Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

— Безумие! — протестует кто-то из внекастовых. — Там, внизу, такой жар, что мы в считанные секунды обуглимся.

— Не уверен, — возражает управляющий Жиль. — Если система не пришла за все время в негодность, то как только повышается температура, запускаются наружные вентиляторы. Будет жарко, но терпимо. Мы выйдем через канал под трибунами, зайдем к ним в тыл, а вы воспользуетесь нашим отвлекающим маневром, чтобы взять актовый зал. Как думаете, Гэ?

Все взоры прикованы к избранной. Она по настоянию управляющего Жиля в конце концов надела платье. Из рук в руки переходят чаши с криптой, сваренной жрецами-отступниками, и в полумраке коридора сияют глаза, опьяненные силой грибка. Она кивком одобряет предложение Жиля. С момента, когда бескастовые вырвали ее из когтей шести смотрителей, у нее еще не было случая пустить в ход саблю, рукоять которой обжигает ей руку, и ей не терпится вступить в битву с подручными правящих каст.

Из металлического пола выворачивают решетку люка. Струи горячего пара обжигают лица и руки бескастовых, склонившихся над лазом.

— Вы с ума сошли, раз хотите нас туда затащить! — громыхает чей-то голос.

— Это просто пары конденсата, — заверяет управляющий Жиль.

Подкрепляя слово делом, он отталкивает людей в сторону и решительно лезет в узкий проем. Через несколько минут мучительного ожидания сквозь металлический пол пробивается его искаженный глухой голос:

— Можете спускаться. Нет никакого риска.

Один за другим вслед за ним спускается около пятидесяти человек.

— Может, им удастся нейтрализовать электрохлысты, — замечает кто-то из женщин после долгого молчания. — Но парализоты?

Противостоять летающим зондам, дистанционно пилотируемым техниками и упреждающими, может оказаться труднее, чем электродугам — небольшим пушкам, с которыми управляются непосредственно смотрители.

— Окунитесь в ментальные вибрации своих братьев и сестер, проникнитесь их энергией, — громко сказала Гэ. — Мы найдем способ одолеть парализотов.

Они подчиняются ей беспрекословно, безгранично, потому что она избранная, а они привыкли подчиняться. Их покорность беспокоит ее и даже пугает: что они будут делать на Земле? Не поспешат ли они повиноваться первому же претендующему на власть?

Не проходит и десяти минут, как группа Жиля добирается до прохода в актовый зал. Взгляды защитников, прикованные к входным дверям, не примечают решетки, поднимающейся у центральной сцены, силуэтов, бесшумно выбирающихся на палубу, крадущихся между пролетами трибун…

Образы в уме Гэ уже сменяют друг друга в синкопированном ритме. Ее саркофаг кажется неподвижно замершим между небом и землей. Она мельком задумывается, а подкреплены ли истории о гравитации, о притяжении, хоть одним реальным случаем, и не собирается ли она вечно парить в атмосфере голубой планеты.

Электрохлысты смотрителей, захваченных врасплох нападением со спины, отвернулись от дверей на несколько секунд, этого времени достаточно для Гэ и ее войска, чтобы с криком ворваться в актовый зал. Избранная в первых рядах тех, кто саблями сметает стоящие у них на пути темные фигуры. Она бьет острием и лезвием, охваченная неудержимым неистовством смерти, и трепет металла передается ей в руку, в плечо, в шею. Каждым ударом она мстит за унижения, которые претерпела от смотрителей. Клинок вонзается в их плоть, как их гениталии вонзались в ее, кровь пятнает их, как их моча и их семя запятнали ее, их шеи ломаются, как была сломана ее девственная плева, их головы отлетают прочь, как отлетели ее иллюзии. Постепенно волны сторонников Маа подминают шеренги смотрителей, которые уступают численному превосходству и в конечном итоге рвутся. Несмотря на то, что рука тяжелеет, Гэ набрасывается на раненых, на трупы с неслыханной жестокостью — тем более абсурдной, что уже бесполезной. От ударов лезвия по телам у нее ломит шею, грудь и спину.

— Парализоты! — вопит кто-то.

Она перестает махать саблей, смотрит вверх и замечает угрожающую орду маленьких зондов, выстроившихся под потолком.

— Почему они не нападают?

В огромный зал спешат уже тысячи сторонников избранной. Управляющий Жиль с трудом пробирается к Гэ.

