Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

Прогрев моторы, перевожу регулятор топливной смеси во взлетное положение и полностью отдаю обе ручки газа от себя. Послушный моей воле «Бостон», легонько покачиваясь из стороны в сторону, понемногу начинает набирать скорость. Но вязкая грязь берет свое, неподъемным грузом схватив его за колеса. Машина все еще слишком тяжела, а ведь позади уже половина длины полосы. Делать нечего, приходится тормозить. Слишком велик риск не вписаться в ее границы…

Возвратившись на исходную позицию, пробую еще раз… И вновь не удается разогнать машину до требуемой для взлета скорости: «Черт возьми! – выругался я про себя. – А ведь самой малости не хватило!» После непродолжительного совещания со штурманом принимаю решение на пару часов отложить следующий заход, понадеявшись на то, что за это время полоса немного просохнет.

Наконец пришло время третьей попытки. Дымят на полном газу надсадно ревущие моторы, заставляя машину изо всех сил тянуться вперед. На этот раз, как мне показалось, «двойка» идет несколько более резво, но все же не так, как хотелось бы. Что же делать – отказаться от дальнейших попыток или рискнуть, немного увеличив длину разбега? Мгновенно выбираю второй вариант и продолжаю разбег… Но увы, стрелка прибора скорости замерла словно заговоренная, и никаким моим стараниям не удалось сдвинуть ее с мертвой точки… Убираю газ, понемногу придавливая педали тормозов. Машина нехотя начинает замедляться.

И вдруг почти у самого края полосы, в тот момент, когда самолет уже был готов остановиться самостоятельно, переднее колесо попадает в канавку. Вздрогнув от неожиданного удара, «Бостон» замирает на месте, а торпеда… срывается с держателя и несется вперед по размокшей земле, разбрасывая по сторонам коричневые брызги…

Что тут началось! Большинство «зрителей» словно ветром сдуло, а оставшиеся тут же рухнули в грязь, прикрыв головы руками. Я же отогнал самолет на безопасное расстояние и, выключив моторы, побежал к торпеде, которая, пройдя около сотни метров, замерла неподалеку от штаба истребительного полка. Штурман и стрелок-радист последовали за мной. Обошли мы пару раз вокруг нашей стальной «сигары», смотрим: а ветрянка, предохраняющая взрыватель от приведения в боевое положение, практически отвернута. Иван Михайлович взял да и прикрутил ее на пару оборотов…

Неожиданно сзади раздался шум подъезжающей машины. Из нее выскочили командир полка со своим начштаба и давай кричать на меня:

– Убирай ее отсюда!

– Так для этого специальное оборудование требуется… – пытаюсь возразить я, но мой голос, в котором явно прослушивается некоторая растерянность, звучит не слишком убедительно. – Сейчас торпедистов вызову, они приедут и разберутся…

– Ничего не знаю! – сказал, как отрезал, командир полка. – Чтоб ее здесь не было!

В это время «зрители», оправившись от пережитого потрясения, стали собираться возле нас… И надо же такому случиться – двигатель этой злосчастной торпеды вдруг как заработал! Винты начали бешено крутиться, а несколько мгновений спустя повалил густой серый дым… Все стоявшие рядом как по команде вновь рухнули в грязь, а заместитель начальника штаба, наблюдавший за происходившим из окна второго этажа, с перепугу сиганул вниз, сломав себе ногу…

Третье действие «спектакля» состоялось на КП 1-го Гвардейского. Главная роль в нем принадлежала Борзову. Он нервно метался по комнате, выкрикивая в мой адрес всевозможные ругательства. Иногда Иван Иванович останавливался почти вплотную передо мной, чтобы в очередной раз посмотреть мне в глаза своим испепеляющим взглядом и затем продолжить свое прерванное занятие. Мне же оставалось лишь навытяжку замереть перед своим командиром, сгорая от стыда. Я прекрасно понимал, что все произошедшее – целиком и полностью моя заслуга, поэтому никакого оправдания у меня нет и быть не может. Правда, я и не пытался искать его, а просто дожидался окончания этой неприятной для меня сцены…

Вскоре наши торпедисты прибыли в Даугавпилс, чтобы осмотреть оставленную нами «сигару» и принять соответствующее ее состоянию решение. Детальное освидетельствование выявило, что двигатель и все прочие механизмы торпеды полностью сгорели, поэтому она подлежала списанию. Ее разобрали и привезли в Паневежис.

Интересно другое: до снятия взрывателя с предохранителя оставалось всего пару оборотов ветрянки… А там… Достаточно было удара лишь около двадцати килограммов, и тогда все вокруг взлетело бы на воздух. Шутка ли дело, двести с лишним килограммов тротила, да еще и керосин…

Примерно тогда же произошел еще один хорошо запомнившийся мне случай. Точно сказать, когда это случилось, весьма проблематично – слишком много воды утекло с тех пор. Могу лишь ориентировочно назвать довольно значительный временной промежуток – от последних дней сентября до первой половины октября…

Встретить во время крейсерского полета вражескую подводную лодку считалось очень большой редкостью, ведь при хорошей видимости на море субмарины стараются держаться под водой, всплывая лишь при плохой видимости или в темное время суток. Но даже если и попалась таковая в поле зрения торпедоносца, то для атаки у него есть лишь одна попытка – стальная «акула» уйдет на спасительную глубину раньше, чем пилот успеет развернуться для второго захода.

Зато в качестве противника подводная лодка, оборонительное вооружение которой не может идти ни в какое сравнение даже с парой-тройкой небольших зенитных установок самого обычного транспорта, представляет собой практически идеальную мишень – на ее палубе расположена всего лишь небольшая пушечка, вот и все. Пытаться стрелять из нее по атакующему торпедоносцу – занятие абсолютно бесполезное, так что в этом случае ему можно действовать без оглядки на сопротивление противника, спокойно и хладнокровно, словно на учениях. Так что единственный шанс экипажа субмарины на спасение – экстренное погружение. В противном случае ему остается надеяться либо на ошибку летчика при прицеливании, либо на неисправность торпеды.

21 августа, как раз в тот самый день, когда был ранен Бабанов, Саша Пресняков совершал групповой крейсерский полет. Выскочил он в море в районе Мемеля, видит: узенькая полоска над водой. Оказалось, подводная лодка, причем как раз бортом к нашим самолетам развернута. И расстояние до нее как раз то, что нужно. Грех было упустить такую возможность, и Саша воспользовался ею сполна, метким ударом отправив немецкую субмарину на дно. Но такое везение случалось считаные разы…

…Однажды, по-моему, в конце сентября или в начале октября, мой экипаж отправился на «свободную охоту». От Мемеля и до самой Данцигской бухты, заданной нам в качестве основного района поиска цели, погода не слишком благоприятствовала нам. Серая вата облаков, принимавшая по прихоти небесных сил причудливые формы, сквозь разрывы в которой виднелись изрезанные волнами пустынные участки морской поверхности, – вот и вся картина, наблюдаемая нами во время полета. Обнаружить хоть что-нибудь в таких условиях можно было лишь по счастливой случайности, которая в этот раз решила не баловать нас своей благосклонностью, поэтому мне пришлось выбирать: либо возвращаться назад ни с чем, либо попытаться пройти в сторону Кольберга, надеясь на улучшение погоды. Остановившись после недолгих колебаний на втором варианте, доворачиваю самолет вправо и лечу на запад. Надо сказать, мои ожидания некоторым образом оправдались: непроглядные облака стали постепенно превращаться в полупрозрачную пелену, открывавшую, хоть и довольно смутно, видимость чуть меньше километра вперед, да и разрывы в них заметно увеличились.