он использовал прием "оборванного повествования" Стерна, у которого остросатирическое "Сентиментальное путешествие" обрывается "на самом интересном месте"; на самом же деле роман не только завершен, но и имеет совершенно другое содержание, чем то, которое за ним до сих пор числят. В свое время Виктор Шкловский довольно близко подошел к разгадке "Онегина", задавая себе вопрос: "Уж не пародия ли это?"; его работа так и называлась: ""Евгений Онегин": Пушкин и Стерн".

В.К.: Что же, собственно, Пушкину дала эта форма – если говорить о политической составляющей его произведений? Так ли уж она была ему необходима?

А.Б.: Вообще-то начать отвечать на такой вопрос следовало бы с "художественной составляющей". Любая лобовая сатира дидактична и потому недолговечна, сатира же в жанре мениппеи неизмеримо более объемна и, главное, более информативна "на единицу текста". Другое дело, что мениппея живет на грани литературной мистификации и, за редким исключением, оказывается понятой, "расшифрованной" много лет спустя, а для широкого читателя требуется и другой уровень издания такого рода произведений – с подробным построчным комментарием и дополнительным комментированием всей структуры. Кроме того, Пушкин был прирожденным мистификатором, он обожал розыгрыши; вспомните его слова: "Читатель, верх земных утех – из-за угла смеяться надо всеми." Вот он над нами и смеется уже 170 лет. И все, что написано по поводу этих произведений, весь ком всевозможных глупостей и нагороженной чепухи, – все это сегодня входит в ауру непонятых нами мениппей, делая их информационную емкость не только огромной, но и невероятно богатой.

Что же до "политической составляющей"… Знаете, Пушкину удалось хотя бы по частям распубликовать текст "Бориса Годунова" и все-таки обойти цензуру, а напиши он то, что сказал в этой драме, прямым текстом, он даже показывать ее цензорам не смог бы. То же самое – с "Полтавой", в которой рассказчик – придворный историограф Бантыш-Каменский и где пушкинское отношение к Петру, Мазепе и Кочубею прямо противоположно понимаемому в прямом прочтении. Да он бы в лучшем случае показал бы ее нескольким друзьям, а после смерти все это было бы Бенкендорфом просто уничтожено!

В.К.: Из сказанного вами следует, что не только полтора десятка наиболее известных произведений Пушкина нами не прочтены, но что даже на роман "Мастер и Маргарита" мы тоже смотрим "не с той точки". Так "на чей счет грыз ноготь" Булгаков?

УРОК ЧТЕНИЯ

Вслед за публикацией в "Новых известиях" (уже после опубликования всего интервью) статьи О. Алешиной "О "замысловатой клевете" на Пушкина" и ответа ей А.Н.Баркова "Вот тебе, бабушка, и Макарьев день!" (см. http://discut.narod.ru) последовала публикация статьи В. Николаева "Барков против Пушкина", написанной в таком тоне, что Барков отказался на нее отвечать. Я еще раз взял у него интервью, которое должно было быть опубликованным, но в связи с закрытием газеты лишь осталось в моем компьютере. Поскольку оно тесно связано с пушкинской частью интервью Баркова, я привожу его здесь.

В.К.

В.К.: Альфред Николаевич, в чем причина вашего отказа отвечать непосредственно В.Николаеву? Вас не устраивает слабость аргументации? Приемы полемики? Тон его статьи?

А.Б.: И то, и другое, и третье – но меньше всего я ожидал, что уровень полемики окажется таким низким. Нашим "полемистам" представляется, что прослыть знатоком "Евгения Онегина", как и футбола, можно даже не умея читать – был бы телевизор, удобный диван и пижама. Форма романа настолько обманчиво проста, что у вчерашних прилежных отличников ("от сих и до сих") на всю жизнь формируется впечатление о нем как о чем-то, чем можно заниматься во время рекламной паузы. Между тем Ю.Лотман писал: "Почти единодушны жалобы критиков на то, что характеры в романе очерчены слабо или не выдержаны: Автор делает все, чтобы образы рассыпались на несвязанные эпизоды." Он считал, что у Пушкина это – преднамеренно, что глубина содержания – как раз в этом, но что разгадать смысл "Евгения Онегина" уже вряд ли когда-нибудь удастся

Немудрено, что "полемисты" стали обходить краеугольные вопросы, поставленные мной. Напомню: мой главный тезис заключается в том, что "Разговор книгопродавца с поэтом" – это эпилог романа "Евгений Онегин". Если я не прав, то вот вам, господа хорошие, моя книга, вот вам мой ответ О.Алешиной и вот вам я сам для избиения – к вашим, как говорится, услугам. Казалось бы, чем лить воду в отношении того, о чем Алешина с Николаевым имеют весьма смутное представление, не лучше ли было разбить меня наголову с эпилогом и этим раз и навсегда покончить со мной как с…(набор определений – по вкусу)?

В.К.: С точки зрения корректности подхода к проблеме "Разговор" вряд ли целесообразно делать краеугольным камнем разбора "Евгения Онегина" – во всяком случае, вряд ли целесообразно начинать с него. Если Вы правы, в тексте самого романа должно быть доказательство Вашей правоты, и именно из его окончательного текста, определенного Пушкиным, и следует исходить при анализе. И только при доказанности вашей теории таким образом можно привлекать к аргументации "Разговор" – в качестве дополнительного аргумента. Вы согласны?

А.Б.: Ну, что ж, это справедливо, и роль "Разговора" в таком доказательстве может сыграть Первая глава романа – Пушкин в ней задублировал информацию, заложенную в несостоявшийся эпилог. Но в таком случае должен заметить, что, с точки зрения корректности подхода к проблеме, должен выполняться и другой принцип: если хоть один факт противоречит общепринятой теории, теория требует пересмотра – до объяснения этого факта. Вы согласны?

В.К.: Да, конечно. В науке такой подход всегда был общепринят и плодотворен. А вы можете привести такой факт?