Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ноги скользили на речных камнях. Чем ближе к середине реки, тем сильнее становилось течение. Бойцы что было сил сопротивлялись мощному потоку, но опора под ногами становилась все менее надежной. Сквозь гул воды слышались оклики, ободряющие возгласы, правда, приглушенные: еще неизвестно, кто находится на противоположном берегу. На лошадях переправлялись самые слабые: раненые, больные и те, кто слишком мал ростом. Вода заливала седла, лошади высоко вскидывали головы и фыркали, словно чуяли волков.
Раздался женский визг, тут же оборвавшийся после резкого упрека. Лепа выпрыгнула из седла, чтобы не утонуть вместе с лошадью. У нескольких бойцов вода вырвала из рук одежду и оружие. Те, кто был посильнее, забыв о себе, бросались вниз по течению, чтобы подхватить обессилевшего или его одежду. Некоторые ныряли за оружием. Двое бойцов утонули. Позднее командир батальона Миладин Иванович включил их в список погибших.
И вот голова колонны наконец достигла противоположного берега. Мороз больше не вызывал мучений: кожа ничего не чувствовала. Но зато боль в суставах отдавалась в самом сердце.
Переправившиеся через реку люди дрожали, стучали зубами от холода. Некоторых бойцов охватило какое-то странное состояние опьянения, и они падали, едва выйдя из воды. Михайло Реновчевич рассказывал потом, что у него потемнело в глазах, что он, покачиваясь, добрался до вербы и, чтобы не упасть, схватился за ее ветки. Намокшие узелки с одеждой превратились в ледяные глыбы. Ткань ломалась в руках, как сухая буковая кора.
Была полночь, и нужно было быстрее добраться до ближайших гор. Только около полудня перед колонной заблестели стекла в окнах домов. Это мгновенно вывело батальон из дремоты. Крепким и здоровым был сон бойцов, устроившихся возле хорошо натопленных печей.
Утром следующего дня батальон двигался дальше по узкой горной тропе. В лесах вблизи Метальки заметили столбы дыма. Видимо, там находились беженцы. У тропы стали появляться старухи в платках и шароварах. Они низко кланялись проходящим бойцам и повторяли:
— Слава аллаху, что вы к нам пришли.
Сначала белградцы не могли понять, чем вызвана такая встреча. Не могли же эти женщины знать, что пришли партизаны. Оказалось, что здесь так встречали всех, кто приходил с оружием. Это приветствие служило своеобразным щитом для беззащитных женщин.
Такая встреча рассердила бойцов: как можно даже случайно отождествлять наше войско с другими?! Бойцы остановились, чтобы объяснить старухам, кто они такие и откуда идут, и в свою очередь узнали, что это мусульманский збег[6]: старики, женщины и дети, скрывающиеся от четнических погромов.
Батальон продолжал свой путь. Стояли сухие январские морозы, стволы деревьев потрескивали в лесу. При входе в следующее, на первый взгляд более богатое, мусульманское село белградцев встречала группа женщин и детей, повторяя ритуальным шепотом уже знакомое:
— Слава аллаху, что вы к нам пришли.
Решено было заночевать в этом селе. Разговор с хозяевами не клеился. Не помогало даже то, что свет лампы позволял хорошо разглядеть пятиконечные звезды на пилотках воинов. Люди недоверчиво поглядывали на пришедших, опасаясь, что это четники или усташи, переодетые в партизанскую одежду. И только через некоторое время, убедившись, что это действительно партизаны, они стали доверчивее.
Но и этот поворот к лучшему, как и встреча в горах, нелегко дался бойцам. Сердце обливалось кровью, когда они видели, как эти беспомощные, ни в чем не повинные, запуганные женщины и дети стоят на развилке дорог и, кланяясь, повторяют перед проходящими колоннами одни и те же слова… От усталости, от всего увиденного и пережитого некоторые из бойцов смогли заснуть только под утро.
На рассвете патрульные обнаружили в лесу за селом странные следы на снегу: словно кто-то всю ночь бегал по кругу, а затем исчез в глубине леса. Вскоре в зарослях нашли посиневшего от холода сгорбленного старика в лохмотьях, обросшего бородой. Это был единственный мужчина, спасшийся во время недавнего четнического погрома в этом селе. Он часами бегал вокруг деревьев, чтобы не замерзнуть. Заговорил он, лишь когда увидел, что его жена и дети живы.
В течение недели белградцы пробивались к бригаде. Переправившись через Лим, они пошли в направлении Боляничей и Метальки, обходя Плевлю. Небольшой отрезок пути — от села Копачи до Прачи — удалось проехать поездом. Окончательно белградцы соединились с основными силами лишь на отрогах Яхорины, вблизи населенного пункта Реновица, где наши батальоны вели бои, пробиваясь из Романии.
А о тех несчастных женщинах, стоявших перед колонной в горах, об их жутких смиренных поклонах напомнила бойцам белградского батальона картина под мостом на Дрине, когда они вступали в только что освобожденную от четников Фочу. В реке рядом с мостовыми опорами плавали трупы мужчин, женщин, детей и стариков, связанных между собой проволокой, цепями и веревками. Клочья разорванной одежды, платки, руки и волосы колыхались, раскачиваемые течением реки. На самом мосту, возле перил, лежали глыбы красного льда, а с моста свисали длинные красные сосульки. По размерам этих кровавых ледяных глыб и сосулек видно было, что палачи долго вершили свое заранее спланированное страшное преступление.
До самых домов в колонне не было слышно ни единого слова. Тяжело давила мысль: да, это сделали усташи и четники, но ведь они люди, они выросли вместе с нами, это наши соседи, наши сверстники… Здесь во всем своем страшном человеконенавистническом обличий выступал фашизм.
СТАНЦИЯ, КОТОРУЮ Я НЕ ВИДЕЛ
Между засыпанными снегом деревьями черной лентой извивалась в теснине река Ставня. Мы перешли деревянный мостик и, свернув направо, двинулись вдоль железной дороги к станции Добравин. Морозный воздух был чист и сух. Над рекой стоял густой туман.
Наша рота получила задачу совершить налет на усташский гарнизон в Добравине. Крик часовых, на которых натолкнулось идущее впереди отделение, первые выстрелы и взрывы гранат показались на морозе приглушенными. Они не вызвали того ужасного эха, которое обычно возникает при стрельбе в таких ущельях. Я полз по снегу за наводчиком пулемета и
