Хитрый Панько и другие рассказы - Лесь Мартович

Вымолвив это, Семен ласково посмотрел в глаза Стрибогу и сложил набожно руки, как для молитвы.

Стрибог молчал.

— Деньжонки-то у меня есть, — шептал Семен. — Если эти бычки у Петра подохнут, я сразу вручу пресветлым богам двести ринских! Пускай всемилостивейшие боги бал себе справят, — лишь бы Петро не имел от этих быков прибыли.

— Проси еще чего-нибудь, — сказал Стрибог.

— Больше моя душа ничего не желает, — продолжал Семен громко, — много ли мне надобно, только бы исполнилось то, о чем я просил.

— Ступай, ответ получишь после.

Семен пошел было, но от дверей вернулся и шопотом сказал Стрибогу:

— А вам я особо, наисветлейший Стрибоже, накину полсотню, только делайте все, как надо.

— Уходи, — сказал Стрибог.

Семен вышел.

Снова отворились двери, и снова все люди разом ринулись в них. В дверях образовалась пробка. В этой давке бабка Варвара подняла руки вверх и завопила:

— О боже ж мой, задушат! Ратуйте, кто в бога верует! Богачи, ироды! Допустите бедную вдову хоть к лику господню, если нет для нее правды нигде.

Услыхав бедную вдову Варвару, Стрибог велел ее пропустить.

Вдова Варвара подбежала к Стрибогу, упала перед ним на колени и стала целовать его руки и ноги.

— Боженька наш любимейший, милостивейший, самый могучий! Властвовать тебе многие-многие лета над миром крещеным, над господами и над царями! Дай тебе, более, вечное царство и долюшку счастливую!

— Говори, чего желаешь? — отозвался Стрибог.

— Я хочу целовать ноженьки и рученьки твои, — лепетала Варвара, — хочу выплакать перед тобою свои кровавые слезы. Боженька, до чего ж они поганые, до чего ж они лукавые! Чтоб им и до завтра не дожить! Чтоб им не дождаться от детей радости! Чтоб их чума задушила! Чтоб они сгорели, — так они бедную вдову обижают! Чтоб пали на них вдовьи да сиротские слезы кровавые!

Громко разрыдалась Варвара.

— Говори, Варвара, чего тебе надо, — добивался Стрибог.

— Чего мне надо? — хныкала Варвара. — Не знаете, чего бедной вдове надо? Надо ей лопату да могилу; пусть идет в сырую землю гнить, чем так мучиться на белом свете. Не имею я счастья-доленьки, не слышу ни от кого слова доброго. Лучше бы мне и на свет не родиться. Зачем только боги меня на свет пустили!

Хоть и божок, но и у него терпение лопнуло:

— Говори ж, наконец, чего надобно?

— Я хочу, — продолжала Варвара, — чтоб боженьки меня выслушали, чтоб взглянули на меня, бедную вдову, чтоб видели мои горькие слезы. Я хочу пожаловаться тебе, всемилостивейший мой Стрибоженька. Дай тебе господь счастливую долюшку в делах твоих! Дай господи, чтобы не ведал ты ни горя, ни беды! Дай господи, чтобы ты стал у нас самым старшим богом!

— Опомнись, Варвара! Видишь, сколько людей ждет, чтобы предстать предо мной, — начал было Стрибог, но Варвара перебила его.

— Разве это люди? — закричала она. — Да это собаки, а не люди. Что я говорю — собаки. Хуже собак! Лучше-б меня холера забрала, чем мне жить среди таких собак. Зачем вам рассказывать, пресветлый Стрибоженька, вы же и так все ведаете. А хуже всех вот эта Параска, чтоб ей ослепнуть и онеметь! Как она меня, сука, заела, моченьки моей нет! Гром бы ее разразил!

— Говори, чего ты хочешь? — загремел Стрибог. Но Варвара его не слушала.

Так она озлобилась, что сама себя не помнила. Вскочила, подбежала к дверям, заколотила кулаками в них и завопила:

— Чтоб тебя хвороба забрала! Ты блудница, ты ведьма, воровка.

— Ты сама ведьма, сама воровка! — закричала снаружи Параска и, с грохотом открыв дверь, плюнула в глаза Варваре. Та бросилась на нее, но Параска была сильнее Варвары, отбросила ее далеко от себя и надавала тумаков по спине. Варвара задыхалась от бессильной злобы, сознавая, что Параска сильнее ее. Она не знала, что делать, и, взбешенная, подбежала к Стрибогу.

— Я желаю, — шипела Варвара, задыхаясь от злости, — я желаю, чтобы эта ведьма получила вот теперь — здесь же, на площади, на глазах всего народа — двадцать пять палок по голому телу. Больше ничего не желаю! — И снова набросилась на Параску с кулаками.

— Погоди! Погоди ты, грязнуха! Ты свое получишь! Кровь брызнет, как будут сечь!

Но Стрибог махнул рукой, и обе вылетели за порог, как ошалелые.

