Все мои мужчины (СИ) - Северина Анна

Ну что же, я была польщена — времена Дон-Кихотов давно минули, и даже такой скромный поступок казался теперь почти рыцарством.

Молоденькая кондукторша, едва взглянув на нас, подала билеты и стала продвигаться дальше по автобусу, громко напоминая:

— Граждане пассажиры, оплачивайте за проезд.

— Оплачивайте проезд, — шепотом поправил ее Антон.

Я улыбнулась, и мы стали вспоминать коллег по работе, когда на следующей остановке кондукторша довольно бесцеремонно вклинилась в беседу.

— Гражданин, оплатите за проезд! — потребовала она, дергая его за рукав пиджака.

Он покраснел и возмущенно зашипел:

— Я оплатил его еще на прошлой остановке.

Кондукторша внимательно посмотрела на него, но на слово ему не поверила и устало попросила:

— Предъявите, пожалуйста, билет.

Проще всего было бы показать ей искомый билет, и она, конечно, тут же признала бы свою ошибку и даже, может быть, извинилась бы за беспокойство, но он почему-то предпочел другой вариант и отважно бросился сражаться с ветряными мельницами.

— Да как вы смеете! — он начал с возмущения.

Она в ответ тоже повысила голос и пригрозила, что высадит его из автобуса.

Жадные до бесплатных скандалов пассажиры придвинулись к нам поближе.

Антон еще больше покраснел (хотя это казалось почти невозможным) и вынужден-таки был свой билет продемонстрировать.

Пустяковый, казалось бы, случай, и он мог просто забыть об этом или, по крайней мере, сделать вид, что забыл. Но нет, он мастерски сделал из мухи слона.

— Я буду на вас жаловаться! — безапелляционным тоном заявил он кондукторше.

Та онемела от изумления, и только это позволило ему избежать еще большего скандала и ретироваться из автобуса с видом настоящего английского аристократа.

Но и на улице он продолжал изливать свое возмущение.

— Непременно нужно написать жалобу! — принялся убеждать он меня, хотя я и не думала возражать.

Я попыталась перевести разговор на другие рельсы, но он решительно вернулся к прежней теме.

— Ты не знаешь, где находится их контора? Ничего, я выясню у нас в транспортном управлении — они всех частных перевозчиков знают.

— Зачем тебе трепать себе нервы? — удивилась я. — Ты всё равно не знаешь, как ее зовут.

— Карина Никитична Заболоцкая! — торжествующе отрапортовал он. — У нее был бейджик на куртке. И номер автобуса я запомнил.

— Глупо скандалить из-за такой ерунды. Она просто ошиблась. Я слышала, кондукторов штрафуют, если контролеры обнаруживают в салоне безбилетных пассажиров, вот она и занервничала. Может быть, у нее плохая память.

— Ты не понимаешь, Алина, — это дело принципа, — упрямо сказал он.

И не менее получаса доказывал мне, как важно быть принципиальным человеком. Сначала я зевнула непроизвольно, вовсе не желая его обидеть. Потом принялась зевать демонстративно и так же демонстративно поглядывала на часы.

Но он остановился только тогда, когда я заверила его, что целиком и полностью с ним согласна.

— Как ты смотришь на то, чтобы поужинать вечером в ресторане? — влюбленно глядя на меня, предложил он.

Я похолодела от этой мысли.

— Послушай, Антон, можно я задам тебе деликатный вопрос: как давно ты встречаешься с Элей?

Он покраснел, как барышня на смотринах.

— Понимаешь, Алина, это совсем другое дело…

— Ты уже делал ей предложение? — продолжала я допрос.

— Ну, не то, чтобы предложение, — промямлил он.

— Но на возможность этого намекал, — безапелляционным тоном закончила я его мысль.

— Ну, не то, чтобы… — снова затянул он ту же песню. — Понимаешь, она — конечно, замечательная, но ты…

Он едва не объяснился мне в любви, но я вовремя его остановила:

— Мне кажется, ты не имеешь права так подло с ней поступать. Ты же всегда был благородным рыцарем.

Он жалобно улыбнулся:

— Но ведь мы с тобой встретились не случайно? Ведь это должно что-то значить?