— Они под телеуправлением техников или упреждающих, — говорит он с тревогой. — Меня беспокоит их неподвижность.

— Но она же в нашу пользу, — откликается Гэ.

— За этим что-то скрывается. Мы должны немедленно захватить головные корабли.

Саркофаг пересекал облачный слой. Гэ увидела, что ее окружают странные туманные вуали, серые и белые. Она полагала, что облака — это создания, рожденные в результате союза холодных и горячих воздушных масс (она об этом читала что-то такое в библиотеке в холостяцких отсеках, прежде чем кислородные ограничения вынудили бескастовых оставаться взаперти по своим каюткам), но не думала, что у них будет такая парообразная, рваная консистенция. Ее воображение, такое же ограниченное, как проходы и каютки «Эль-Гуазера», не могло представить вещей настолько необычных.

Головные корабли пустынны, как будто лишились всех своих обитателей. Им навстречу выбегает мужчина, его побелевшее лицо и выкатившиеся глаза выражают неописуемый страх. На нем зеленый комбинезон техника.

— Харп, наш сторонник, — поясняет управляющий Жиль.

— Управляющие и другие касты… сели в шаттлы, — бормочет Харп, которому еле удается перевести дыхание.

— Ничего страшного, — говорит Жиль. — Мы возьмем оставшиеся шаттлы.

— Сработала функция «К»…

Теперь изменился в лице Жиль.

— Сколько времени у нас осталось? — невыразительно спрашивает он.

— Пятнадцать… пятнадцать минут С.С.В.

— Если действовать быстро, этого хватит, чтобы погрузиться на борт и убраться от взрывной волны!

По вспыхивающим в его глазах огонькам отчаяния Гэ понимает, что управляющий Жиль пытается уговорить прежде всего самого себя.

— Мое начальство промахнулось, — стонет Харп. — Страшно промахнулось: они не сообразили, что функция «К» распространяется не только на ракетный поезд, но и на весь комплекс десантных шаттлов. Людям, которые все это конструировали, вовсе не улыбалось, чтобы враги могли сбежать на посыльных кораблях. Я сам только что убедился.

За этими словами следует напряженное молчание. Голова колонны взрывается паническими шепотками, они разлетаются по проходам как лесной пожар. Управляющий Жиль сглатывает и хрипло спрашивает:

— Ты уверен в своих словах?

— Конечно, — говорит Харп, задувая хрупкий огонек надежды, который все еще светится в глазах Гэ. — Я заходил в центральную пилотажную рубку, бортовые компьютеры это говорят совершенно недвусмысленно. Мое начальство решило, что директива «К» касается только основного поезда, и не удосужилось взглянуть на экраны мониторов.

— Давайте немедленно остановим процесс!

— Невозможно! Придется демонтировать все электронные схемы. Это три Д.С.В.-дня работы… Мы взорвемся, но они тоже. Ничего и никого не останется от «Эль-Гуазера»…

Управляющий Жиль оглядывается через плечо. Лица за его спиной — маски отчаяния.

— Ты хочешь сказать, что мы пропали, Харп?

— Я не «хочу», я прямо так и заявляю.

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы спасти избранную! Во имя Маа и ясновидящих…

Техник Харп поднимает глаза на Гэ. Он приоткрывает рот, закрывает его, снова открывает, но словам никак не сорваться с его губ. По всей видимости, его мучает ужасная внутренняя борьба. Свет прожекторов головного корабля прорывается в проход, отражается от капель пота на его гладкой голове.

— Решение, может быть, есть, — говорит он срывающимся голосом.

— Так ну же? Время поджимает! — вскрикивает Жиль.

— Есть… скафандр для автономного выхода… Я готовил его для себя на случай, если что-то пойдет не так…

— Я не могу принять твоей жертвы! — восклицает Гэ.

Управляющий поворачивается к ней, хватает за плечи и с жаром вглядывается в нее.

— Если кто-то из нас должен спастись, так это ты, Гэ, — твердо говорит он. — Ты, которую избрала крипта прозрений, ты, которую признали Маа и ясновидицы, ты — дар Эль Гуазера человечеству. Если ты откажешься, значит, мы так долго скитались напрасно, мы пожертвовали собой напрасно. Живи, Гэ, исполни свое назначение, и мы будем жить в тебе. Ты будешь памятью о нас. Живи, а мы встретим смерть мужественно, с гордостью, помня о тебе.