Жребий № 241 - Михаил Кураев

Ну, моя дорогая голубка, «до свидания», если не любишь слова «прощай»! На твой привет: «Христос Воскресе» нужно бы ответить тебе «Воистину Воскресе», но я уже послал тебе, деточка, и свое «Христос Воскресе!»

Крепко целую тебя, желаю счастья и здоровья!

Весь твой Н. Кураев.

Мне так много приходится писать об одном и том же, что я скоро перестану писать кому бы то ни было, кроме моей дорогой, ненаглядной Кароли!

Вот и наступил Праздник, соединяющий сердца всех верующих христиан, напоминающий непременным поздравительным целованием о единении в любви к Богу и ближнему и о равенстве во Христе.

Дневник императора.

28-го марта. Светлое Воскресение.

В церкви пришлось похристосоваться с 280 (чел.). Обедню отслужили скоро. В Малахитовой мы были в 2 1/2 ч. Разговлялись с удовольствием. Лег спать около 4 час. Встали в 9 1/2. День был ветреный, серый. В 11 1/2 было большое христосование — около 730 чел. Под конец как всегда певчие пропели несколько светских вещей. Завтракал князь Орлов (деж.). Отвечал на телегр. и гулял. Долго сидели у детей, кот. все еще в кроватях.

В 7 1/2 у нас была отслужена короткая вечерня. Обедали вдвоем.

Японцы оставили в покое наш флот в Порт-Артуре в эту ночь.

На следующий день императору предстоит опять «большое христосование» с нижними чинами в количестве семисот двадцати человек. Итого, за два дня 1730 человек поцеловали царя и были в свою очередь ответно обцелованы. Принимая во внимание троекратность и взаимность целования, речь идет о 10380 поцелуях, только помянутых царем, не входят сюда поцелуи, полученные от близких и на близких запечатленные. Сюда же еще следует присовокупить какое-то «малое целование» на третий день Пасхи. Вот прямое свидетельство духовного и телесного единства русского царя со своим народом, православным, по крайней мере. Императрица же, Александра Федоровна, к Светлому Воскресению получила сильный насморк, скорее всего заразившись от простуженных детей, как в этом случае обстояло дело с христосованием, дневник умолчал.

Ст. Борзя. Март 27. 1904.

Дорогая голубка Кароля!

Вчера только отправил тебе письмо. Сейчас, перед самым Праздником, настроение мое несколько улучшилось. Сегодня я и ветеринарный врач совершили 20-ти верстную прогулку верхами, и после этой прогулки как-то лучше почувствовалось. Только я слез с лошади и вошел в квартиру, как мне подали твое письмо и телеграмму. Вместе с ними была поздравительная телеграмма из Фатежа. Сердечное тебе спасибо, очень ты меня обрадовала, как-то веселее теперь встречать Праздник, который наступит через 1 1/2 часа. Собираюсь идти в Церковь, и после обедни все мы офицеры будем вместе разговляться в офицерской столовой. И вот я под хорошим впечатлением сел строчить тебе настоящее письмо. В сущности нового или интересного сообщить нечего; тем более, что вчера только писал. Ах, милая Кароля, как хотелось бы вместе с тобою, мой ангел, встретить Великий Праздник! Но я все-таки рад, что ты едешь хоть до 1-го числа в Ивановское. Отдохни там и повеселись. Мне конечно веселья никакого не предстоит, да я его и не желаю, буду рад уже тому, если настроение мое будет не совсем скверное. Пока заканчиваю писать и отправляюсь через 1/4 часа в Церковь.

Когда запоют «Христос Воскресе», я мысленно похристосуюсь с первою — моею дорогою, милой Каролей!..

Встретят, и не раз встретят дед и бабушка свой великий Праздник вместе, но особенно запомнится встреча 1927 года в Фатеже.

Еще жив будет Сережа, еще не уехали на учебу Маргарита и Николай, а младшие, Ольга и Аркадий, учатся в единой трудовой школе первой ступени, и будущему летчику всего одиннадцать лет. Дом полон гостей, здесь представлена вся фатежская интеллигенция — врачи, духовенство, учителя. Едва все рассядутся за просторным, раздвинутым во всю длину столом, едва соберутся возгласить пасхальный тропарь, как в дверь без стука войдет Петр Евдокимович Анциферов, начальник Фатежской ЧК, с двумя помощниками при оружии. Всем будет предложено оставаться на местах, а деду будет предъявлен ордер на обыск для выявления незаконного хранения в доме оружия.

