Сигюн. Королева Асгарда - Ива Эмбла

– Она может нас слышать? Она слышит нас?

– Она потрясена случившимся.

– Мы все потрясены.

– Это случилось у неё на глазах.

– Почему она вообще там оказалась?

Голоса, голоса на краю сознания. Голоса, как сухие пожухлые листья, влекомые ветром. Голоса, произносящие слова, не имеющие смысла, потерявшие значение.

– Нужно оставить её в покое.

– Она спит? Что-нибудь ест?

– Просто смотрит в одну точку. Уже четвёртый день.

– Сигюн?

Я воздвигла вокруг себя стену и укрылась за ней. Я завернулась в молчание, закуталась в пустоту. Я забыла… Что я забыла? Там, где я сейчас, нет боли, нет страдания, нет даже самой меня.

– Сигюн?

– Тише, тише!

– Зачем? Она не спит. Боюсь, она просто уходит.

Блаженная тишина, благословенный покой. Там, на моём пути, исчезло всё, что радовало или волновало. Исчез даже сам путь. Нет ни чувств, ни желаний, ни холода, ни солнца. Это погружение.

– Очнись, очнись…

– Ты можешь сказать, что с ней?

– Она на перепутье.

– Мы должны продолжать попытки…

Зачем они зовут, зачем стучатся в мою чёрную башню? Ветер качает меня в моей колыбели. Ветер развеивает меня, чтобы унять мою боль. В его руках я послушна и переменчива. Ветер имеет вкус времени. Ветер гибок и лёгок. У него есть голос, и он зовёт меня по имени. Я забыла движения ветра. Я забыла его цвет. Я что-то забыла. Ветер рядом, он качает мою колыбель. Он держит руку у моего изголовья. Он коснулся бы меня, но я слишком истончилась, я превратилась в почти бесплотную тень и хотела бы окончательно истаять, проскользнуть между пальцами ветра, но я что-то забыла… Я ещё могу слышать голос ветра, видеть его руку возле себя. У ветра тонкое запястье и длинные пальцы. Он сидит вполоборота ко мне. У него чёрные волосы и чёрные одежды. И прежде чем меня унесёт последним порывом, прежде чем накроет последней волной, я должна заглянуть ему в лицо. Это всё, что отделяет меня от желанного небытия. Но у ветра нет имени, поэтому я не могу его окликнуть. Меня самой почти уже нет, и я не могу к нему потянуться, дотронуться до него. Но голос ветра называет моё имя, от которого я уже отвыкла, он настойчив. Я обращаюсь в слух, чтобы расслышать его, но звуки тонут в мерном раскачивании колыбели жизни. Моего имени больше нет, мне остался лишь голос, и я кричу, пока ещё не ушли от меня звуки и слова:

– Это я, слышишь? Я, которую ты зовёшь!

Он оборачивается. Он смотрит на меня. Я вижу: у ветра глаза Вечности. Глаза изумрудного цвета. Вокруг меня начинают рушиться с таким трудом возведённые стены чёрной башни, и из-за них приходит боль. Память острым лезвием входит в меня, прямо под сердце.

– Она плачет? Это слёзы! Сигюн, девочка моя!

– Отнеси меня на берег моря, отец. Положи в полосе прибоя.

– Она говорила… Вы слышали?

– Что? Что она сказала?

– Помоги мне, Тор. Подними её.

– Я бесконечно виновата перед вами.

Я сижу на скамейке перед обрывом. Рядом Фригг. Она навещает меня в Ноатуне почти каждый день. Жасмин отцвёл, умолкли соловьи. Лето вступило в свои права, но вечерней порой с моря приходит прохлада, и я кутаюсь в большой вязаный плед. Кусты разрослись и скрывают замок позади нас, как театральная декорация.

– Я была призвана положить конец распрям между нашими мирами, Ванахеймом и Асгардом, а вместо этого стала причиной войны между братьями. Я сожалею.

Фригг положила руку мне на плечо:

– Ты сама знаешь, что это началось задолго до твоего приезда. Ты стала лишь случайной искрой, от которой разгорелся пожар.

– И всё же именно я позволила ему разгореться…

– И сама едва не погибла в этом огне. Мы боялись за тебя.

«Он хотел дать мне то же, что без всяких усилий я получила бы из рук Тора, – царство Асгарда. Думал, что завоюет меня, если положит целый мир к моим ногам. А я не сумела сказать ему, что мне не было нужно никакого другого мира, кроме него самого. Он и есть для меня целый мир».

Зашуршал гравий на дорожке позади нас. Мы обернулись. От Ноатуна к нам спускался Тор. Приблизившись, он поклонился нам обеим:

– Мама, госпожа Сигюн…

Мы поднялись ему навстречу.

– Как ты сегодня чувствуешь себя, моя Госпожа? – обратился он ко мне.

– Благодарю, мой господин. Я в полном порядке.

– Я хотел поговорить о нас двоих. Ты позволишь, мама?

– Конечно. Я навещу тебя завтра, Сигюн.

Мы обнялись. Потом Тор подал мне руку, чтобы я могла на него опереться.

– Знаю, ты любишь морской прибой. Прогуляемся по берегу?

