Форпост - Болеслав Прус

У Слимака заблестели глаза. Ему показалось, что наконец-то он проник в сущность заговора, направленного против него.

- Странный каприз бросать на ветер сорок рублей, - проговорила по-французски пани.

- Не беспокойся, - ответил муж. - Я ведь их знаю!..

- Ну как, - повернулся он к Слимаку, - купишь луг, не советуясь с женой?

- Да не годится оно как-то, - отвечал мужик с деланной усмешкой. - Вы пан, а и то советуетесь с пани и с паничем, а я и подавно...

- Вот видишь? - обратился к шурину помещик. - Ну, не идиот ли?

Панич через решетку похлопал Слимака по плечу.

- Ну, приятель, соглашайся скорее, и ты оставишь пана с носом... Он уже решил, - обратился он к зятю.

- Что, покупаешь, Юзеф? Значит, по рукам? - спросил помещик.

"Дурак я, что ли?" - подумал мужик, но вслух сказал только:

- Да не годится как-то без жены покупать...

- Может, подумаешь?

- Да не годится оно этак, - повторил мужик, довольный тем, что пан сам подсказал ему удобную отговорку.

Он притворился, будто очень огорчен, но уперся на своем и не собирался покупать этот луг.

- В таком случае бери луг в аренду. Давай задаток, а завтра приходи за квитанцией.

- Вот тебе твой мужик, пан демократ! - обратился он к шурину, который с досады грыз ногти.

Слимак уплатил десять рублей, господа попрощались и ушли. Убедившись, что на него не смотрят, мужик окинул их горящим взглядом и в волнении зашептал:

- Эге! Хотели мужика надуть, не хуже немцев! Но и мне тоже ума не занимать стать! Правильно, значит, говорил Гроховский, что в нынешнем году наверняка будут землю раздавать; то-то им и не терпится продать!.. Сто двадцать рублей за этакий луг, да ему цена не меньше как двести... Нашли дурака... Они рады бы хоть и сто двадцать взять, коли придется отдавать землю задаром.

- А что-то здорово мудрят наши господа, будь им неладно... - заметил Ендрек.

- Цыц! - напустился на него отец, но про себя подумал: "На что сопляк, а и то смекнул, что мудрят..."

Вдруг его поразила другая мысль:

"А может, и не будут нынче землю раздавать, а просто господам взбрела такая блажь - продать мне луг по дешевке?"

Его бросило в жар. В эту минуту он готов был бежать за помещиком, броситься ему в ноги и умолять, чтобы тот отдал ему луг хотя бы и за сто тридцать. Но господа уже дошли чуть не до середины сада. Вдруг панич отделился от них и опять подбежал к мужику.

- Покупай луг, говорю тебе! - крикнул он, запыхавшись. - Зять еще согласится, только попроси его.

При виде ненавистного панича у Слимака снова вспыхнули прежние подозрения.

- Да не годится как-то покупать без жены, - ответил Слимак, усмехаясь.

- Болван! - буркнул панич и повернул к дому.

Луг был упущен.

- Чего ж вы не идете, тятя? - вдруг спросил Ендрек, заметив, что отец в раздумье оперся на решетку.

- Вот не знаю, хорошо ли, что не купил я луг за сто двадцать рублей, пробормотал мужик.

- Чем же худо, раз этот самый луг останется у вас за семнадцать?

- Ну, так он не будет мой.

- Станут землю раздавать, он и будет ваш.

Эти слова несколько утешили Слимака. "Ну, - подумал он, - видно, так и есть насчет наделов, раз даже мальчишки про это болтают".

- Пошли, ребята, домой! - проговорил он вслух.

Обратно возвращались молча. Ендрек искоса поглядывал на отца и томился дурными предчувствиями, Слимака терзала тревога.

- Экая собачья порода! - шептал мужик, сжимая кулаки. - Никогда у шляхты не поймешь, врут они или правду говорят... Аккурат как евреи.

На половине пути проголодавшиеся мальчики убежали вперед. Не успел Слимак войти в хату, как жена спросила его:

- Что это Ендрек болтает, будто тебе хотели продать луг за сто двадцать рублей?

- Хотеть-то хотели; будут землю опять раздавать, вот они и боятся, слегка оробев, ответил мужик.

- Я сейчас сказала Ендреку: либо, говорю, брешешь, либо тут что-то нечисто. Кто ж станет отдавать за сто двадцать рублей то, что стоит все двести?

Слимак разделся, сел за стол и за обедом стал рассказывать жене, что с ним произошло.

- Ух, и хитры же! Я и не пойму, как они прознали, что мы насчет луга идем, только напустили вперед на меня своего шурина.

- Это очкастого, что вчера приставал ко мне на реке? - догадалась Слимакова.

- Его самого. Вот он, холера, и перебежал нам дорогу: Ендреку сунул денег, мне шапку нахлобучил на голову - все это, чтобы глаза отвести, и сперва начал издалека: "На что тебе, дескать, луг? Да у тебя и так невесть сколько земли. Да ты знаешь ли, что десять моргов - это несметное богатство?"