Оружие в доме было, незаконное. В столе у деда, в правом верхнем ящике, под ключом, хранился заряженный револьвер, с которым он ездил по уезду, а иногда и отправлялся на ночные вызовы. И в городке, и в окрестностях было неспокойно. Был какой-то шпалер и у моего отца, в ту пору семнадцатилетнего юноши. Дед о второй «пушке», натурально, не знал. Кивка деда было достаточно, чтобы старший сын понял, что нужно делать. Передать дяде Сереже ключ не составило труда. Пока дед возмущался, протестовал, требовал снять арест хотя бы с гостей и отпустить их по домам, дядя Сережа переложил револьвер деда из стола к себе под брючный ремень, прикрытый по моде того времени рубашкой навыпуск под ремешком. Через три часа он расстался с оружием в отхожем месте, куда хоть и под конвоем, но отпускали. Удалось и отцу выкинуть свой смит-вессон в форточку в снег. Похоже, чекистов никакое оружие не интересовало, во всяком случае, они его не искали. Петр Евдокимович вместе с помощниками перетряхнули все книги, перебрали и просмотрели все письма, хранившиеся в доме.

Авторитет Анциферова в городе был высок; после того, как он вывел на улицу и лично расстрелял прямо у крыльца двух бандитов, взятых с поличными, его фамилия зазвучала. И еще Анциферов немножко щеголял своей подчеркнутой опрятностью, трезвостью, корректностью и ровным голосом при любых обстоятельствах.

«Вы что ж, надеетесь найти пулемет „кольта“ в моих книгах, или винчестер в письмах жены?!» — взорвался наконец дед.

Анциферов невозмутимо дочитал очередное письмо, вложил его обратно в конверт и взялся за следующее, и когда все решили, что отвечать он не собирается, ответил, не отрывая глаз от письма: «Я не надеюсь найти пулемет „кольта“ в ваших книгах, а записку с уведомлением о том, что вам такой пулемет послан, возможно найду. И в письмах вашей жены винчестер, вы правы, не спрячешь, но может быть мне удастся прочитать о том, что партия винчестеров направлена вам, или от вас…»

Обыск, во время которого ничего кроме бумаг чекисты в руки не брали, длился до глубокой ночи.

Власть воспитывала интеллигенцию в страхе перед новыми богами!

28 марта. 1904. ст. Борзя.

Вот наконец и праздник! Еще раз «Христос Воскресе»! моя славная деточка! Как-то ты себя чувствуешь? Когда же наконец я вместе с тобой, моя голубка, встречу и проведу этот Праздник?! С нетерпением жду того времени, когда наконец удастся вместе с родной душой встретить эти дни. С грустью вспоминаю те времена, когда все это было иначе. Но я все-таки надеюсь на счастье в будущем, верю в возможность этого счастья с моей дорогой, ненаглядной и милой Каролей!

Крепко, крепко целую тебя и твои дорогие глазки!! Жму твою руку и обнимаю тебя! Весь твой, горячо тебя любящий и глубоко благодарный тебе

Н. Кураев.

Передай мой привет и искренние поздравления всем меня помнящим.

Приветствую Грету!

31 марта, в среду, на Святой неделе на внешнем рейде Порт-Артура подорвался на мине броненосец «Петропавловск», шедший под флагом командующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова. Невероятно быстро для такого огромного корабля броненосец затонул. Предположительно сдетонировали собственные мины, хранившиеся в носовых отсеках. Три моментальных снимка Н. Петрова запечатлели катастрофу с берега. На первом снимке, отчетливом и крупном, виден черный силуэт броненосца на фоне белесого, чуть подштрихованного серыми полосками волн, моря. Над носовой частью корабля, вздымаясь выше мачт, стоит огромное облако пара. Вершина облака, как бы от собственной тяжести, заваливается за носовой срез. На втором снимке нос корабля уже в воде, броненосец заваливается на левый борт, корма обнажена и зависла над водой. И третий снимок. Распластанное над морем облако, и только черная тень от облака на том месте, где только что был корабль.

Большинство офицеров и команды погибли. Погиб Степан Осипович Макаров. Погиб живописец Верещагин, всего лишь в 1903 году вернувшийся с массой этюдов из Японии, видевший царившую там озлобленность на Россию и говоривший, что «народ перережет министров», если те не начнут с нами войну.

Спасся великий князь Кирилл Владимирович, контр-адмирал свиты, начальник штаба Тихоокеанского флота, спасся командир «Петропавловска» адмирал Н. М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в 1919 году, расстрелян не по вине, а в качестве заложника. Кирилл же Владимирович, наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив на то государева дозволения, взял и женился на разведенной жене великого герцога Гессенского Эрнста-Людвига, брата Алисы-Виктории-Елены-Луизы-Беатриссы Гессен Дармштадтской. За своенравный поступок мореплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского звания, правда, в 1907 году он благополучно выплыл и здесь, был прощен великодушным самодержцем и прожил до 1938 года. Повезло ему и после смерти, в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербурге, демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в центре города, в Петропавловской крепости.