Закон землеройки - Александр Косарев

«Ох уж эта наша беззаботная провинция! – осуждающе подумал я, закрывая за собой дверь. – Совершенно незнакомого человека запросто впускают в дом, не спросив даже имени. Глядишь, сейчас еще и кофе предложат…»

– Кофе хотите? – приглашающим жестом распахнула девушка дверь на кухню.

– Если угостите, не откажусь, – ответил я, присев к столу на один из табуретов.

– Меня Настя зовут, – повернулся ко мне от плиты юный рыжик, – а вас?

– А меня Александр Григорьевич. Приехал в ваш город по приглашению Славы. Он вам, кстати, кем приходится?

– Бра-а-атом, – протянула Анастасия. И тут же удивленно ойкнула: – Ой, а вы, значит, и есть тот самый писатель из Москвы?

Не дождавшись моего ответа, девушка вихрем вылетела с кухни, бросив на произвол судьбы и меня, и закипающий чайник. Пришлось брать бразды правления в свои руки и приниматься за приготовление кофе самому, благо юная хозяйка успела к тому времени выставить на кухонный стол все необходимое.

Когда я уже разливал ароматный напиток по чашкам, за спиной раздались шаги, и я оглянулся. Бог ты мой! Передо мной стояло уже нечто воздушное и нереально красивое. Заспанная недавняя школьница в считанные минуты превратилась прямо-таки в сказочную принцессу! На чисто вымытом нежном личике сверкали озорные глазки с густо накрашенными ресничками, волосы были скручены на затылке в пышный хвост, а пухлые розовые губки прямо-таки напрашивались на поцелуй. И вместо мятой рубашки на Насте красовался теперь явно новый халат с большими блестящими пуговицами.

– Простите, – скромно потупила она взор, – вы так внезапно появились, а я после ночных танцулек даже умыться не успела…

– Ничего страшного, юность во всех видах ослепительна, – улыбнулся я и указал ей глазами на вторую дымившуюся на столе чашку. – Присаживайтесь, леди!

Настя присела на краешек табуретки и с таким трепетом поднесла к губам чашку, будто чувствовала себя сейчас на торжественном приеме в Кремле.

– Ну-с, барышня, – пригубил кофе и я, – расскажите, как вам тут живется-можется…

И без того далеко не бледнолицая девушка ярко зарделась и, искренне, видимо, посчитав, что столичному писателю надлежит поведать обо всем без утайки, без лишних уговоров приступила к бойкому бесхитростному рассказу. Непрерывно перескакивая с темы на тему, доложила и о школе, которую недавно закончила, и о месте работы родителей, а потом перешла и к рассказу о брате.

– Славка у нас всегда шебутной был. С приятелем Генкой Паркуновым за последние годы все подвалы в городе облазал! А однажды они вообще плот смастерили и отправились на нем путешествовать по реке. Папа потом Славку выпорол и целых три дня из дому не выпускал. Но думаете, – подняла она на меня пронзительно синие глаза, – брат после этого хоть чуть-чуть изменился? Как бы не так! Просто намного хитрее стал. Организовал вскоре целое братство из таких же как он сумасшедших, и теперь они сутками копаются на городских задворках – какой-то мифический клад гетмана Скоропадского ищут!..

В этот момент хлопнула входная дверь, и на кухню ввалился высокий, но не шибко плечистый парень такой же, как сестра, огненно-рыжей масти, с грохотом волоча за собой большой холщовый мешок.

– Настёна, – крикнул он с порога, – тащи скорее таз, я такую штуку отыскал! – Заметив же меня, осекся и даже несколько стушевался.

– Здравствуйте, Владислав, – привстав с табурета, вежливо кивнул я ему. – Как видите, письмо ваше меня заинтересовало, и я решил, не откладывая дело в долгий ящик, нагрянуть в гости.

– Александр Григорьевич?! – просиял парень, опуская ношу на пол. – Неужели и впрямь решили откликнуться?! Даже не верится… Ну, держитесь теперь, – погрозил он кулаком неизвестно кому, повернувшись к окну, – уж теперь-то удача меня точно не оставит!

После обмена приветствиями парень уселся напротив, и Настя тут же принялась кормить его. Предложила присоединиться к обеду и мне, но я деликатно отказался: добавки сытная монастырская трапеза пока не требовала. Наскоро расправившись с незатейливой закуской, юный кладоискатель перенес тарелки в раковину и, расстелив на столе газету, принялся выкладывать на нее из мешка светло-серые камни, загадочно на меня посматривая и явно ожидая какой-то реакции. Я же поначалу смотрел на его манипуляции в полном недоумении, пока вдруг не заметил, что боковая поверхность очередного выложенного передо мной камня тщательно отполирована и весьма искусно закруглена. Смекнув, что имею дело с явно рукотворным изделием, я взял заинтересовавший меня камешек в руки, подошел с ним к окну и тотчас увидел в центре окружности две полустертые буквы «И» и «Х».