Снова открылась дверь, и люди столпились в проходе, давя друг друга.

— Ты бьешь?! — крикнул кто-то из свалки. — Так ударю и я, человече!

— Ой-ой-ой! — закричал кто-то, получив крепкую затрещину.

Поднялась такая суматоха, точно были здесь не люди, а тараканы в горшке.

Стрибог встал из-за стола и подошел к двери.

— Посторонись!

Люди посторонились. Стрибог оглядел всех, ища в толпе самого смиренного, чтобы пропустить его в комнату. Поодаль в сторонке стоял человек босой, в оборванной свитке.

— Войди ко мне! — ласково сказал ему Стрибог.

Человек вошел.

— Я вижу, человече, — сказал Стрибог, — что ты бедный и добрый человек. Проси у меня, чего желаешь.

— Что дадите, — отвечал тот.

— Сам я ничего дать не могу, ты должен пожелать.

Человек пожал плечами.

— А я, разве знаю?

— Как же? Неужели тебе так хорошо живется на свете?

Человек вздохнул.

— Где уж там хорошо… Бедность да нужда одна.

Чтобы подбодрить его, Стрибог положил ему на плечо руку и промолвил ласково:

— Так говори, чего бы ты желал, чтобы тебе лучше жилось?

Вошедший подумал, подумал и робко промолвил:

— Да разве, чтоб людей побольше умирало, и притом летом…

Стрибог нахмурился и сел за стол. Хотел было его выгнать и позвать другого, но передумал и снова обратился к нему:

— Подумал ли ты, человече, над своими словами? Зачем тебе понадобилось, чтоб люди умирали?

— Потому как я могильщик, — отвечал человек. — Чем больше людей будет умирать, тем больше я заработаю. А зимой мне больно тяжело рыть могилы.

— А другого ничего не хочешь? Ну, например, стать барином, большим богачом или еще кем-нибудь?

Могильщик подумал минутку и ответил:

— Нет! Это не по мне! Зачем мужику быть барином? Да я бы с ума сошел либо повесился. Другого талана я не имею и иметь не желаю, а помереть хочу могильщиком, потому как я к этому привык.

— Выйди, потом ответ получишь!

Могильщик поклонился и бочком протиснулся в дверь.

Стрибог встал в дверях, оглядывая смеречивчан, и думал, кого бы ему еще позвать.

«Позову этого молодого парня, он еще не зарится на чужое добро, и сердце у него, видно, тянется к доброму, хорошему. Может, не пожелает он от меня людской кривды. Наверное, юношеская фантазия жаждет чудесного и прекрасного!» Так про себя подумал Стрибог и громко обратился к парню:

— Паренек! Как тебя звать?

— Меня? Ивась.

— Входи ко мне.

Ивась пошел было, но Сафат, большой, коренастый мужик, остановил его:

— А ты, гнида, куда? Твое место на печи! Где это видано, чтобы хозяева стояли у порога, а такого сопляка к божку пускать? Не по правде это, мы такого не потерпим.

— Погоди, Сафат, — успокоил его Стрибог, — как только я с этим парнем закончу, сразу же первого тебя позову.

Сафат еще что-то сердито пробурчал, но Стрибог не слышал, он взял Ивася за руку и ввел в комнату.

— Говори, Ивась, что бы ты пожелал от меня?

Ивась — пятнадцатилетний парень — с любопытством взглянул на божка, да и сказал не задумываясь:

— Я желал бы иметь большую железную булаву, и чтоб мне такое право дали — свободно убивать любую муху, где только я ее увижу, и чтобы мне за это ничего не было.

Очень удивился Стрибог, потому что никак не мог додуматься, зачем Ивасю всё это понадобилось. И спросил Ивася:

— Зачем тебе это?

Ивась ответил не задумываясь:

— Перво-наперво, убил бы я этой булавой муху на лбу у Сафата — за то, что он не хотел меня сюда впустить; или, к примеру, вот если бы у меня кто корову захватил на потраве, так я бы на нем сразу же муху шлепнул.

Так говорил Ивась и даже весь раскраснелся от радости.

Стрибог сразу же выпроводил его.

Вошел Сафат, злющий, и заговорил сердито:

— Пять лет у меня с братом тяжба из-за хаты, а я больше судиться не хочу. Свою половину я дарю старшему богу, Перуну, но только пускай он ее забирает сейчас же. Пусть ударит в нее громом, пускай моя половина хаты в пепел обратится, а вместе с ней — и половина брата. Хочу, чтобы мое желание исполнилось сейчас же!

— А ты что так дерзко со мной разговариваешь? — сдвинул брови Стрибог.

— Я не знаю, дерзко или не дерзко, но знаю одно, что это должно исполниться сейчас же, раз я приношу в дар свою половину хаты самому старшему божку. У меня своя голова на плечах, и я хорошо знаю, что кому и куда идет.

— Опомнись, Сафат! — оборвал Стрибог. — С кем ты так говоришь? Я божок. Я сделаю лишь то, что захочу.