Фаворит. Американская легенда - Лора Хилленбранд

Но у этого Фауста не было ни единого шанса. Подгоняемый палкой, Сухарь снес стартовые ворота, покрыв четверть мили за рекордные 22 секунды. Это могло бы стать самым высоким показателем за четверть мили среди однолеток. Сегодня на треках соответственные показатели на две секунды быстрее, чем в 1930 году, но даже сегодня такая скорость на тренировках исключительна. Значит, птичка все же умела петь.

«Я понял, почему он не бегал», – говорил Фитцсиммонс. Дело было вовсе не в том, что он не мог. Дело в том, что он не хотел. Теперь тренер понимал, что столкнулся с поведенческой проблемой – такой же сводящей с ума, как кровожадность Морского Сухаря: патологическая лень. «Он был ленивым, – удивлялся Фитцсиммонс, – чертовски ленивым».

Жеребец доказал, что в его небольшом неказистом теле скрыта знаменитая резвость его отца. Но это открытие никак не повлияло на его нежелание работать в полную силу. Хотя Фитцсиммонс позже и отрицал это, он, очевидно, снял запрет на использование хлыста в отношении Сухаря. «Мы пользовались хлыстом каждый раз, когда выводили Сухаря на трек, и били в полную силу, – однажды признался он. – Если мы этого не делали, он просто бездельничал». Жеребец стал бегать лучше. Но чтобы набрать наилучшую форму, нужно было работать гораздо больше. Фитцсиммонс пришел к заключению, что, чтобы полностью раскрыть потенциал, который он рассмотрел в Сухаре, нужно, чтобы тот участвовал в скачках. И участвовал часто. Логика была такая: поскольку Сухарь отдыхал больше, чем остальные лошади, то сможет выдержать самый напряженный график скачек. Жеребец был достаточно умен, чтобы остановиться в нужный момент, если нагрузки будут слишком большими.

Заботу о Сухаре поручили помощнику тренера, Джеймсу Фитцсиммонсу-младшему, а сам Солнечный Джим сосредоточил свое внимание на более перспективных лошадях. У Сухаря был очень жесткий и напряженный график скачек. Чистокровных лошадей распределяют по возрастным категориям в соответствии с годом рождения, а не месяцем. Первого января все лошади автоматически переводятся в другую возрастную группу, даже если родились они в конце года. Сухарь родился поздно, в мае 1933 года, но в январе 1935, на полгода раньше фактического возраста, его причислили к группе двухлеток, которых уже можно выставлять на скачках. Он начал свою карьеру на ипподроме Хайалиа во Флориде 19 января. И пришел к финишу четвертым. Не очень хороший результат для лошадей из конюшни Уитли Стейбл, где было множество подающих надежды лошадей. Спустя три дня Сухарь был выставлен на продажу, в самом низу списка лошадей, которые продаются после забега в клейминговой скачке, за рекордно низкую сумму в 2 тысячи 500 долларов. Но никто не захотел покупать его даже за такую цену, и он снова проиграл. Джеймс-младший отправился с ним в турне, проехал по тринадцати ипподромам, добрался до восточного побережья. В этом турне лошадь принимала участие в недорогих скачках через каждые два дня. Сухарь участвовал в шестнадцати забегах – и все шестнадцать раз проиграл. От Флориды до Род-Айленда, практически на каждом ипподроме между этими точками, его выставляли на самые дешевые клейминговые скачки. Но никто его так и не купил.

Изредка жеребец все же демонстрировал резвость Морского Сухаря. На восемнадцатом забеге по необъяснимым причинам он наконец победил, показав отличное время. А на следующих скачках, спустя всего четыре дня, он побил рекорд местного ипподрома – неслыханный подвиг для лошади, которую выставляют на продажу после забега. Но этот взлет так же внезапно оборвался, и конь снова оказался среди самых последних. Еще несколько месяцев проигрышей, потом вдруг три пристойные победы осенью 1935 года, и опять череда поражений.

К концу сезона Сухарь проехал около шести тысяч миль и участвовал в тридцати пяти скачках – раза в три больше обычной рабочей нагрузки для скаковой лошади. Грог показал еще худшие результаты, он отработал тридцать семь забегов, и его выставили на продажу после клейминговой скачки за мизерную цену в 1 тысячу 500 долларов. Казалось, рано или поздно такая же участь ожидает и Сухаря.

Но, по крайней мере, жеребца удалось привести в хорошую физическую форму – постоянно участвуя в скачках, он набрал нужную мышечную массу. Проблема же была в основном в психологическом состоянии животного. К концу сезона стало заметно, что жеребец эмоционально вымотан. Сухарь стал раздражительным, перестал спать, всю ночь беспокойно кружил по стойлу. На треке он яростно упирался в стартовых воротах, плохо слушал наездника и плелся в конце скачки весь заезд с начала до конца. Молодой жокей Джордж Вульф, который имел несчастье наблюдать одну из таких эскапад Сухаря, описал настроение животного в трех словах: «Злой, норовистый, запущенный»{92}.

