Гарриет - Джилли Купер

- Вы должны начать как следует питаться. - Кори Эрскин вынул чековую книжку. - Вот, двадцать фунтов на проезд, двадцать пять аванс за первую неделю. - И он вручил ей чек на сорок пять фунтов.

У Гэрриет вдруг навернулись слезы на глаза.

- Простите. - Она торопливо отвернулась. - Я просто никак не ожидала... Правда, это для меня слишком большие деньги.

- Мне нужно, чтобы вы как следует смотрели за детьми, а не бродили по дому, как привидение. Вряд ли миссис Боттомли удастся вас изнасиловать, так что в конце февраля мы с вами наверняка увидимся. Думаю, без меня вам даже легче будет устроиться: по крайней мере, никто не будет совать нос в ваши дела.

Когда она простилась с ним, продолжая сбивчиво его благодарить, Кори Эрскин снова сел за работу, но тут же встал и подошел к окну. Гэрриет на другой стороне улицы вытащила из сумочки чек, повертела его в руках, посмотрела на свет и вприпрыжку бросилась вперед, при этом чуть не сбив с ног какого-то прохожего.

Прежде чем свернуть за угол, она обернулась и, отыскав глазами его окно, смущенно махнула рукой. Он махнул ей в ответ.

Кретин безмозглый, обругал он сам себя. Надо же умудриться, вместо того, чтобы найти порядочную няню для детей, нанять девочку с младенцем зачем? Чтобы вместо двух детей стало четыре?

Кори Эрскин взглянул на фотографию жены и стиснул зубы. Потом, плеснув себе виски, он снова сел за машинку.

Глава 10

Когда эйфория от свалившегося на нее счастья прошла, у Гэрриет появились первые смутные опасения. Она еле-еле управляется с одним ребенком. Так имеет ли она право брать на себя еще двоих, наверняка избалованных и издерганных?

Я не справлюсь, не справлюсь, твердила она себе, трясясь в воскресном двенадцатичасовом поезде. С каждой минутой поезд увозил ее все дальше от Лондона - и от последней слабой надежды столкнуться на улице с Саймоном.

Как и было обещано, в Лидсе ее ждала машина. Уильям, кричавший в поезде почти без передыха, наконец-то угомонился, и у Гэрриет появилась возможность взглянуть, куда они едут. Вид за окном не слишком ее взбодрил.

Закопченные окраины Лидса сменились сначала нормальными лугами и лесами, но по мере продвижения на север пейзаж делался все суровее и пустыннее. Каменные заборы вдоль дороги, холмы цвета хаки, поросшие красно-бурым папоротником, болотистые вересковые пустоши - скучный, унылый пейзаж. Гэрриет поежилась и крепче прижала к себе сына. Неудивительно, что Ноэль Белфор сбежала из этих мрачных мест.

После деревни с беспорядочно разбросанными серыми домиками дорога круто пошла на подъем.

- Дом Эрскина - вон он, наверху, - кивнул ей шофер. - Называется знаешь как? - "Дом на отшибе". Я бы лично в таком жить не согласился. Но писатели - у них свои понятия... Хотя, конечно, если подопрет, ко всему можно притерпеться.

Большой серый дом Эрскина расположился между склонами двух пологих холмов, в полумиле от петляющей в низине реки. К стенам со всех сторон подступали заросли заброшенного сада, за садом, как часовые, стояли высокие сосны.

Волнуясь, Гэрриет постучалась в высокую дверь, усеянную медными шляпками гвоздей. Ей открыла рыжеволосая немолодая женщина с начесом на голове и недовольным одутловатым лицом. Едва окинув Гэрриет недружелюбным взглядом, она тут же переключилась на большого полосатого кота, пытавшегося улизнуть на улицу.

- Амброзии! Куда это ты наладился, бесстыдник? - В последний момент она успела ухватиться за кошачий хвост и втащить орущее животное обратно в дом, после чего с достоинством обернулась к Гэрриет.

- Мисс Пул? - ледяным тоном осведомилась она. - Я миссис Боттомли.

- Очень приятно, - сказала Гэрриет, здороваясь с ней за руку и стараясь не уронить при этом Уильяма или какой-нибудь из чемоданов.

В просторной прихожей ее встретили двое ребятишек. Они только что сбежали по лестнице, волоча за собой черного Лабрадора, и теперь замерли в ожидании, подозрительно поглядывая на Гэрриет.

- Джон и Шарлотта! - обратилась к ним миссис Боттомли. - Познакомьтесь. Это мисс Пул.

- Здравствуйте, - не очень уверенно сказала Гэрриет. - А это Уильям.

- Как вы доехали? - важничая, заговорила младшая девочка. - Мы сейчас... мы сейчастливы вас видеть. У Амброзия течка, его поэтому не пускают гулять. Правда, он оказался Амброзия, а не Амброзии, только когда папа его купил, мы думали, что он Амброзии.

Миссис Боттомли наклонилась за чемоданом.

