Осенний лист, или Зачем бомжу деньги - Владимир Царицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, пока ещё.
— А вас жена ищет.
— Да?..
Мотовило явно был в курсе всего происшедшего — наверняка, допросил Катерину, Альфреда Молотилова, кое-кого из приятелей Сидорова. Да капитан и не скрывал перед ним своей осведомлённости, сказал напрямик:
— Брось ты это, парень. Подумаешь, баба скурвилась! Что же теперь — в бомжи подаваться? Законы-то знаешь, небось?
В бомжи? Почему нет? Бомжи — подходящая для Сидорова компания в его теперешнем положении.
— Слушай, капитан, — сказал Сидоров, — пошёл ты…
— Но-но-но! — Мотовило поднял вверх палец-сардельку и погрозил им. — По роже дам за оскорбление.
— Тебе нельзя, ты при исполнении.
— А кто подтвердит, что это я тебе по роже разок въехал?
— Вот он, — Сидоров указал на кота.
Котяра сидел у порога (как всегда его появление оказалось неожиданным!) и нагло смотрел на Сидоровского гостя, облизываясь.
— Это у тебя кто, Кот Бегемот? — спросил Мотовило, проявляя необычную для мента начитанность.
— Кот-живоглот. Видишь, капитан, он на тебя облизывается. Сожрать хочет.
— А ты его что, не кормишь?
— Он сам себе пропитание ищет.
Мент снова внимательно посмотрел на кота, с сомнением покачал головой:
— Подавится. Менты не каждому коту-живоглоту по зубам. Как ты его зовёшь, кстати?
— Никак. Он кот самостоятельный. Приходит, когда захочет.
— Твой?
— Сторожа местного. Ко мне заходит, чтобы пожрать. Иногда пытается что-то рассказать, но я его языка не понимаю.
— Это ничего, — успокаивающе сказал Мотовило. — До весны здесь отшельником проживёшь, понимать станешь. И не только кошачий язык. С призраками начнёшь разговаривать. С тенью своей.
— У тебя закурить найдётся? — спросил Сидоров, сбавив обороты и ощутив вдруг симпатию к толстому капитану.
— А как же! — Мотовило полез в карман. — Я без двух пачек сигарет в кармане на службу не выхожу.
— Две пачки? Так много выкуриваешь?
— Много, — соглашаясь, кивнул капитан. — А иногда вот такие, как ты — нищие миллионеры — закурить просят. Приходится угощать.
— Не хочешь, не угощай, — обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:
— Да ладно ты, не злись. Это я пошутил неудачно. На, кури на здоровье. Что я, не понимаю, что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?
— У меня только подсолнечное масло.
— Рафинированное?
— А кто его знает?
Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.
— Всегда с собой носишь?
— Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.
— А руководство как на это смотрит?
— В ментуре все пьют. И руководство тоже. Если на этой грёбаной работе не пить, запросто свихнуться можно.
Они выпили и разговорились. Сидоров опьянел сразу. Может, поэтому излил душу капитану Мотовиле. А может, Сидорову просто необходимо было рассказать кому-нибудь всё, что его терзало и давило.
Мотовило был трезв, как стекло. Видимо половина фляжки коньяку для него являлось ерундовой дозой — так, для улучшения аппетита. Он внимательно слушал Сидорова, не перебивал, не спорил.
— Понимаешь, Гоша, — пьяно говорил Сидоров (в процессе распития коньяка они стали называть друг друга по именам), — понимаешь, Гоша, она, тварь, меня ведь не только из своей жизни выкинула, она меня напрочь жизни лишила. Я теперь никто! Дома у меня нет. Дача только эта, так она развалится скоро. Квартиру свою продал, деньги ей отдал. Работы у меня тоже нет. Она, Катерина, уговорила меня дело своё продать, чтобы в её бизнесе больше оборотных средств крутилось. Друзей, и тех у меня нет. Мои друзья — и её друзья тоже. У нас все друзья общими были. И все они на её стороне будут. Потому что зависят от неё, потому что не только друзья, но и партнёры. Да и не друзья они, холуи…
— Да-а-а, Лёха, — соглашаясь, вздохнул Мотовило, — попал ты, как кур в ощип. Окрутила она тебя. Обобрала.
— Ага. А ведь мне говорили, что так и будет. Говорили… Представляю, как теперь злорадствуют… Но понимаешь, Гоша, не в том дело, что я нищим стал. Деньги снова заработать можно. И дом купить, и машину… Не хочу я ничего. Жить тошно…
— Это ты брось! Жить-то всё равно надо.
— Хоть брось, хоть подними. Мёртвый я. Не хочу ничего.
— Может, тебе уехать куда?
— От себя не уедешь. Всё со мной останется. Лежал я тут, Гоша, лежал и думал: может, покончить со всем разом. С мыслями, с воспоминаниями. Утопиться в Шугаевке. Ерунда, что мелкая, утопиться и в луже можно. Или в петлю. Или в город приехать, забраться на крышу самого высокого здания, и…
— Головой вниз? Вдребезги?
