Юрьев день - Геннадий Прашкевич

– А кто?

– Млекопитающие.

– Странно. Ты, Анна, тоже млекопитающая, а разве у тебя эта штука есть?

Они там приглушенно засмеялись. «Девушки недостойны звания млекопитающего».

Оказывается, с рабочими Анара спорила Аня. Скромница, умница, и гороскоп у нее с утра лег удачно. Настоящая принцесса. Не боялась опускаться до народа. Пожаловалась, что по телику все время говорят про Луну, а она Луну уже три месяца не видела.

– Мне ночью Колесников звонил, – сообщила она как-то без особой связи с Луной и с млекопитающими. Наверное, Анар стоял рядом. – Один мой бывший… Ну, одноклассник… Сказал, скучает…

– Как млекопитающее, – уточнил кто-то.

Анна засмеялась вместе со всеми: дразнила Анара.

Неважно, что ее саму только что лишили звания млекопитающего, разговаривала она с людьми смело. Например, предположила, что гастарбайтеры тоже… ну в какой-то степени… не млекопитающие… Им же не разрешается то, что разрешается дельфинам…

– А монголы – млекопитающие?

– Откуда такие недостойные сомнения?

– А я только что из Монголии.

– Граница же закрыта.

– Да ну. Я только что вернулся из Монголии. Возил монголам рис по договору. Когда уезжал, мне сказали, что граница закрыта и очередь будто бы от самого Кош-Агача. А мне что? Рис в сухом воздухе не портится. Поехал. В степи пусто. Везде пусто. И на пропускном пункте пусто, никаких очередей. Ну, думаю, всех разогнали по домам и мне надо возвращаться, а погранец в зеленой форме кричит: «Проезжай!» Я газ выжал, но стою, сцепление отпускаю. Мы ученые, мы знаем, когда дергаться. А погранец кричит: «Проезжай!» Вот, думаю, задачка: не двинусь с места – накажет, а двинусь – накажет вдвойне. А погранец разоряется: «Проезжай!» И монголы с той стороны машут, рису хотят. Ноги короткие, кривые, уверенные. Ну я и поехал. Довез рис до склада, разгрузился. Эх, Монголия, кругом степи. Табун лошадей видел, аж до самого горизонта, в нашу сторону движется.

Мы с Алексом вышли на балкон.

Веяло чудесной прохладой, чистотой, уверенностью прозрачного воздуха. Сосны и лиственницы взбегали по склонам, волшебно отсвечивала река – черной гладью и серебром. Бормотала про Луну, которую никто уже несколько месяцев не видел. Только в таком месте и можно найти сбежавший вещдок или подброшенного ребенка. «Коля чепоков кумандинец помогите родился в январе». Бывшие жены Анара перекликались в комнатах первого этажа, такой негромкий птичий базар. А на западной террасе вели жаркий спор выпестыши. Венька, Якунька, Кланька и Чан. «Подохнет ведь», – жалела Кланька кукушку. «Да почему подохнет?» – не верил Якунька. «Она кукует, а ей жрать надо», – сурово по-русски сказал Чан. «Ну покукует и полетит червяков искать». – «Нет, теперь не полетит. Теперь никуда больше не полетит». – «Да почему это?» – «Она чокнулась».

А внизу, невидимые, разогнав гастарбайтеров, Аня и Анар обсуждали то, что в мире случилось за ночь. Закрыли границы ЮАР, Бельгия, Нидерланды, Япония. Вокруг России границы везде замкнулись. Шофер, ездивший в Монголию, или пьян был, или не разбирался в границах. Не летали самолеты. Поезда и автомобили выстраивались в многокилометровые линии у таможенных пунктов. В столицах и в приграничных пунктах кипели демонстрации, пока, к счастью, без насилия.

– А в буфете, – сказал Анар, – микроволновка заговорила.

– Ой, ты чего! – испугалась Аня. – Человеческим голосом?

– А других у микроволновок быть не может, они людьми изготовлены.

– Ага, – согласилась Аня. Чувствовалось, что она испугана. Зато я несколько успокоился. Раз микроволновка заговорила, значит, и мой мини-бар мог каким-то образом излучать новости.

– Теперь вести можно слушать, не включая телевизора, – сказал внизу Анар.

– Ты здорово на этом сэкономишь! – обрадовалась Аня.

– Но ты особенного значения всему этому не придавай, – предупредил Анар. – Тут у нас всегда так. Алтай – место чудес. Это для тебя место, Аня. В пазырыкское время тут тоже всякое бывало. Видела на плече принцессы Укока волшебных олешков? Они красивые… Как на твоем плече… Мне шаман говорил…

– Ой, что шаман говорил?

– Да это неважно.

– Нет, ты скажи.

– Ну он всякое говорил.

– Нет, Анар, ты скажи, скажи!

