7 жизней. Роман - Сергей Корнев

Кирилл, весь промокший, запаниковал:

– Надо такси вызывать!

– Да кто сюда поедет… – ответил ему Алик.

Сообщение не отправлялось. Артём, постоянно нажимая на повтор, отрезал:

– Сеть не берёт.

– Пошли в домик, – проворчал Алик и обречённо спустился с дороги.

И вдруг сообщение отправилось. «Слава Тебе, Господи!» – возликовал Артём, но отчёт о доставке почему-то не пришёл.

Кирилл, спускаясь с шоссе, поскользнулся и упал в грязную лужу. Дождь спал ещё немного, но ветер, похоже, наоборот, только усилился. Артём поспешил за уходящими Аликом и Кириллом.

«Может, просто показалось, что ушло?» – сомневался он, всматриваясь в закапанный дождём дисплей телефона. Залез в список отправленных смс – там оно значилось.

«Господи, хоть бы дошло!» – взмолился Артём и с благоговением взглянул на небо. Небо ответило ему ненавистью с примесью печали и неудержимого высокомерия.

Забежав в домик, все с непонятной надеждой облепили окно. Но вскоре непонятная надежда ушла, и вполне понятное отчаяние охватило каждого.

Артём уже не верил и в то, что его смс-ка отправилась. «Просто глюк…» – поник он.

– Уедем, – подбодрил вдруг всех Алик. – В семь автобус. В семь уедем.

«Дай, Господи! Помилуй, Господи! Помоги, Господи!» – вздохнул Артём, посмотрев в потолок. Кирилл промолчал.

– Уедем, – повторил Алик. – В семь по любому уедем.

Они оторвались от окна и сели за стол. Молча и неподвижно смотрели на мрачные бревенчатые стены. Крыша монотонно скрипела, как будто читала покаянный канон, многоголосно пропевая припевы. Если бы дома могли молиться, пожалуй, этот домик и вымолил бы их. Лил дождь, выл ветер, а домик только поскрипывал. Домик думал. Да и кто бы из этих парней, сидящих за столом, не задумался бы о высоком в такую погоду в своих надёжных укрытиях в городе А. Лил дождь, выл ветер, а они уткнулись отрешёнными взглядами в стены и молчали. Не то время, не то место, чтобы думать о высоком. Не то время, не то место, чтобы говорить о высоком.

У Алика теперь промок и спортивный костюм. Он разделся и бросил его на лавку. Затем полез в рюкзак, вынул свою мокрую одежду и пиво.

– Может, по пиву? Будет веселее ждать, – с улыбкой предложил он.

– Давай, только я эту бодягу пить не могу, – ответил Кирилл.

– Ну извини, больше ничего нет, – равнодушно пожал плечами Алик. – Ты как, Артём?

Артём выпивал редко, но когда предлагали, никогда не отказывался. Да и что греха таить – нравилось ему побыть под хмельком. Правда, предложений было немного. Разве что на трапезах в Преображенской церкви после больших праздников да несколько раз на институтских торжествах. И то, чтобы мама не знала. Она не выносила этого.

– Нормально, – тихонько произнёс Артём.

Так как посуды не было, Алик пустил двухлитровую баклажку по кругу. Артём перекрестил её глазами. Когда пришла его очередь, он с удовольствием залпом отхлебнул граммов двести.

Мог бы и больше, но всё-таки мешала некая брезгливость. Хорошо, что баклажка переходила к нему от Кирилла, после Алика пить было не очень приятно. Та жадность, с которой тот пил – так, что маленькие струйки пива стекали по его подбородку – ничего, кроме омерзения не вызывала.

Кирилл же пил мелкими аккуратными глоточками, притом всегда вытирая горлышко. Через несколько минут все повеселели. Стало привычно хорошо и спокойно, а именно этого так не доставало Артёму. Удивительным образом эти два литра окрасили домик совсем в другие тона и немного породнили парней. Причём можно было ничего не говорить, всё складывалось само собой.

Кирилл, как и Алик, снял с себя одежду и развесил её на лавке. Конечно, ведь в мокром и заболеть не долго. В иной раз Артём постеснялся бы, но теперь обстановка располагала, и он последовал общему примеру. Тем более была открыта уже вторая баклажка. А все эти дождь, и ветер, и всё прочее стремительно вылетели в какую-то неважную часть головы.

Но вдруг на крыльце послышались шаги, и в комнату ввалился пьяный мужик в старомодном плаще и тяжёлых кирзовых сапогах. Скинув капюшон, он застрял в дверях, слегка покачиваясь и растерянно вытаращив глаза. С плаща на пол крупными струйками стекала вода.

Артём отстранил от себя баклажку с пивом – давняя привычка: даже на трапезах в храме он всегда отстранял от себя спиртное, когда кто-нибудь входил неожиданно. Кирилл вообще испугался. Даже Алик не нашёлся, как отреагировать на незваного гостя.