- Ну как же, богатство!.. - прервала Слимакова. - У его зятя поди добрая тысяча моргов, и то жалуется!

- Уж так-то, прохвост, меня морочил... А как увидел, что я сам не промах, повел меня к пани. Тут она стала мне зубы заговаривать, чтоб я к ней ребят присылал учиться, а пан все на органе поигрывал.

- Что ж, он в органисты пойдет, когда у него землю отнимут? - спросила хозяйка.

- Он у нас все время играет; делать-то ему нечего, вот он и наигрывает. А потом, - продолжал мужик, - вышел пан, и сейчас же они начали лопотать по-французски, что, дескать, мужик (стало быть, я) страсть какой твердый, что подступиться к нему (стало быть, ко мне) нет возможности и надо поскорей мне луг продать, покуда я не опомнился.

- А ты и понял, что они говорят?

- Чего тут не понять! Я и по-еврейски малость понимаю.

- И ты не стал луг покупать? Хорошо сделал: что-то тут нечисто, заключила женщина.

Но мужика не радовала похвала жены: им снова овладели сомнения относительно намерений помещика.

"А вдруг они в самом деле хотели дешево уступить мне луг?" - думал он. Бросив обед, он бродил из угла в угол по хате. Все сильнее терзало его беспокойство, что, может, зря упустил он такой случай, и он старался приободрить себя, бормоча:

- Меня не проведешь!.. Уж я-то знаю толк в таких делах!..

Наконец, волнение Слимака достигло предела. Он сел на лавку, потом вскочил, схватился за голову и через мгновение снова не знал, куда деваться от мучившей его тревоги. Вдруг он взглянул на Ендрека, и у него блеснула счастливая мысль.

- Поди сюда, Ендрек, - сказал он, снимая с себя ремень.

- Ай, тятенька, не бейте! - завопил мальчишка, хотя давно уже предчувствовал, что порки ему не миновать.

- Все равно выдеру, - говорил Слимак, - за гордость твою, за то, что вчера насмехался над паничем, а сегодня язык распустил перед паном... Ложись на лавку!..

- Ай! тятенька, не буду! - молил Ендрек.

Стасек обнял отца за ноги и, плача, целовал ему колени, а Магда выскочила во двор за хозяйкой.

- Живо ложись на лавку, пока добром тебе говорю!.. - орал Слимак. Получишь, щенок, свое, не будешь водиться с этим прохвостом Ясеком... Сейчас ложись!..

Вдруг Слимакова громко забарабанила в окно.

- Поди скорей, Юзек! - кричала она. - Что-то приключилось с новой коровой. Так и катается по земле.

Слимак оставил сына и бегом бросился в закут. Однако, едва войдя, увидел, что все коровы спокойно стоят и жуют.

- Видать, уже отпустило, - сказала женщина, - а ведь как каталась, вроде как ты вчера.

Слимак внимательно осмотрел корову, пощупал ей хребет и покачал головой. Он догадался, что жена нарочно подстроила этот фокус, чтобы отвлечь его от Ендрека. Тем временем мальчишка удрал из хаты, да и у отца прошел гнев, так что дело кончилось ничем, как обычно бывает в таких случаях.

V

Настал июль. Помещик с женой уехали за границу, в деревне давно о них забыли, и даже новая шерсть успела уже отрасти у остриженных овец.

Солнце припекало так, что тучи с неба убежали куда-то в леса, а земля защищалась от зноя, чем могла: на дорогах - пылью, в лугах - отавой, а на полях - обильным урожаем.

У крестьян началась страдная пора. В имении уже скосили клевер и сурепицу; возле хат хозяйки с девками-работницами окучивали свеклу и картофель, а старухи собирали проскурняк, что гонит пот, липовый цвет от горячки и богородицыну травку от колик. Ксендз с викарием целыми днями выслеживали и ловили пчелиные рои, а шинкарь Иосель перегонял уксус. В лесу слышалось ауканье: то перекликались, собирая ягоды, ребятишки.

Между тем созрели хлеба, и на другой день после праздника пресвятой богородицы Слимак приступил к жатве. Работа была недолгая - всего дня два или три, - но мужик спешил: он боялся, как бы не вытекло переспевшее зерно, и не хотел пропустить жатву на помещичьих полях.

Обычно работали втроем: Слимак, Овчаж и Ендрек. Они попеременно жали и вязали снопы. Хозяйка и Магда помогали им с утра и после обеда.

В первый день, около полудня, когда они жали впятером и уже добрались до вершины холма, Магда заметила на опушке леса каких-то людей и сказала об этом хозяйке. Все стали глядеть в ту сторону, обмениваясь замечаниями.

- Видать, мужики, - сказал Овчаж, - видишь, все белые.

- А один-то с ними соломенный, - прибавила Слимакова, - мужики так не ходят.

- И сапоги до колен, - вмешался Слимак.

- Гляньте-ка! - крикнул Ендрек. - В руках у них вроде колышки, и веревку за собой волокут!