– Ну нес всякое… Говорил, что принцессу Укока встречу…

– Ты что, Анар? – испугалась Аня. – Она же селькупка!

– Ты только алтайцам такого не скажи.

– Ой, – испугалась Аня и на кукушку: – Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого. – Но это не помогло.

Я с наслаждением потянулся. В небе плыли нежные облака, медленные долгие караваны.

– Мне в детстве хотелось прыгать по таким облакам, – донесся снизу голос Анара.

– А я люблю смотреть на облака с самолета, – отозвалась Аня. – Они как снежные.

– Ну ладно, пусть снежные… – К моему изумлению, Анар не проявлял свойственную ему твердость. – Ты, Аня, – оказывается, они уже перешли на ты, – могла все это видеть в пазырыкское время.

Я обалдел. Неужели они всерьез?

Но Аню ничто не смущало.

– Мне почему-то кажется, что никто теперь уже никогда не умрет, Анар, – произнесла она счастливым голосом. – Вот Буковский говорит, что все умрут, что долго ни один долгожитель не протянет, только мучиться будут. Он всех реднеками называет, красношеими. По-английски это что-то вроде крестьян. Буковский говорит, что даже все твои бывшие жены умрут, – зачем-то вставила Аня, видимо, чтобы Анар все-таки не забывался. – А ты как считаешь?

– Хочешь, я прямо сегодня выгоню Буковского?

– Ты что? Куда ему идти, Анар? У него же никого нет! – и спросила: – Анар, я не понимаю. Ну зачем люди умирают, Анар?

– Ну это просто, – ответил бывший командир, явно довольный, что разговор перешел на тему, в которой он был силен. – Один шел по железнодорожной линии, попал под поезд. Другой гнал машину, вылетел на обочину. Третьего на сплаве засосало в воронку. Да мало ли…

– А те, кого не засосало?

– А у тех свои причины. Ну болезни, голод, зависть и всякое такое. У каждого найдутся уважительные и неуважительные причины. А еще специалисты говорят, что в определенном возрасте в каждом живом организме включается особая программа и это существо начинает усыхать.

– Как принцесса Укока?

– Нет, – мягко возразил Анар. – У принцесс все иначе. Мы с тобой сейчас говорим про самых обычных людей. Шлаки, клеточный мусор, закупорка сосудов, желез, мозгов. Принцессы тут ни при чем. Они – особая стать. Вообще, Аня, в мире много такого, о чем думать интересно.

– Ты про птиц, про облака, про озера с реками? – умно спросила Аня. – А пишут, что в морях рыбы свихнулись, плывут, куда не надо. И с птицами не лучше. У Буковского в голове гуси, вот даже они вырвались на свободу. Я когда в анкете в графе «не заполнять» написала «хорошо», Буковский ругался.

– Нет, я точно его выгоню!

Солнце высветило видимую длину реки, вода нежно дымилась. Алекс вернулся к себе, но влюбленные млекопитающие под моим балконом не умолкали. Узкий лучик проник в окно, пронизал фужер с недопитым красным вином, на блюдце тревожно заплясало алое лазерное пятнышко.

– Нет, ты скажи, скажи, почему человек живет так недолго?

Вместо ответа наплыла с юга туча, какая-то неправдоподобно низкая, широкая, рваная, как грязное и мокрое верблюжье одеяло. Свет в комнате и на террасе погас, стало совсем темно. На соседний балкон вышел Алекс в спортивном халате, почесался с наслаждением: «Вечно у Анара темно». Лохматую тучу, оставляющую на соснах влажные обрывки, изнутри распирало бесшумными синеватыми вспышками. Она плыла, расширялась, садилась ниже, еще ниже, совсем близко к кипящей, как в чайнике, воде. Окончательно погас свет. То есть везде погас. И в селе, и на набережной, и вдали над Чемальской ГЭС. Суматошно взревел в подвале резервный генератор, в баре и на кухне «Дарьиного сада» желтовато вспыхнули лампы и тут же погасли, будто поперхнулись. Обреченно взревел второй генератор, сиплый и низкий, где-то за баней, и тоже заткнулся.

– Слышишь?

– Это гром?

– Да нет же, нет! – Анар слушал кукушку.

Так долго, как предсказывала кукушка, люди все равно не живут, даже в пазырыкское время так долго не жили, но кто знает: может, теперь Смирнову повезет? Тем более что везде снова вспыхнули электрические огни. Теперь действительно везде. И там, где до того горели, и там, где до того были выключены. На столбах, в коридорах, в пустых и в занятых номерах, в пустой бане (я видел, как осветилось ее окошечко). Я щелкнул выключателем, но свет в номере не погас, даже настольная лампа с проводом, выдернутым из розетки, радостно светилась.

– Анар! – крикнул я. – Ты сколько платишь за такую иллюминацию?

Хозяин «Дарьиного сада» поднялся на нижнюю веранду:

– Не знаю. Счетчики не крутятся.