Игра Лазаря - Максим Марух

Её отчаянное стремление к откровенности в отношениях позабавило Лазаря. Даже в теперешнем безнадёжном положении она цеплялась за будущее, которому, быть может, никогда не суждено сбыться.

– Нехилый особнячок у бабушки.

– Я же не описывала ему дом! Даже не говорила, где живу. Интересно, как он узнал адрес? Наверное, через деканат… у него там тётя работает.

Они спустились на первый этаж. На шум сбежались обитатели «бабушкиного» дома: Яника, Марсен и Матвей. Последний был мрачнее тучи, огромную шишку на шее не могла скрыть даже толстая заплатка из склеенных друг с другом кусочков лейкопластыря. К травмам в инсонах физическое тело Матвея оказалось самыми восприимчивым: они отражались на нём в полном объёме, порой даже завышая реальный урон.

– Кто? – на ходу бросил ему Лазарь.

– Бельфегор... – буркнул Матвей. Было видно, что он ещё не остыл. – Даже не понимает, сука, какого врага себе нажил.

Лазарь пересёк прихожую и вошёл в котельную. В этой маленькой тёплой комнатке, обвитой со всех сторон хитросплетениями разнокалиберных труб, царствовал красный агрегат с двумя круглыми глазами-манометрами и множеством маленьких ушек-кранов. На трубах сушились полотенца и нижнее бельё.

Лазарь остановился у чёрного входа. Яника, Дара и Марс окружили его с трёх сторон. Матвей, почёсывая ушибленную шею, поплёлся дальше на кухню.

– Что происходит? – встревожилась Яника. – Зачем мы пришли в котельную?

– Затем, что здесь чёрный ход.

– А с белым что не так?

Дарения в двух славах объяснила суть.

– Он там? – оскалился Марс. – В машине пасётся? Во дебил!

– Прикуси язык! – в один голос прикрикнули на него Дара с Яникой.

Обменявшись удивлёнными взглядами, девушки понимающе друг другу улыбнулись.

– Значит так, – сказал Лазарь, – слушаем меня внимательно и запоминаем.

4

– Слушаем меня внимательно и запоминаем, – Лазарь ушами ощущал крещендо бающегося в груди сердца. Яника и Марс молча внимали. – Что бы там ни произошло, делайте так, как я говорю.

Без десяти шесть они очнулись в маленькой комнатке с альковом для широкой двуспальной постели, столом и холодильником, набитым всякой снедью. Ещё через двадцать минут их подташнивало в кузове тряского развинченного грузовика с двумя маленьким зарешечёнными окошками в стенках. Было в этих окошках что-то от фургонов для транспортировки крупного рогатого скота.

Участников «Марафона» везли на бойню.

Грузовик, в котором они ехали, шёл первым в колонне из ещё трёх таких же. Внутри было очень тесно и шумно. Сюда поместилась только треть первой группы, но в перенаселённой темноте казалось, что едет вся. Люди готовились к старту по-разному – одни оживлённо переговаривались, другие хранили напряжённое молчание. Кто-то надрывисто кашлял, кто-то методично стучал кулаком в металлическую стенку кузова. К разочарованию Лазаря, команды Сета и Донгана сюда не попали.

– Каким бы ребёнком ни казался Ник, инсон у него совсем не детский, – продолжал Лазарь, желая как следует их напугать. – И стигматы тоже – Матвей подтвердит. Это вам не детский сад Энуо, здесь всё серьёзно. А где не понарошку, там больно.

Яника и Марсен судорожно выдохнули. Казалось, они и так уже напуганы дальше некуда.

Осталось сдобрить небольшой порцией ободрения – и морально-психологическую подготовку можно считать законченной.

– Но мы справимся. Главное, действовать сообща, и, по возможности, как можно дольше не отрываться от коллектива. Дождёмся, когда это сделают другие. Охотники тоже побегут группой. Они будут держаться вместе, пока наши маршруты совпадают, но как только кто-то отколется от нашей группы – кто-то отколется и от их. Будем держаться наилучшего маршрута до последнего – это сэкономит нам силы и даст преимущество.

Яника опустила взгляд к полу и крепко о чём-то задумалась.

– Как же это так? – вдруг сказала она, посмотрев на Лазаря. – Получается, мы разрушаем, а не защищаем?

– Поясни.

– Этими свиданиями мы изменяем жизнь Ника, вводим новые элементы и сами моделируем в инсоне вещи, которыми обычно манипулирует Ведущий, – она откинула мизинцем рыжую прядь со лба – из-за тряски волосы то и дело слетали на лицо. – Мы убиваем любовь Ника, в то время как офицеры Ведущего пытаются её защитить. Смешно, да?

Ничего смешного в этом Лазарь не видел, да и вообще не любил смеяться. А потому он только развёл руками:

– Нельзя приготовить омлет, не разбив пары яиц.

5

Из машин выходили под гром аплодисментов и рёв толпы.

Старт размещался на клиновидной опушке маленького леса, указывавшей остриём на пустырь, зажатый с обеих сторон горбатыми холмами, как чёрный гвоздь в женской груди. Солнце уже завалилось за западный холм, редкие жилые домики горели квадратными огоньками окон на самой вершине. Восточный холм был более отвесным, над его скалистой необжитой вершиной повис рыбий глаз луны.

Опушка и небольшое пространство перед ней огородили с трёх сторон высоким сетчатым забором с воротами, сквозь которые внутрь проехало три грузовика. Верхняя половина забора была затянута белой тканью, образующей три гигантских экрана. На экраны проецировалась картинка с кинопроекторов, установленных на трёх вышках, возвышающихся над полем людских голов. Сейчас проекторы крутили рекламу.

Толпа снаружи бесновалась. Людей собралось несколько тысяч, не меньше. Целое море человеческих тел, рассыпанных по пустырю до самого подножия холмов. Тысячи вопящих в вечернее небо глоток, вдвое больше ладоней, маячивших над головами рукоплещущим маревом. Все эти люди заплатили, чтобы придти сюда. Вооружённые охранники в синих лакированных шлемах отгораживали место старта от пустыря и его безбилетных обитателей широким кольцом оцепления.

Из брошюры Лазарь узнал, что из-за зашкаливающего градуса насилия, «Марафон» не укладывался ни в какую систему рейтингов, и был запрещён к телевизионной трансляции. Что, впрочем, не мешало организатором шоу ежедневно собирать аудиторию маленького рок-концерта во всех крупных городах страны. Каждый вечер на полосу запускали новую партию «Марафонцев», после чего до самого рассвета транслировали наиболее сочные моменты минувшего дня с комментариями Ведущего и оглашением победивших ставок. К слову, ставки принимались на всё подряд: на победу, на поражение, на смерть, на жизнь, а также на время, которое для всего этого потребуется. К утру народ расходился, а вечером возвращался снова, чтобы продолжить следить за успехами своей ставки. И так до победного (или проигрышного) конца. Мучения некоторых команд могли тянуться неделями, так что люди платили за вход снова и снова, обеспечивая тем самым «Марафону» регулярную посещаемость.