– Да это же обломки надгробного креста! – воскликнул я, вернувшись к столу и тоже начав активно перебирать камни. – Вот центральная, вот верхняя часть креста, а вот и правая… Здесь даже какая-то надпись просматривается…

– Это первые буквы слов, – пояснил Владислав. – А полностью надпись означает «Иисус Христос, Да Святится Имя Твое».

– Я не о том. Эти-то буквы наверняка выбивались там же, где изготавливался сам крест. А вот тут, на вертикальной части, начертаны еще какие-то буковки, к сожалению, едва заметные…

– Действительно, белое на белом… – озадаченно проговорил Слава, присмотревшись. И спросил с надеждой: – А можно их как-нибудь более отчетливыми сделать?

– Простые карандаши есть? Тогда тащи! Будем осторожно прочерчивать все штрихи и впадины.

Минут через пятнадцать тщательной разрисовки полированных поверхностей известняка на горизонтальной перекладине проявилась надпись «Ра… Бож…й», а на вертикальной – «Сх…ник Б…аго…ар – 7174».

– Раб Божий – это понятно, – глубокомысленно изрек я, – но вот что может означать вторая фраза?…

– А меня больше цифры смущают, – признался Славик. – Особенно если они дату обозначают…

– «Сх…ник» – это «схимник», – втиснулась между нами Анастасия. – Помните, у Гоголя в «Вие» один из героев тоже схимником был! А выражение «носить схиму», насколько я помню, означало соблюдение особо строгих правил поведения. Так что, Славка, похоже, ты могилу какого-то святого разорил, – осуждающе взглянула она на брата.

– Точно, Благодара! – восторженно воскликнул тот. – Как же я сразу-то не догадался?!

– Кто таков Благодар? – заинтересовался я. – Чем славен?

– А идемте лучше в мою комнату, Александр Григорьевич, – предложил Владислав. – Я вам там и коллекцию свою покажу, и о Благодаре поговорим. А то здесь нам все равно от нее покоя не будет, – покосился он на сестру.

Комната моего юного друга выглядела весьма любопытно. Вдоль обеих стен прямо от двери тянулись мощные деревянные стеллажи, заваленные чем ни попадя. У затянутого марлей открытого окна стоял письменный стол с пристроенным к нему сбоку подобием верстака, на котором помимо закрепленных тисков лежали точило, паяльник и прочие инструменты.

Усадив меня на единственный, но довольно массивный стул, Владислав принялся хвастаться своими находками, и словно в калейдоскопе передо мной замелькали старинные наконечники копий, свинцовая шрапнель, пулеметные гильзы, утюги, самовары… Самое же удивительное заключалось в том, что он во всех подробностях помнил и места, где отыскал ту или иную вещь, и обстоятельства, их поиску сопутствующие, и даже точные даты обретения каждой находки.

– А где же та знаменитая серебряная пуля? – напомнил я, будучи несколько ошарашен обрушившимся на меня потоком информации.

– Сейчас покажу! – радостно воскликнул Владислав и, ловко вскарабкавшись по лестнице на своеобразные антресоли, где у него было устроено спальное место, уже через секунду спрыгнул вниз. – Вот она, голубушка, – положил он передо мной маленький замшевый сверточек, – оцените-ка профессиональным взглядом!

«Да он вроде и в самом деле считает меня корифеем в сфере кладоискательства, – подумал я, разворачивая упаковку. – С одной стороны это, конечно, неплохо, но дабы не попасть впросак, лучше уж буду многозначительно помалкивать. Благо парень и сам заговорит кого хочешь».

Основательно закутанная в мягкую ткань пуля наконец звонко выкатилась на столешницу. Предупредительный Владислав тотчас включил настольную лампу и протянул мне лупу.

Тщательный осмотр пули заставил меня призадуматься: очень уж она была необычна по форме – этакий слегка сплюснутый цилиндрик с заостренной примерно под 90 градусов передней частью. На боковой поверхности не наблюдалось ни характерных нарезов от современного оружия, ни даже следов нагара. Лишь грубо процарапанная на одном из боков прямая черта недвусмысленно свидетельствовала, что в конце траектории своего полета пуля столкнулась с чем-то твердым.

– Возможно, стреляли из гладкоствольного оружия, – высказал догадку Славик.

– Диаметр замерил?

– А как же! Диаметр равен 16,5 миллиметрам, а вес потянул почти на 40 граммов.