Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свое время, еще у Павиного поля, нас предупреждали, чтобы те, кто «не готов зубами разгрызать колючую проволоку перед вражескими блиндажами», не записывались в 1-ю пролетарскую бригаду. Ведь впереди ее ждали жестокие бои. В Округлице и Средне мы почти забыли об этом грозном предупреждении. Какое разочарование было написано на лицах тех парней, которые вышли тогда из строя на том лугу, у дороги! Они вернулись в свои партизанские роты для продолжения борьбы в Черногории. Не принимали в пролетарскую бригаду и тех, кто был единственным кормильцем семьи… После нападения на Добравин мы надеялись, что дни, заполненные напряженной учебой, еще продлятся. Но теперь со всех сторон к нам рвался враг, чтобы рассечь нас на части и уничтожить.
Пока наши роты и батальоны завершали разоружение четнических отрядов в селах и хуторах Романии, началось второе наступление врага. Это было примерно в середине января 1942 года. Немцы, усташи и домобраны, наступая с нескольких направлений, спешили захватить свободную Романию. Продвигаясь от Сараево, через Црвене Стиене и Мокро, от Вишеграда, Зворника и Кладаня, они оттесняли восточнобоснийские партизанские отряды и наши батальоны к Романии и Явору, где, как считали враги, нам была уготована верная гибель.
Что подстерегало нас за бесчисленными сугробами, никто не знал. Не знали этого и бойцы из посавской роты 5-го шумадийского батальона, когда они расстались с ужичанами перед зданием подроманийской казармы и, возглавляемые Чичей Романийским, пошли в направлении Власеницы.
К роте 2-го батальона, охранявшей Верховный штаб, позже, на пути к Праче и Яхорине, присоединились две роты крагуевчан и рота шумадийского батальона во главе с Николой Любичичем. Две крупные колонны противника — одна со стороны Рогатицы, другая со стороны Прачи, как и предполагал Фичо, — несмотря на сопротивление наших отрядов, спешили навстречу друг другу, стремясь любой ценой засветло соединиться в Подромании. В наших рядах началась паника. Колеблющиеся возвращались к четникам или открыто переходили на сторону немцев.
В ту ночь Верховный штаб с двумя ротами перешел железную дорогу и, переправившись через речку Прачу в районе Реновицы, покинул эту местность всего за несколько часов до того, как вокруг нее замкнулось кольцо окружения. В то время, когда Верховный штаб переходил железную дорогу, белградский батальон, ужицкая рота и несколько подразделений прачанского батальона обеспечивали движение в направлении Подграба и Прачи.
Вопреки ожиданиям, густой лес не смягчал стужу. Голова колонны осторожно вошла в Реновицу. Каждому очень хотелось зайти в какой-нибудь дом, чтобы согреть хотя бы руки. Но любой населенный пункт мог оказаться для нас западнёй. На окраине села, расположенного вблизи гор Яхорина, мы обнаружили дозор противника. Фашисты остановились и спокойно наблюдали, как движется наша колонна, затем повернулись и ушли.
Вся ночь и половина следующего дня прошли в марше. Вокруг простирались хвойные леса, засыпанные снегом, нигде не было и признаков человеческого жилья. Только после полудня впереди наконец показались избы. Обессилевшие люди уснули прямо на полу.
Ночью — снова марш. Около полуночи наш батальон подошел к бревенчатым избам и сараям, между которыми стояли стога соломы. Это было село Белые Воды. Избы оказались переполненными беженцами — стариками, детьми, женщинами. На кроватях всем не хватило места, и люди спали прямо на полу. Перед избами дымились земляные печи, возле которых суетились женщины. Осторожно перешагивая через спящих, мы втроем нашли себе место на полу возле кровати, на которой спали люди, накрывшись ряднами. Опустившись на пол, я подвинулся, чтобы не придавить спящего, но тот проснулся, с трудом вытащил руку и начал меня отталкивать. Я увидел красивое девичье лицо. Рядом с ней спала другая девушка. Придя в себя, они немного потеснились, чтобы освободить место нам. Сонное тепло спящих подействовало на нас сразу. Мы моментально уснули. Проснувшись, увидели круглый противень с картофелем.
— Всю ночь по очереди готовили еду для партизан, — сказала одна из девушек, которых мы нечаянно разбудили ночью. Ее голос звучал почти весело. — Хочется как можно больше приготовить, чтобы всех вас накормить.
Откуда у нее столько спокойствия и силы?! Не сломили ее беды, обрушившиеся на Белые Воды! Говорит, что два месяца назад вышла замуж. Ее муж там, с партизанами.
За селом началась стрельба. Некоторые дома уже были объяты пламенем. Снег вокруг них заметно темнел, оседал. Через несколько минут нашу роту послали на позиции. Утопая по пояс в снегу между огромными елями, добрались мы до своих мест. Где-то за лесом догорали села. На рассвете следующего дня мы оставили позиции и пошли дальше. Я не знал, куда мы идем. В пути нам встречались местные жители — крестьяне, покинувшие свои горящие села. Они стояли на обочине, у деревьев, кутаясь в домотканые покрывала. Может быть, среди них была и та молодая женщина, которая готовила нам в Белых Водах завтрак. Крестьяне безучастно смотрели, как догорают их дома.
Согнувшись под тяжестью пулемета, Драгутин Лутовац что-то бормотал себе под нос, и трудно было понять, поет он или причитает, видя эту ужасную картину. Запомнились мне его слова:
Нет больше моего села — Все села мои горят, Все матери мои плачут…После полудня хвойные леса, стрельба и пожары остались позади.
Перед вечером колонна остановилась на холме, поросшем кустарником. Перо Четкович взобрался на большой камень, чтобы сообщить личному составу батальона о том, что противник наступает со всех сторон и что, если наши подразделения нарвутся на засаду или на группы вражеских лыжников, мы должны группами и поодиночке пробиваться в направлении расположенного неподалеку села. Из слов Четковича вытекало, что в данной обстановке нужно спасаться, кто как может. То прекрасное, светлое и большое, о чем мы столько мечтали, исчезло в одно мгновение. Осталось только ощущение ненадежности земли, на которой стоишь, и холода, распространявшегося от желудка к сердцу, холода, не дававшего перевести дыхание.
