Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Шишков

Иду на высоте около двух с половиной тысяч, впившись глазами в проплывающую под крылом тьму. Хоть и ночь кругом, но если присмотреться, что-нибудь да увидишь – блеснет изгибом речушка, проступят контуры леса… За время полетов я довольно неплохо изучил эту местность, так что любая деталь, кажущаяся другому незначительной мелочью, способна помочь мне восстановить ориентацию.

Но в тот день мне несказанно повезло – мой самолет выскочил прямо на светивший вертикально вверх луч нашего зенитного прожектора, расположенного неподалеку от Шяуляя и служившего нам в качестве маяка. Значит, поблизости находится аэродром, на который я могу приземлиться…

Остается выйти к нему и дать две красные ракеты – условный сигнал, обозначающий, что я свой и сейчас буду производить вынужденную посадку. Аэродромные службы должны подготовить полосу, включив ее освещение, если оно, конечно, имеется. Но вот незадача: ракетница находится у штурмана, а связи с ним как не было, так и нет… Принимаю немного правее, чтобы обойти наши зенитные батареи, – они ведь не знают, что я свой, могут и обстрелять, – напряженно обдумывая возможные варианты выхода из создавшейся ситуации…

После недолгих размышлений я решил идти домой, а чтобы в случае необходимости вернуться в Шяуляй, привязался к «железке», ведущей прямо к Паневежису. Снизился до пятисот метров и потопал…

В этот самый момент судьба преподнесла мне самый большой подарок этого дня – ожила стрелка радиокомпаса… Никогда в жизни я так не радовался ей. Как же все-таки здорово, что перед вылетом не забыл напомнить штурману, чтобы он настроился на частоту приводной радиостанции! Окрыленный неожиданным счастьем, я воспрянул духом и тут же гордо выпрямился, как царь на троне. А то ведь съежившись сидел, спину скрючил, словно горб у меня вырос…

Оставалось только довернуть самолет в нужном направлении и внимательно следить за местностью. Вот и речушка знакомая мелькнула, за ней – небольшие домики, и, наконец, появился главный ориентир – возвышавшийся над округой здоровенный костел, единственный в Паневежисе… Все, я дома… С момента взлета прошло около четырех часов, но в это верится с трудом. Кажется, все продолжалось значительно дольше…

– Штурман пропал, на связь так и не выходил, – упавшим голосом сообщаю технику, забравшемуся на крыло сразу же после остановки самолета. – Наверное, погиб… Надо посмотреть, что с ним…

– Да вот же он, – недоуменно отвечает Пичугин, – выбрался из кабины только что…

Словно подброшенный пружиной, выскакиваю на крыло и тут же замечаю Сурина, стоящего возле открытого люка носового отсека… «Слава богу, жив!» – обрадовался я, но несколько мгновений спустя, когда радостные эмоции несколько схлынули, меня стал занимать совсем другой вопрос…

– Штурман, – окликнул я Сурина, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, – ты куда пропал?

– Виноват, командир, – ответил он, опустив глаза долу. – Помнишь, когда зенитку проскочили, ты самолет тряхнул… Меня так сильно дернуло, что штекер от наушников выскочил… Не знал, куда его воткнуть…

От неожиданности у меня перехватило дыхание… Не раз приходилось мне балансировать между жизнью и смертью, но одно дело – погибнуть в бою… Ни один солдат не застрахован от этого… Другое – из-за… Даже слова-то подобрать правильные не получается. Жизни трех человек мог оборвать не меткий огонь вражеских зенитчиков или ночных истребителей, а бесполезно болтавшийся на груди штурмана шнур внутренней связи… Это было за пределами моих понятий о добре и зле…

– А огоньки почему не использовал? – еле сдерживаясь, спросил я.

– Забыл о них. Как отшибло…

И тут нервное напряжение, накопленное мной в этом полете, вырвалось наружу. Наверное, никогда в жизни, ни до, ни после, я так яростно не распекал своего подчиненного, обрушив на его склоненную голову все лексическое многообразие русской разговорной речи. И слова подходящие как-то сами собой нашлись… К счастью, моего запала надолго не хватило, и немного времени спустя наш разговор вернулся в более спокойное русло.

– Извини, командир, – сказал Иван, – больше не повторится… – И мы искренне пожали друг другу руки.

…Конечно, в случившемся имелась немалая доля моей вины. Отнесись я к своим обязанностям так, как было нужно, проверь его перед вылетом на знание матчасти, может быть, ничего подобного и не произошло бы…

– Я сидел, – рассказывал Иван по дороге на КП, – и отмечал крестиками, где мы находимся. Страшно было… – И, немного помолчав, добавил: – Спасибо, командир, что привез…

Глядя на карту, разложенную на столе командного пункта, я был приятно удивлен точностью и аккуратностью, с которыми мой штурман фиксировал наши координаты. Это несколько реабилитировало Сурина в моих глазах, хотя, признаюсь честно, во всех следующих полетах всегда ожидал от него какого-то подвоха. И, надо сказать, не зря…

Несколько дней спустя с нами вновь приключился довольно неприятный казус – полная потеря ориентации. Все произошло просто и обыденно: возвращаясь домой после минной постановки, мы попали в мощную облачность, выйдя из которой так и не смогли привязаться к местности. Даже приблизительно.

– Штурман, – кричу, – где мы, черт возьми, находимся?!

– Что-то не могу определить. Дай мне немного времени, командир…

С этими словами Сурин с головой погрузился в свои расчеты, а я со всей ясностью осознал, что надеяться остается лишь на себя. Часы и компас однозначно подсказывали: мы на своей территории. Но где конкретно? Оставалось только внимательно вглядываться в проносившийся внизу ландшафт, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь знакомое. Но все усилия были тщетными…

Вдруг – аэродром! И самолеты с красными звездами! Выйдя на связь, запросили посадку. Приземлиться-то приземлились, а вот где – спрашивать стыдно… Гвардейцы все-таки… На фронте уже давно… Эдак на всю Балтику прославиться недолго…

Ясно, что кого-то надо на разведку отправить, но вот кого… Самому пойти? Нет, я выкручиваться не умею, проколюсь наверняка… Штурман из доверия вышел… Остается стрелок-радист. Федоренко – парень веселый, балагуристый. Такой и с заданием справится, и чести нашей не посрамит.

– Ваня, – вызываю его по внутренней связи, – ставлю тебе боевую задачу: восстановить ориентировку путем опроса местного населения.

– Понял, командир, сейчас иду! – рассмеялся он в ответ. «Молодец парень», – подумал я, но вслух произнес:

– Ты смотри там, поаккуратнее…

Но волновался я зря. Иван, как настоящий разведчик, придумал такую правдоподобную легенду, которая позволила ему быстро и, главное, не вызывая никаких подозрений выяснить наше местонахождение. С его слов местные командиры узнали, что наш экипаж послан для поиска места перебазирования полка, базирующегося в Клопицах. Среди прочей информации о наличии в окрестностях пригодных для размещения самолетов участков земли, а также их характерных особенностей, полученной предприимчивым стрелком-радистом, была и главная – мы приземлились неподалеку от станции Дно. От всей души поблагодарив радушных хозяев, Федоренко вернулся к нашему самолету…