Я могла бы немало рассказать ему о том, почему мы встретились, но, разумеется, не стала этого делать (еще вообразил бы, что я до безумия в него влюблена).

— Мы встретились как друзья, — жестко сказала я. — Давай друзьями и останемся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он робко взял мою правую руку, и я почти испугалась, не оказалось ли у него с собой случайно обручального кольца.

— Но ты же рада была меня видеть. Правда?

Я кивнула — в такой малости отказать ему не могла.

— И рада была пообедать со мной сегодня. И если бы ты не увидела Элю…

— Она тебя любит, — напомнила я. — И ты ее, наверно, тоже, просто ты еще этого не понял. Вы будете идеальной парой, она станет во всём поддерживать тебя, будет о тебе заботиться, и ты когда-нибудь поймешь, как тебе повезло.

Он шепотом спросил:

— А как же ты, Алина?

Я, едва сдержав улыбку, ответила словами героя известного советского кинофильма:

— А я отказываюсь от тебя.

Он прослезился и поцеловал мою замерзшую руку:

— Ты такая благородная, Алина.

А ночью мне приснился сон — будто бы в ЗАГСе при большом стечении народа Антон спрашивает, согласна ли я стать его женой. А я к немалому своему изумлению отвечает: «Да!».

Я проснулась в холодном поту.

10. Вадим

Он был моей первой любовью — наивной, светлой. Он учился в параллельном классе, и когда я видела его на переменке, мне казалось, что хмурый школьный коридор расцвечивается яркими красками.

Мне казалось — он тоже ко мне неравнодушен, и часто ловила его затаенный восторженный взгляд, и чувствовала себя почти счастливой, хотя о чувствах своих мы дружно молчали.

В ту пору я еще была скромницей и тихоней, и уж, конечно, не могла себе позволить объясниться ему в любви. Мне достаточно было знать, что он рядом, что он думает обо мне. Думала — решится всё само собой — вот вырастем мы, станем взрослыми, и когда-нибудь, может быть, на выпускном балу, он подойдет ко мне и скажет: «Алина, я тебя люблю».

Не сказал.

А когда я поступила в университет и достаточно осмелела, чтобы последовать примеру Татьяны Лариной, он был уже женат.

Казалось бы — всё, нужно его забыть. Раз предпочел другую, значит не любил меня ничуть. Ан нет, долго еще он снился мне по ночам. И потому придумывала ему оправдания, и по всему выходило, что не виноват он ни в чём, а просто запутался по молодости, по глупости, а потом уже вынужден был поступить благородно — он всегда был порядочным.

И я разыскала его телефон и адрес и однажды даже осмелилась ему позвонить. Правда, услышав женский голос, положила трубку. Что я могла ему сказать?

И не видела его со школьных лет ни разу. Нет, однажды видела — случайно встретились на автобусной остановке. Поболтали о том, о сём — о погоде, о друзьях-товарищах. А когда былое вспоминать стали, он сказал, как отрезал: «Сын у меня растет. Да, должно быть, ты знаешь». И всё — разошлись по сторонам.

А потом мне приснился странный сон — будто едем мы с Вадимом в трамвае, и я, захлебываясь от восторга, говорю ему о своей любви необычайной, а он слушает молча — вежливо, но растерянно. И я понимаю — он-то меня не любит и никогда, быть может, не любил.

И до того явным был тот сон, что я проснулась с твердым намерением забыть Вадима окончательно. И почти забыла. И вспомнила только, когда уехал Кирилл. Но даже после этого не решилась начать с него.

— Всё, завтра же ему позвоню, — заявила я Лизавете, рассказав подруге честно, без утайки о своей детской любви.

— Ой! — испугалась та. — Он женат! У него сын! Как же можно?

— Разведется, — без тени сомнений ответила я. — А сыну помогать будет.

— Ой! — Лиза поднесла к пылающим щекам свои худенькие бледные руки. — А что ты ему скажешь? Объяснишься в любви? А помнишь, как во сне? А если и наяву отвернется?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ничего, — внутренне содрогнувшись, сказала я. — Скажу, что пошутила. Пусть потом жалеет, что от своего счастья отказался.

Говорила решительно, без тени сомнений, а позвонить ему так и не смогла.