7 жизней. Роман - Сергей Корнев

– А я буду, – неожиданно весело сказал Алик, – наливай, отец, свою водку!..

Когда он подвинул к Петровичу свой стаканчик, Артём поймал его взгляд. Это было ужасно. Здесь всё смешалось в невыносимую, неудобоваримую и отталкивающую кашу: и чернющая тоска, и жгучая боль, и злоба, и жажда чего-то, и какая-то мольба, и обличение, острый немой укор, и просто обыкновенная жалость.

И всё это обращалось к нему, к Артёму. Оно, как голодный вампир, уцепилось, присосалось, так что невозможно было отвернуться, отряхнуться, выбросить всё к черту, в преисподнюю, и забыть. Поэтому Артёму пришлось молча проглотить это. Он проглотил и, казалось, опьянел ещё больше.

Алик спросил:

– Ты будешь ёрш? Давай согреемся. Одежда теперь не скоро высохнет.

– Буду, – послушно согласился Артём.

Алик придвинул к Петровичу второй стаканчик и предупредил:

– Только немножко.

– Да я пять капель…

– Знаю я ваши пять капель!.. Вам и сто грамм, как пять капель. Немножко – это совсем чуть-чуть. Понял?

– Понял, – обиделся Петрович и налил в один стакан где-то четверть, а в другой немного не доходя до этого.

– Ну сказал же – немножко! – рассердился Алик.

– Да я и налил пять капель…

– Ладно, хрен с тобой… Кирилл, давай сюда пиво!..

Кирилл отдал баклажку, и Алик налил пиво в стаканы до краёв.

– Гадость, блин… – понюхав, сморщился он.

– А вы, нате вот, закусите, – предложил Петрович свою еду. – И подождите меня, я себе тоже налью.

– Ну а как же ты себе не нальёшь? Ждём.

Петрович налил себе и с чувством возгласил:

– За вас, ребята! За молодёжь!..

Все, кроме Кирилла, дружно выпили.

– Не отравлюсь? – спросил Алик, схватив кусок хлеба с ветчиной.

– Нет. Хорошая. Берите, берите, ешьте, – засуетился Петрович, неуклюжими грязными пальцами очищая яйцо.

Артём очень проголодался и не раз пожалел о том, что не поел дома. Мог бы на худой конец и в магазине купить что-нибудь, хотя бы в Брехаловке той же самой. А теперь, после «ерша», засосало так, что стало не до принципов и выпендривания. Очень хотелось жрать.

Принципы заключались в Великом посте, до конца которого оставалась ещё целая Страстная неделя, а посты Артём никогда не нарушал. Он скорее желал бы умереть с голоду, чем съесть скоромное. Да и в выпендривании ничего плохого не было. Просто правильное воспитание: в приёме пищи должны быть, во-первых, гигиена, а во-вторых, эстетика. В Петровичевой снеди ни того, ни другого не было. Самым безобидным казался хлеб. А поскольку принципы находились в зоне священного табу, Артём пожертвовал некоторой частью выпендривания. Он взял кусок хлеба, который оказался очень вкусным. Пожалуй, ему никогда не приходилось есть такого хлеба.

– У-у, да ты голодный!.. – заметил это Петрович. – Давай бери ветчинку, яички!.. Ешь, ешь…

– Нет, это я не буду, – ответил Артём. – Сейчас идёт пост. Я пощусь.

Он был уверен, что кто-нибудь обязательно покусится на принципы. По своему опыту знал. Поэтому мысленно встал в стойку, приготовившись защищать их.

Петрович выдержал паузу, а затем выпалил:

– А, это ты в Бога веруешь? В церкви служишь? То-то я смотрю у тебя бородка какая-то такая… как у этих, у дьячков… ну, которые на попов учатся!.. Или ты уж, может, выучился?

– Никакой я не дьячок. И учусь я в пединституте, – громко и как можно твёрже отрезал покушение на принципы Артём. – Мало ли какая у меня бородка!..

Но Петрович отставать не собирался:

– Так ты не служишь в церкви? А чего ж тогда посты какие-то?

– Просто я православный христианин. В церкви я не служу, но посты соблюдаю.

– Я тоже православный, – посерьёзнел Петрович.

– Но в церковь, наверное, не ходишь, не молишься и посты не соблюдаешь?

– Ну и что? Бог у меня в душе!..

– Да ты не знаешь, что такое православная вера! Для этого надо в церковь ходить, а не водку пить.

– Да, я в церковь не хожу. Но в душе в Бога верю. А посты – это всё показное. Ты думаешь, тебя за это Бог в рай возьмёт?

Трудно объяснить, до какой степени подобные разговоры и придирки надоели Артёму за всю его сознательную воцерковленную жизнь. Он устал от них и не хотел уже говорить об этом. Не то что раньше. Раньше была, по сути, больше проповедь, а теперь тяжкая повинность.