Наконец, тот заговорил сам:

– Не помешал?

Никто ему не ответил. Тогда он продолжил:

– На улице светопреставление началось!.. Я обожду здесь чуток… Вы не против?..

Конечно, они были против, но этот домик не принадлежал только им, чтобы иметь право не разрешить человеку – пусть и какому-то пьянице и, возможно, даже бомжу – скрыться от непогоды. Мужика, похоже, не сумел спасти даже его плотный-преплотный плащ – всё равно промок.

В общем, им пришлось компактнее собрать свою мокрую одежду и освободить ему место на лавке, чтобы он мог сесть. Заметив это, мужик торопливо, у двери, снял свой плащ. С небрежностью откинув его в угол комнаты, он сел. Сразу стало как-то грустно. От его пустого, истёртого лица веяло невыносимой мертвенностью.

Артём как христианин жалел таких людей, а как человек презирал. Эти лица каждую службу встречали и провожали его. Он привык не впечатляться человеческими падениями, предоставив этим людям и их невыносимой мертвенности маловажный и нейтральный притвор своей жизни. И сейчас проще всего было занять именно такую позицию.

Он невозмутимо отхлебнул из баклажки и передал её Кириллу, потому что Алик совсем как-то расстроился. Но Кирилл тоже пить не стал.

– Может, и я с вами выпью, ребята? – оживился мужик.

Он полез в небольшую тряпичную сумку, висевшую у него через плечо, и по-хозяйски выложил на стол кусок хлеба, грубо нарезанные кусочки ветчины и несколько яиц, испачканных крошками хлеба. В довершение на столе появилась початая бутылка дешёвой водки.

«Таких только посади за стол!..» – покорёжило Артёма.

Алик потупил взор, а Кирилл, напротив, с досадой вознёс его вверх. Между тем мужик, невозмутимо посмотрев на стол, спохватился и достал из сумки ещё и пластиковые стаканчики. Довольно объявил:

– Чистые.

– Мы не будем водку, у нас пиво есть, – сказал Кирилл.

– Ну и ладно, – снисходительно ухмыльнулся мужик, – пейте пиво, а я буду водочку. Возьмите стаканчики. Чё вы из горла-то?

Алик нехотя взял у него три стаканчика и отдал их Кириллу. Тот разлил пиво. Артём смирился, переложив ответственность за исход этого сомнительного сотрапезничания на Алика и Кирилла. Он привык «смиряться», уходить в тень, не нести ответственность, плыть по течению, называя всё это борьбой со своеволием.

Возможно, так оно и было, потому что подобным образом его часто посещали настоящие добрые плоды, а когда приходилось по необыкновению вмешиваться, то наоборот всё портилось.

И всё же Артём с крайним неудовольствием взглянул на то, как мужик трясущимися руками налил себе водки.

– За знакомство, – пробубнил тот и выпил.

Даже нисколько не поморщившись, живо представился, утерев губы ладонью:

– Меня звать Владимир Петрович. Можно Петрович. Или просто Вова.

– Уж лучше Петрович, – ухмыльнулся Кирилл и принялся маленькими глоточками цедить своё пиво.

За ним выпили Алик и Артём. На удивление горько-кислая жидкость и притом очень противная на вкус всякий раз легко и мягко проваливалась внутрь, так что Артём с наслаждением вдыхал даже запах из стаканчика. Пульсировало в висках, немножко кружилась голова, руки сделались какими-то слабыми и чужими. О неприятностях этого дня даже думать не хотелось, а, напротив, хотелось абсолютно не замечать беснования разбушевавшейся стихии.

Ветер тем временем дул в щели окошка так свирепо, что от сквозняка стало очень зябко. Но и это не сильно тревожило Артёма, и чем больше он пил, тем тревожился ещё меньше. Ему трудно было понять Кирилла и Алика: первый сделался весь синий от холода, а второй состроил такую гримасу, будто его вот-вот стошнит.

– Что-то вы совсем хмурые стали? Холодно голышом сидеть? – спросил Петрович, закусывая ветчиной.

– Не жарко, – недовольно откликнулся Кирилл.

Петрович усмехнулся:

– Видимо, рано мы весну почуяли!.. Вон как завывает! Давайте я вам в пиво водочки чуть-чуть подолью? Всё посогреетесь немного, а?

– Да не будем мы твою водку! – с раздражением отмахнулся от него Кирилл.

Он потрогал свою мокрую одежду и, расстроившись ещё сильней, обиженно пробормотал:

– Я вообще больше пить не буду.

– А я буду, – неожиданно весело сказал Алик, – наливай, отец, свою водку!..

Когда он подвинул к Петровичу свой стаканчик, Артём поймал его взгляд. Это было ужасно. Здесь всё смешалось в невыносимую, неудобоваримую и отталкивающую кашу: и чернющая тоска, и жгучая боль, и злоба, и жажда чего-то, и какая-то мольба, и обличение, острый немой укор, и просто обыкновенная жалость.