Спустя много лет Фитцсиммонс будет утверждать, что именно тот напряженный темп, который он и его помощники взяли в тренировках совсем юного Сухаря, позволил лошади так долго состязаться в более зрелом возрасте. Может, в этом и была доля истины. Недавние исследования показали, что постоянные напряженные тренировки здоровых лошадей, особенно молодых, дают костям и суставам оптимальную нагрузку, необходимую для долговечности и выносливости, и позволяют животным позже успешно участвовать в скачках. Но в этом деле важно не перестараться. Чистокровные лошади соревнуются в скорости, потому что любят бегать. Но если заставлять их участвовать в забегах слишком часто, они выдыхаются и теряют интерес, особенно если наездники слишком часто понукают и бьют их, как это происходило с Сухарем. К весне 1936 года жеребец был в ужасном состоянии, и причиной тому, несомненно, послужил чересчур жесткий график соревнований. Учитывая, что он неизменно проигрывал в этих забегах и не показывал мало-мальски пристойных результатов, оправдать такой график очень трудно.

Сухарю не повезло обитать в конюшне, тренерам которой просто не хватало времени уделить достаточное внимание его душевному состоянию. В конюшне Фитцсиммонса содержали лошадей из конезаводов Уитли и Белэр Стэйблз. Тут тренировали подающий надежды молодняк и уже зарекомендовавших себя первоклассных зрелых скакунов. Пока Сухарь в мучениях переживал свой первый скаковой сезон, Фитцсиммонс ездил по всей стране с поразившим воображение публики трехлеткой по кличке Омаха, воспитанником того же конезавода. Эта лошадь стала победителем Тройной Короны. На следующий сезон Фитцсиммонс сосредоточил свое внимание на перспективном жеребце Гранвиле, готовя его к Кентукки Дерби 1936. Часто говорили, что Фитцсиммонс чуть не испортил Сухаря, используя его в качестве сопровождающей лошади, заставляя проигрывать с небольшим отставанием для укрепления боевого духа его партнера. Это маловероятно. Поскольку Сухарь отказывался работать в полную силу на тренировках, ставить его в пару с необычайно резвым Гранвилем было совершенно бессмысленно, тем более что у того уже был партнер для тренировок, который путешествовал вместе с ним. Позже Фитцсиммонс неоднократно объяснял, что Гранвиль принадлежал конезаводу Белэр Стейблз, а Сухарь – конеферме Уитли, а одно из главных правил тренировок заключается в том, что лошадей одного владельца нельзя использовать в ущерб другому. И тренер, естественно, избегал такого конфликта интересов владельцев.

Но присутствие Гранвиля все-таки не шло на пользу Сухарю. Просто подготовка лошади к Кентукки Дерби требует от тренера максимума усилий. Гранвиль был довольно темпераментным жеребцом, которому необходимо было постоянное внимание, и времени на таких, как Сухарь или Грог, просто не оставалось. В конюшнях Фитцсиммонса не уделяли должного внимания лошадям, которые не демонстрировали особых талантов. И Фитцсиммонс знал это. «Было в нем что-то такое, и, когда он хотел, он мог это показать, – признавал позже тренер{93}. – Словно он берег себя для чего-то большего. Беда в том, что у меня тогда не было времени, чтобы выяснить, для чего именно».

Весной 1936-го Фитцсиммонс отправился с Гранвилем на предварительные заезды Тройной Короны. Сухарь оставался на попечении помощника тренера Джорджа Таппена. Турне Сухаря превратилось в сплошное бессмысленное мучение. Он объездил все северо-восточные штаты страны, не задерживаясь на одном месте дольше, чем на две-три недели, участвовал в скачках примерно раз в пять дней и практически каждый раз проигрывал лошадям, которые были слабее него. Как и в свой первый сезон, время от времени он все же дарил тренеру проблеск надежды. Так, он показал вполне приличный результат на ипподроме Ямайка в Нью-Йорке, потом выиграл небольшой денежный приз в Наррагансетт-парк. Эти пристойные выступления перемежались с серьезными поражениями: два отставания на десять корпусов, в одном из которых он держался одним из последних от старта до финиша. Но Фитцсиммонс все больше убеждался, что этого жеребца можно исправить. Он не прекращал попытки заставить Сухаря лучше работать во время утренних тренировок. И даже обещал заплатить один доллар, то есть в два раза больше, чем обычно, любому наезднику, который сможет заставить Сухаря пробежать полмили меньше чем за пятьдесят секунд. «И ни разу никто не заработал этого доллара», – сокрушался тренер.