Мы спустились по узким, выбитым в камне ступеням. Слева и справа от нас в зарослях дрока звенели неумолчным хором цикады. Кусты цеплялись изогнутыми корнями за каменистую почву, извиваясь, тянулись к солнцу. Кое-где их золотоцветные купы сменялись длиннохвойными соснами, чьи прямые стройные стволы резко контрастировали с хаотично спутанными ветвями кустарников. Сухие выцветшие иголки сплошь устилали почву и каменные ступени под ногами.

Внизу дыхание вечернего бриза было ещё не столь ощутимо, песчаный берег хранил дневное тепло. Я сбросила обувь и пошла босиком, ловя набегающие волны, которые шершавыми языками старательно стирали мои следы на песке.

Тор шёл рядом. Солнце золотило закатными лучами его светлые волосы, зайчиками отражалось в серых глазах. Высокий, широкоплечий, статный, упругие бугры мышц на груди и плечах выгодно оттеняются плотной тканью серебристоголубой одежды. Брат-день, с которым всегда будет просто, ясно и спокойно. И тот, другой, такой далёкий, брат-ночь, гибкая веточка, всегда хранящая боль и надлом в душе.

А я? Кто я между ними? Зыбкая волна, отразившая попеременно сияние золотого роскошного заката и неверную дрожащую лунную дорожку на своей поверхности.

– Мать сказала мне, что ты видишь прошлое. – Тор достал из-за пазухи небольшой шёлковый платок, вложил мне в руки. – Прошу тебя, посмотри.

Мне не пришлось даже сосредоточиваться. Здесь всё лежало на самой поверхности, отчётливое, яркое, бесхитростное до такой степени, что заставило меня улыбнуться. Однако оказалось, что Тор ревниво следил за мной.

– Что? Что ты видишь? Почему смеёшься?

– Прости. – Я вернула ему платок. – Её зовут Джейн, она из Мидгарда, куда отец сослал тебя в приступе гнева. Не знаю, что ты умудрился ему сказать…

– И это всё? Всё, что ты увидела?

Я пожала плечами:

– Что ты хочешь услышать от меня? Она влюблена в тебя, грустит по тебе, тоскует, что понятно: может ли смертная устоять перед асом? Мы ведь представляемся им богами. А ты, Тор… что ж, думаю, ты тоже её любишь. Это не совсем обычно, но вполне возможно. Такое случалось не раз и не два.

Он нахмурился. Кажется, его задел мой тон, и я поспешила исправиться:

– Мне жаль, Тор. Радужный мост разрушен, теперь дорога в Мидгард и иные миры закрыта…

– Хеймдалль сказал мне, что Биврёст – не единственный путь! – запальчиво воскликнул он. – Локи удалось проникнуть в Ётунхейм так, что Хеймдаль не видел его перемещения, значит, он не использовал мост!

Если бы небо вдруг обрушилось на нас, если бы солнце повернуло вспять, думаю, даже это не произвело бы на меня такого впечатления, как его слова.

Я пошатнулась, Тор подхватил меня:

– Тебе нехорошо, моя госпожа?

– Нет-нет, всё в порядке, – машинально ответила я, – просто голова закружилась…

«Не единственный путь! Не единственный… Но где же его начало? Где вход на эту дорогу между мирами, которой сумел воспользоваться Локи? Вальяскьялв, конечно, но дворец столь велик… как же отыскать в нём ту самую потайную дверь?»

– Может, присядешь?

– Нет, спасибо. – Я изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал охватившего меня возбуждения. – Давай ещё немного погуляем. Вечер так хорош… Я люблю наблюдать за закатом.

– Моему братцу тоже нравилось пялиться на закат, – фыркнул Тор. – Говорил, не бывает двух одинаковых заходов солнца. Никогда я этого не понимал… Впрочем, и Джейн как-то об этом говорила. Надо будет присмотреться.

«Да ты небезнадёжен, Тор», – подумала я, а вслух сказала:

– Кажется, пребывание в Мидгарде оказало на тебя значительное влияние.

– Да. – Он смутился, что выглядело очень трогательно. – Знаешь, госпожа Сигюн, я понял, что ещё не готов занять своё место на троне Асгарда.

– Путь в Асгард закрыт для смертных… Да ты в самом деле её любишь!

Он смутился ещё больше, весь залился краской, даже уши покраснели.

– Асгард и его трон принадлежат тебе, Сигюн, как и было обещано ванам в нашем договоре. Я не нарушу ни одного из его условий.

– Только сердце твоё отныне останется в Мидгарде, да, Тор? Ты предлагаешь мне золотой трон, но не своё сердце?

Он болезненно сморщился, сжал виски руками:

– Мидгард так далеко, госпожа… Тебе же будет принадлежать весь вечный Золотой город!

Он оправдывался передо мной! Мне стало его жаль. Зачем я мучаю его? Мне ведь не нужно его сердце.

– Я просто хочу быть честным с тобой, госпожа Сигюн, – продолжал он, опустив глаза. – Я видел только что, к чему приводят ложь и недомолвки. То, что я предлагаю, звучит чудовищно, и я не имею права просить тебя о таком. Но мы не принадлежим себе, мы связаны обязательствами, долгом… Пока я не считаю себя готовым возложить на свои плечи бремя власти, но в совсем недалёком будущем, моя госпожа, я поведу тебя к золотому престолу, мой отец венчает нас с тобой на царство, и тогда…