Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - Филип Хосе Фармер

Селесте». Впервые о ней упоминалась в «Таймс» от шестнадцатого декабря в разделе последних сведений о морских перевозках. Этот покинутый командой корабль был доставлен в Гибралтар экипажем из трех человек с британской бригантины «Деи Грации». На тот момент почти не упоминалось никаких подробностей за исключением того, что на борту находился груз – тысяча семьсот баррелей спирта, а судно все еще оставалось на плаву.

Верн говорит, что очутившись в камере, Фогг осторожно положил на стол часы и следил за движением стрелок. Верну было интересно, о чем в тот момент думал Фогг.

Эта сцена весьма любопытна. За исключением еще одного упоминания в книге Верна, нигде больше не говорилось, что Фогг носил при себе часы. Он всегда полагался на часы Паспарту. Более того, если бы у него были часы, разве мог бы он совершить ту же ошибку относительно часовых поясов, что и Паспарту? По словам Верна, Фогг считал, что тогда было двадцать первое декабря. На самом же деле все это произошло двадцатого декабря. Неужели Фогг, который по утверждению самого Верна, был опытным моряком, который везде побывал, все видел и обладал таким великолепным образованием, не знал, что происходит, когда корабль пересекает 180-й меридиан? Нет, этого не могло быть. И Верн наверняка об этом знал. Но ему хотелось придать повествованию больше драматизма и напряжения. Его нельзя винить за такую маленькую уловку. В конце концов, он черпал сведения из той открытой информации, которой поделился сам Фогг. Англичанин должен был придумать какие-то оправдания событиям, произошедшие после его ареста в Ливерпуле. Богатое воображение подсказала ему идею, которую Верн с удовольствием подхватил.

Итак, когда Верн говорит, что Фогг написал в тот день в своем дневнике: «21-е декабря, суббота, Ливерпуль, 80-й день, 11 часов 40 минут утра», он добавляет в историю немного вымысла. Кроме того, Верн придумал, будто Фогг заметил, что его часы спешат на два часа. Если бы он в тот момент сел на скоростной поезд, то успел бы вернуться без четверти девять – как раз в оговоренное время.

Именно тогда Фиксу сообщили, что настоящего грабителя – Джеймса Стрэнда – арестовали еще три дня назад. Фогг был невиновен. Фикс сообщил Фоггу это известие.

Филеас Фогг подошел к Фиксу, смерил его пристальным холодным взглядом и сбил с ног одним ударом.

Лежа на полу, Фикс думал, что понес не достаточно суровое наказание. Но, по крайней мере, у случившегося была и положительная сторона. Очевидно, что Фогг считал его всего лишь надоедливым детективом. Это происшествие доказывает, что Фикс, как и Паспарту, не знал, какая в тот момент была дата. В противном случае, он не решил бы, что Фогг проиграл пари из-за ареста.

Но если Фогг знал, что у него еще много времени, почему он ударил Фикса?

Ответ очевиден. Как Филеас Фогг – английский джентельмен – он должен был прийти в негодование от того, что его арестовал человек, к которому он отнесся так великодушно. Фогг был вынужден играть свою роль.

Вся компания, за исключением Фикса, села в кэб и приехала на вокзал без двадцати три пополудни. Но экспресс до Лондона ушел тридцать пять минут назад.

Фогг заказал специальный поезд, однако его подали только в три часа. Фогг подозревал, что в этой задержке, возможно, был виноват Немо, который решил проехаться на поезде безбилетным пассажиром. Перед тем, как состав отъехал от станции в три часа, Фогг тщательно обыскал паровоз, тендер и вагон. Удовлетворенный тем, что ему никого не удалось найти, он подал сигнал к отправлению. Вскоре поезд уже мчался на скорости, которая позволяла доставить путешественников в Лондон через пять с половиной часов. Однако произошли непредвиденные задержки.

Когда Фогг вышел из вагона на Чаринг-Кросс, он опоздал на пять минут. (Точнее, он опоздал бы, если бы тогда было действительно двадцать первое декабря.)

Все часы в Лондоне пробили без десяти минут девять.

18

Как уже говорилось выше, этот примечательный феномен комментировали различные критики и переводчики. В оригинальной французской версии не содержится никаких сносок, поэтому мы можем предположить, что Верн считал подобную синхронность уникальной особенностью часов англичан, которых все считают народом эксцентричным.

Фогг такой ошибки не совершил. Он знал, что где-то в Лондоне воспользовались исказителем. А поскольку ему было известно, что эриданеане обладали только одним исказителем, то, скорее всего, это сделал кто-то из капеллеан. Возможно агент из Китая использовал свой, чтобы перенестись в Лондон. Это означало, что теперь у них имелось, как минимум, два исказителя. Или, возможно, ящик с исказителем не смыло за борт «Марии Селесты»? И устройство похитил капеллеанин, посланный в Гибралтар с этой целью? Наверняка случившемуся можно было найти объяснение.

Покинув вокзал Чаринг-Кросс, Фогг приказал Паспарту закупить провизии на вечер. Ужинать они собирались в доме номер семь на Сэвил-роу. Фогг и Ауда сразу же отправились домой отдохнуть. Времени, чтобы выиграть пари, было еще больше, чем достаточно. По правде говоря, Фогг собирался явиться в Реформ-клуб всего за несколько минут до того, как истечет время. Возможно, Стюарт рассердится из-за этой задержки, ведь у него наверняка имелась для Фогга важная информация или новые приказания. Но Фоггу нужно было провести эту ночь в покое. Слишком много в нем накопилось тревог и страхов. Он должен был избавиться от них хотя бы частично, пока паровой котел в его душе не взорвался. Примерно шесть часов оздоровительного выброса нервных импульсов полностью восстановили бы его.

Однако по дороге домой Фогг изменил свое решение и захотел сообщить Стюарту о том, что вернулся в дом номер семь. Капеллеане что-то замышляли; те девять ударов, похожие на бой часов, доказывали это. Сделав себе поблажку, он мог погубить весь свой народ, в том числе и самого себя.

Проезжая мимо телеграфной станции, он велел кэбмену остановиться. Быстро написал текст телеграммы, состоящей всего из одного слова, в котором было зашифровано его имя. Дав указание клерку, чтобы тот немедленно отправил к нему посыльного, как только придет ответ, он покинул станцию. Вскоре кэб остановился перед его домом. Однако Фогг не выходил несколько минут. Снаружи дом выглядел таким же, каким он его оставил. Свет, оставленный Паспарту, пробивался сквозь узкую щель между занавесками и подоконником. Фогг и Ауда тихо вошли в дом. Оба держали револьверы наготове. Фогг провез их контрабандой в Англию, пополнив свой список преступлений, в котором уже числилось пиратство. В ходе тщательного обыска каждой комнаты они не обнаружили ничего подозрительного.

Затем