- Пойдемте, - через плечо бросила она Гэрриет и величественно направилась к лестнице.

- Осторожнее! - крикнула Гэрриет, но было уже поздно. Шпагат, которым был перетянут чемодан, лопнул, и все содержимое - по большей части их с Уильямом белье, которое она не успела постирать перед отъездом, - вывалилось на пол.

Дети просто закатились от смеха. Шатти подвывала, держалась за бока, и никак не могла остановиться. Лед был разбит окончательно и бесповоротно, и брат с сестрой бросились подбирать вещи.

Миссис Боттомли, напротив, еще больше надулась. За все время, пока они с Гэрриет поднимались по лестнице, а потом шли по длинному коридору, она ни разу не обернулась.

Дом, снаружи такой мрачный, изнутри оказался воплощением поистине барской праздности. Толстые, мягкие, как мох, ковры, обои "под мокрый шелк", портьеры самых смелых и невообразимых тонов - все это было подобрано вдохновенно и со вкусом, но явно без оглядки на расходы.

Проходя мимо зеркал, висевших на каждом шагу в прихожей и на лестнице, Гэрриет старалась не смотреть на собственное бледное, озабоченное отражение.

- Прекрасный дом, - сказала она в надежде хоть чуть-чуть поколебать ледяную неприязнь миссис Боттомли. - И видно, что вы прекрасно за ним смотрите.

Миссис Боттомли не удостоила ее ответом.

- Ваша спальня, мисс, - сказала она наконец, перешагивая порог небольшой комнатки. Все здесь, не считая желтых занавесок и желтого цветастого покрывала на старинной кровати с деревянными столбиками, было выдержано в серо-белых тонах. - Мальчик может спать в соседней комнате, суховато добавила она, всем своим видом показывая, что ребенок для нее не существует.

- Спальни Шатти и Джона в другом конце коридора, но они сообщаются с вашей при помощи вот этого устройства. Не забывайте включать его на ночь. Тогда, если кто-то из детей проснется среди ночи, вы тут же услышите. Сегодня я уложу их сама. Ужин для вас будет готов через час. - Говоря все это, она ни разу не взглянула Гэрриет в лицо.

Гэрриет тоскливо вздохнула: что ж, видно, она пришлась не по нраву домоправительнице.

Через час, войдя в большую, зеленую - явно викторианскую - столовую, она увидела длинный стол, накрытый на одну персону, и загрустила еще больше.

- А вы разве не поужинаете со мной? - робко спросила она у миссис Боттомли.

- Благодарю, я привыкла есть у себя. Надеюсь, что сегодня я вам не понадоблюсь, - ответила миссис Боттомли и начала царственно удаляться, но в эту самую минуту за спиной у нее раздался приглушенный всхлип. Обернувшись, она увидела жалкое девчоночье лицо с дрожащими губами и судорожно сжимаемый в кулаке носовой платок.

Сердце миссис Боттомли дрогнуло. Она быстрыми шагами приблизилось к Гэрриет и обняла ее за плечи.

- Ну, будет тебе, деточка, не плачь. Ты и оглянуться не успеешь, как ко всему здесь привыкнешь. Сейчас тебе, конечно, кажется, что в нашей глухомани можно пропасть с тоски, но знала бы ты, как тебя ждали дети, - тебя и твоего малыша! Да и мне с тобой все будет веселее. Одной, знаешь ли, скучновато по вечерам.

Гэрриет высморкалась и спросила:

- Так вы не осуждаете меня за то, что я родила Уильяма без мужа?

- И в мыслях не было! - солгала миссис Боттомли, которая не далее как вчера обещала своим приятельницам в деревне, что поставит эту блудницу на место.

- Пойдем-ка лучше поужинаем вместе на кухне. Глядишь, после еды тебе и полегчает немного. Пойдем, пойдем, выпьем по капельке хересу за знакомство!..

Глава 11

И все же Гэрриет не раз потом поражалась тому, как она выжила в эти первые несколько недель. Каждое утро надо было вставать в шесть, чтобы накормить и подмыть Уильяма, отвезти Шатти в школу и вернуться - уже к следующей кормежке Уильяма. Потом была нескончаемая стирка и глажка, потом она моталась в деревню за покупками, потом прибирала комнаты, готовила еду, стелила постели - и так день за днем, без конца и края.

Вечером она валилась в кровать в полном изнеможении, чувствуя, что не выдержит больше ни дня, и засыпала в слезах, а через час или два ее будил крик Уильяма, у которого начали резаться зубки. Дел всегда было невпроворот, но с работой Гэрриет еще худо-бедно справлялась. Труднее было оставаться неизменно бодрой и веселой, что как бы тоже входило в ее обязанности. Шатти совершенно не умела играть одна, и ее все время приходилось чем-то занимать. Ее бурная любовь к Уильяму представляла ежечасную угрозу для его здоровья: то она умудрялась скормить ему что-то неудобоваримое, и он срыгивал все молоко, то она вбегала и будила его через пять минут после того, как Гэрриет с трудом удавалось его уложить.