— Вдребезги!
— И что не покончил? Страшно стало?
— Да нет, не страшно. Стыдно. Скажут: из-за бабы мужик с ума сошёл. Слабак!
— Это точно, — поддержал Сидорова Мотовило, понимая, что отчаявшегося мужика нужно подальше уводить от мыслей о смерти, — скажут. Да, и кому ты своей смертью доказал бы что-то? А? Ты мужик, Лёха. Я сразу понял, что ты — мужик. Не стал сутяжничеством заниматься и на колени не опустился, унижаться не стал. Ушёл, и всё.
Она, говоришь, тебя из жизни своей вычеркнула? Нет, это ты её вычеркни. Забудь о ней. И сначала всё начни. Ты всем должен силу свою показать. И мудрость. А смерть — она дура. И ничего в ней нет красивого. Смерть отвратительно выглядит. Уж я-то знаю. И в Чечне насмотрелся, да и на службе каждый день… Жить надо, Лёха. Надо жить! Во что бы то ни стало, что бы с тобой не произошло, надо жить. Наплевать на всё и жить!
Они ещё долго разговаривали, чуть ли не друзьями расстались.
— Тебе время надо, чтобы в себя прийти, — сказал Мотовило, уходя, — поживи пока здесь, пусть твоя душа оттает. Я тебя доставать не буду. Если хочешь, как-нибудь заеду, продуктов подброшу.
— Приезжай. Можешь и без продуктов приехать. Просто так приезжай. Ты нормальный мужик, Гоша.
— Приеду, обязательно приеду.
Сидоров прожил на даче до весны…
6
Первым, с кем решил встретиться Алексей Сидоров, был капитан Мотовило, опер из районного отделения милиции.
Шёл шестой час вечера, и, скорей всего, Гоша Мотовило был ещё на работе. Подойдя к отделению, Сидоров некоторое время постоял на крыльце, покурил, понемногу вытравливая из сознания бомжа и приводя себя в состояние человека, которому нечего бояться милиции. Докурив, выбросил окурок, и, решительно открыв дверь, подошёл к окошку дежурного. Дымчатые очки, добытые Окрошкой, оказались с небольшими диоптриями и слегка резали глаза, но Сидоров всё-таки надел их, маскируясь под законопослушного легального гражданина.
— Здравствуйте господин старший лейтенант, — поздоровался он с молоденьким коротко стриженым старлеем, — как мне увидеть оперуполномоченного капитана Мотовило?
— Капитана Мотовило? — переспросил дежурный мент, усмехнувшись. — Оперуполномоченного? У нас такого нет. Начальник криминальной милиции майор Мотовило есть.
— Ах, да, да! Конечно, майора, — поправился Сидоров. — это я по привычке. Извините.
— Ничего себе привычка! Мотовило уже, почитай, год, как майор, — старлей внимательно посмотрел на Сидорова, но внешний вид посетителя не вызвал у него подозрений. — У вас заявление, гражданин?
— Нет. Мне просто надо увидеть майора Мотовило. Сообщите, пожалуйста, Георгию Ивановичу, что его хочет увидеть Сидоров. Сидоров Алексей Алексеевич.
— Хорошо, — буркнул старлей, — посидите вон там, на стуле.
…Тогда, в двухтысячном, капитан сдержал слово: приехал на дачу к Сидорову перед самым Новым годом. Привёз огромную сумку с продуктами, такую, с которыми мотаются челноки по заграницам. В сумке было много всяких вкусностей: большой шмат сала, консервы, пакет с домашними пирожками с капустой, сухая колбаса. Ещё там была бутылка коньяка и бутылка шампанского.
— Это тебе гостинчик к празднику.
К сожалению, посидеть и поговорить им не удалось: Мотовило торопился, он должен был отбыть в командировку в Чечню буквально через несколько часов.
— Они охренели? — возмутился Сидоров, имея в виду Мотовиловское начальство, — Перед самым Новым годом?
— Служба, — развёл руками капитан и браво добавил: — Безопасность Родины превыше всего.
Мотовило уехал и больше на даче не появлялся. Сидоров решил, что больше его не увидит. В том, что Мотовило о нём не забыл, и обязательно бы приехал, если б смог, Сидоров не сомневался, но Чечня — то место, откуда порой не возвращаются.
И всё-таки они встретились в третий раз. Года два назад.
Сидоров был на тот момент не только бомжом, но и главным среди обитателей «Искры». Его, в числе других бомжей, загребли менты и поместили в обезьянник в рамках операции «Чистота городских улиц и скверов». Какая-то шишка из Москвы приезжала с проверкой, вот они и попали под раздачу. Мотовило, проходя мимо обезьянника, сразу узнал Сидорова и дал дежурному команду выпустить бомжей на волю, взяв с них железное обещание в течение суток не вылезать из своих нор.