Пульс за сто - Олег Викторович Солод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не думай о жанре. Думай о герое. Сочини историю».
Пока Карпов следовал правилу, история вела его за собой. Стоило ли соваться туда с исправлениями? Имей он немного времени, Геннадий Иванович вернул бы все назад. Но вчера они сообщили Кристине, что рассказы готовы. И теперь Сергеев сидел перед ними.
— Куда я должен отправить рукописи? — спросил он.
Лучинский протянул листок.
— Хорошо. — Сергеев спрятал в кейс лист с адресами и потянулся за рукописями, но в последний момент передумал. — Кстати, любопытно… — Он откинулся на спинку мягкого кожаного кресла и с интересом посмотрел на литераторов. — Вы обменялись между собой мнениями по поводу написанного?
— Нет, — ответил Лучинский. — Геннадий Иванович — любитель причесывать слова до последнего. Так что у нас не было такой возможности.
— Правда? Тогда у меня предложение. Давайте прочтем рассказы вслух.
— Вслух? Зачем? — не понял Карпов.
— Мне интересно услышать ваше взаимное мнение.
— Это очередное обязательное условие?
— Нет. Всего лишь просьба.
— Тогда я предпочту оставить свое мнение при себе.
— Но почему? Разве вы не обсуждаете между собой литературные новинки? Или в сообществе профессионалов трудно рассчитывать на искренний ответ?
— Сейчас и узнаем. — Лучинский взял со стола свою рукопись и, надев очки, начал:
— «Время волков». Бран, Румыния, замок графа Дракулы, наши дни…[7]
15.55
— «Георге, словно не заметив этого, продолжал идти дальше…» — закончил чтение Лучинский.
Аккуратно сложив листы, он спросил Сергеева:
— Что скажете?
— Мое мнение вряд ли представляет интерес. А что скажете вы, Геннадий Иванович? — Сергеев повернулся к Карпову. — Вы бы рекомендовали этот рассказ к печати?
Тому сразу стало неловко.
— Это некорректный вопрос.
— Почему? Разве вы не отвечаете на такие вопросы постоянно? Или вы привыкли делать это заочно, а не тогда, когда автор сидит рядом?
Карпов почувствовал себя задетым.
— Какая разница, где находится автор? Просто я, как вам известно, не считаю себя специалистом в этом жанре.
— В таком случае, выскажите мнение неспециалиста.
— Давайте, режьте правду-матку, — подбодрил Лучинский.
Геннадий Иванович понял, что от него не отстанут.
— Что ж… Текст написан вполне профессионально, — Карпов начал со слов, которые при всем желании нельзя было поставить под сомнение. — Я только не понял, каким вы видите финал. Это мистическая история, или события имеют реальное объяснение?
— А черт его знает, — беспечно бросил Павел Борисович. — Пусть читатель сам решает.
Карпов не придумал, что бы еще спросить, не задевая самолюбия автора.
Олег Михайлович пристально посмотрел на него.
— Признаться, я разочарован. Мне кажется, вы решили пощадить коллегу из чувства корпоративной солидарности. Я прав?
Карпов не успел ответить.
— Корпоративная солидарность? — усмехнулся Лучинский. — Вы плохо знакомы с нашей корпорацией. Отхлестать коллегу по щекам — самое милое дело. Только дай повод.
— Но в своем кругу! — не удержался от реплики Карпов, не сообразив, что этим выдает свои истинные мысли.
— А! Вот мы и услышали подлинную рецензию. — Сергеев в очередной раз проявил проницательность. — Что ж, теперь давайте послушаем вашу историю.
Геннадий Иванович прокашлялся. Ему категорически не хотелось ничего читать, но теперь, после того как он выслушал рассказ Лучинского, отказать было нельзя. Во рту немедленно пересохло.
— Можно мне попросить воды?
— Да, разумеется. Кристина…
Помощница возникла на пороге, словно только и ждала, когда ее позовут. Сделав глоток, Карпов взял в руки первую страницу и выдавил из себя эпиграф. Слова шли плохо, как паста из засохшего тюбика. И были столь же отвратительны на вкус.
— «О фараон, ты Великая звезда, которая пересекает небо с Орионом, которая правит Миром небытия с Осирисом; ты поднимаешься с востока небес, обновляясь в надлежащий срок, и становишься молодым в должное время…»[8]
16.35
Произнеся последнюю фразу, Карпов положил рукопись на стол, стараясь не встречаться ни с кем взглядами.
— Павел Борисович, ваше мнение? — поинтересовался Сергеев.
— Вяло. Не хватает драйва.
Геннадий Иванович дернулся, как ошпаренный.
— Что?
— Он у вас просто идет по коридору и обливается потом от страха. Где события? Откуда прикажете читателю черпать эмоции?
— Ожидание событий может вызвать куда больше эмоций, чем сами события. Вспомните «Сталкер» Тарковского.
— Зачем? Я не занимаюсь подражательством.
Карпов вспыхнул.
— Вы считаете, я им занимаюсь?
— Вы сказали про Тарковского, не я. И зачем вам понадобился американец? Он никак не развивает общую идею. Просто начали одну историю, потом бросили ее за ненадобностью и принялись за другую. Я бы это не напечатал.
Карпов совершенно потерял дар речи. Он и подумать не мог, что его так непринужденно растопчут прямо на глазах — и у кого?!
Сергеев протянул руку за рукописью.
— Так или иначе, рассказы написаны, а определять их судьбу будут другие. — Олег Михайлович убрал рукописи в кейс и покосился на Карпова: — По-моему, вы приняли слова коллеги слишком близко к сердцу. Это лишь мнение одного человека.
— И этот человек мог бы держать свое мнение при себе! — взорвался Геннадий Иванович.
Лучинский и бровью не повел.
— Вы и впрямь слишком разволновались. Хотите другой отзыв? Запросто. «Рассказ написан хорошим литературным языком. Пристальное внимание автора к личности героя позволяет глубоко проникнуть…»
— Прекратите паясничать! — заорал Карпов.
Критик развел руками.
— На вас не угодишь.
Сергеев встал.
— Рассказы будут отправлены сегодня же.
Он повернулся к Лучинскому.
— По-прежнему считаете, что вам достаточно одной работы?
— Посмотрим, — ответил тот. — Я, кажется, вошел во вкус. Тем более, сидеть здесь без дела — со скуки помереть можно. Или спиться.
— Что вы тут устроили?! — накинулся на Лучинского Карпов, как только дверь за Сергеевым закрылась. — Покрасоваться захотелось? Как я теперь, по-вашему, выгляжу в его глазах?!
— Да не все ли вам равно? Решать нашу судьбу будет не он.
— Какая разница? Элементарная порядочность подразумевает…
— О-о, как вы заговорили, батенька… Порядочность! То есть, правду вы знать не хотите? Вам важнее иллюзии?
— Хочу! Но вы могли сказать все один на один, без посторонних! Если не ошибаюсь, у нас с вами было нечто вроде мирного договора.
— Совершенно верно. Но
