Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

…Надо сказать, что на «Бостонах», как своего рода атавизм, сохранилась старая система цветовой сигнализации, позволявшая штурману корректировать направление полета при отсутствии радиосвязи. Проще говоря – три лампочки, располагавшиеся на приборной доске пилота. Замигала красная – поворачивай налево, зеленая – направо, белая – так держать…

Но красный огонек так и не загорелся. «Погиб мой Иван Михайлович… – с горечью подумал я. – Что же теперь… Домой топать…» Инстинкт самосохранения подсказывал именно это решение, и небезосновательно. Можно, конечно, передав бразды правления Преснякову, держаться за него… А не дай бог облака прижмут, Сашку в них потеряю… Днем-то ладно, вывернулся бы как-нибудь. Я ведь Балтику знаю неплохо. А если ночью? Тогда все – отлетался…

И ведь никто не осудит меня, если вернусь. Но я остро чувствовал, что, будучи командиром эскадрильи, никак не могу отступить. Не имею права. Ведь на меня равняются подчиненные. «Погибну? Так ведь и назад идти – тоже риск. Могут у линии фронта прихватить… – В этот момент словно какой-то приступ фатализма охватил мое сознание. – Чему бывать, того не миновать!» Я принял окончательное решение.

– Саша, – вызываю Преснякова. – Штурман мой пропал, не отзывается. Так что выходи вперед и принимай командование на себя.

– Может, вернешься? – предложил он.

– Нет, – отвечаю. – Так пойдем.

На Балтику мы пробрались, оставив Мемель в пятидесяти километрах справа, и тут же повернули южнее, так, чтобы прочесать возможные маршруты вражеских конвоев вплоть до самой Данцигской бухты.

– Удачи вам, – слышу по радио голос командира истребителей прикрытия. «Ястребки» выполнили свою задачу, прикрыв наш выход в море, и теперь должны возвратиться назад.

– Спасибо, ребята…

Казалось, погода предоставляет нам все условия для успешного обнаружения цели – полный штиль, отсутствие на небе облаков и мягкий свет предзакатного солнца превратили морскую поверхность в подобие до блеска отполированного зеркала, на котором любому, даже самому небольшому кораблику никак не удастся укрыться от наших взоров.

Но ведь и немцы тоже не дураки, поэтому выходить из портов в таких условиях совсем не торопятся. Приходится разворачиваться на север, чтобы искать врага в другом районе. И как только впереди показались очертания шведского острова Готланд, Саша вскрикнул:

– Смотри, прямо по курсу, километрах в двадцати, пароходик идет!

И точно, небольшое такое суденышко длиной не более пятидесяти метров, борт едва над водой возвышается. Наверняка в «прошлой жизни» ходило себе спокойно за рыбой, ничего не ведая о морских боях, но в начале войны, а может, и несколько позже было призвано в состав флота. Насколько мы знали, подобные посудины до зубов вооружались зенитками, что превращало их в опасного противника. Поразить такую цель торпедой практически невозможно из-за ее неплохой маневренности и малых габаритов, гораздо выше вероятность получить во время атаки несовместимую с жизнью долю свинца, поэтому напрасно рисковать собой мы не имели никакого желания.

Но наши проверяющие могли думать совсем по-другому, поэтому мы с Сашей развернули свои самолеты так, чтобы они могли увидеть этот несчастный пароходик, после чего, поскольку мой «пассажир» имел более высокое звание, я решил посоветоваться с ним:

– Атаковать эту цель считаю нецелесообразным. Хотелось бы узнать ваше мнение.

– Да ну его… – немного подумав, ответил он. Прошлись туда-сюда еще немного и так увлеклись «охотой», что совсем уже и забыли о моем штурмане. Все происходило так, как обычно, и лишь солнце, почти полностью спрятавшееся за горизонтом, заставило нас развернуться на восток. А тут еще и балтийская погода, словно опомнившись от своего недавнего благодушия, «порадовала» внезапно навалившимися облаками…

Хорошо бы обойти их стороной, да вот незадача: топлива-то всего на полтора, в лучшем случае, два часа лету осталось. Делать нечего, остается лишь пробиваться через облака, а они-то, как назло, все сгущаются и сгущаются. Идем с набором высоты, чтобы побыстрее оказаться над их верхней кромкой.

– Сейчас над береговой линией проходим, – сообщает Саша, – севернее Либавы.

Тем временем удерживать визуальный контакт с Пресняковым становилось все сложнее и сложнее. Облака неумолимо стирали с небесного холста спасительный силуэт Сашиного самолета. Вскоре мне едва удавалось различать поблескивавшие в непроглядной темени зеленые строевые огни на его плоскостях…

Вдруг самолет резко подбросило вверх… Болтанка! Только этого мне не хватало! Моментально сую левую ногу вперед и подтягиваю штурвал на себя, уводя машину от возможного столкновения с Сашей. К сожалению, огоньки его самолета тут же исчезли из видимости…

– Саша! – отчаянно кричу в эфир. – Ты где?! Я тебя не вижу! Если слышишь меня, дай ракету!

В ответ – тишина. Значит, связь потеряна… Единственная надежда – подняться выше облаков. Обычно мы заранее договаривались действовать таким образом в подобных случаях. Плавным движением подтягиваю штурвал на себя, переводя самолет в набор высоты…

Две тысячи метров. Самолет немного потряхивает, то сильнее, то слабее… Две пятьсот… Кажется, стихии уже надоело играть со мной, но не тут-то было… Резкий рывок вниз заставляет привязные ремни сильно врезаться в плечи… Мгновение спустя машину столь же неожиданно отпускает. Предсказать, как и когда будет угодно небесным силам швырнуть мой самолет, практически невозможно, поэтому, чтобы удержать его в узде, приходится прикладывать недюжинные усилия…

Три тысячи… Машину вновь изрядно тряхнуло, но я опять справился с этим. Внезапно ловлю себя на мысли, что никакого страха не испытываю. Видимо, сказывается накопленный опыт…

Три пятьсот… Облака потихоньку начинают рассеиваться.

– Саша! – продолжаю безрезультатно вызывать своего товарища. Я уже не верю в то, что он услышит меня и отзовется, но, подобно утопающему, хватаюсь за любую соломинку.

Четыре тысячи… Болтанка утихла, иду над облаками, освещенными мягким лунным светом. Мои худшие опасения оправдались – обнаружить самолет Преснякова так и не удалось. Значит, придется выкручиваться самостоятельно – курс 90, и домой. За линию фронта перетяну, а там разберемся. В крайнем случае где-нибудь в чистом поле сяду.

Нервно поглядываю на часы. Скоро линия фронта, от нее и до Шяуляя недалеко. Значит, надо снижаться. И тут погода, словно решив сжалиться надо мной, начала заметно улучшаться. В облаках появились разрывы, и скоро на темной поверхности земли стали различимы алые точечки солдатских костров.