– Этого я не знаю. Чтоб в рай попасть, надо соблюдать заповеди, жить праведно, в церковь ходить, исповедоваться, причащаться. Много, чего надо делать, – ответил он.

– Это попы выдумали, чтобы деньги с народа собирать и жить легко. А что они, попы-то, праведно живут? – разошёлся Петрович. – Знаю я, какие они праведные!.. Вино тоже пьют, будь здоров.

Но Артём не собирался дальше развивать полемику. Не в первый раз, уже выучил, куда всё ведёт: сначала попы плохие, а потом и Бога нет.

– Каждый за себя должен отвечать, – устало поставил точку Артём и, давая понять, что разговор окончен, подошёл к окну.

Тогда вдруг вмешался Алик:

– Зря ты на парня наехал, отец, это его дело. Хочет поститься – пусть постится. А про попов тебе советская власть напела.

– Да я не наезжал… Я так… А что ты против советской власти имеешь? – переключился Петрович. – При ней хорошо жили. Не то что сейчас.

– И сейчас не живем, и тогда не жили. Дерьмо – твоя советская власть. Мозги она тебе запудрила. Так, что человек, который тебе в сыновья годится, вере предков наших тебя учит. По идее ты его должен учить. А чему ты можешь научить? Вон каким тебя сделала советская власть!..

Артём внутренне возликовал и благодарно взглянул на Алика. Не ожидал он, что тот заступится.

– Это меня нынешняя власть таким сделала! – вспылил Петрович. – Думаешь, я всегда таким был. Я работал честно, деньги на книжку собирал. Я книжки читал. Я в кино ходил. Я футбол по телевизору смотрел. Я пил только по праздникам. Идея была у людей, уверенность в завтрашнем дне была. А потом всё забрали и ничего не дали взамен. Деньги на книжке сгорели. Работать честно нельзя, ничего не заработаешь. Кто успел, тот и съел. На людей насрать нынешней власти. Нах** мне теперь книжки её, кино её, футбол её!.. А научить я вас могу жизни. Главное правило – каждый за себя. Вы никому не нужны. Нужно непременно стать подлецом, чтобы закрепиться в этой жизни. Или вы станете такими же, как я, со временем.

Теперь влез и Кирилл. Трясущимися от холода губами он горячо выплеснул:

– Не станем. Ты не смог со своими старыми взглядами приспособиться к новой жизни. Сейчас никто о тебе не позаботится, если ты сам о себе не позаботишься. К примеру, я о себе позабочусь, поверь мне. Завтра меня не пугает.

– А если завтра война? Или полетит власть твоя к чертям собачим? Ты и тогда будешь таким уверенным?

– Войны не будет, – глухо сказал Кирилл, вздрогнув.

Это за окном под напором ветра с пронзительным треском повалилось сухое дерево. Артём вполне отчетливо видел всё, несмотря на пелену капель дождя на стекле. Возможно, только сейчас он понял всю серьёзность своего положения и испугался, что не попадёт домой к вечеру, как обещал маме.

«Господи, помилуй!.. – молитвенным стоном содрогнулось его сердце. – Зачем я поехал сюда? Ох, если б я знал, что так выйдет!».

Крыша домика, как будто соглашаясь с ним, застонала пуще прежнего. Артём обрушился на Машу: «Если б получила смс-ку, давно бы могла прийти. Неужели не знает, где этот домик? Знает! Она всё знает! Может, и получила – прочитала и забыла! Бросила ме…».

Вдруг дверь распахнулась, и его мысль оборвалась, ему показалось, что это пришла она. Точнее, даже больше, он был на сто процентов уверен в этом и уже успел покаяться в своём необоснованном гневе на неё, но в комнату ввалился всего лишь обжигающий вихрь из капель дождя, холодного воздуха и невыразимой тоски. Алик подскочил и закрыл её.

– Ветер, – с облегчением вздохнул Кирилл.

У Артёма же всё оборвалось внутри, а на смену всему, что оборвалось, пришли разочарование и пустота.

– Да это уже не ветер, – холодно проговорил он, – это похоже на ураган. Сколько времени?

Кирилл посмотрел на часы:

– Пять. Думаешь, до семи уляжется?

– Не знаю…

– Да стихнет, конечно, – беззаботно вставил Петрович. – Я так думаю…

– Будет кто ещё? – спросил Алик, подойдя к столу и налив себе пива.

«А что ещё остаётся?» – обречённо сказал себе Артём и, не раздумывая, согласился. На этот раз выпить изъявил желание и Кирилл.

Они пропустили ещё по паре стаканов. Петрович, чуть-чуть не допив свою водку, опьянел и едва сидел за столом. Алик с отвращением бросил ему:

– Тебе надо, отец, проспаться.

Петрович без всякого пререкания встал, расстелил свой плащ на полу и лёг. Очень тихо он пробормотал:

– Не обижайтесь на меня, ребята.

«Обижаться на тебя грешно! – прокомментировал его внутри себя Артём и добавил: – А точнее даже противно!».