Реверс - Михаил Юрьевич Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Александр Михалыч, мне до обеда нужно возражения на жалобу в суд закинуть! Ты не волнуйся, сделаю в лучшем виде.
— С тобой для поддержки штанов Февралёв сходит.
— Да я справляюсь. У Кирилла Сергеича столько важных дел! Чего ему время терять?
— Ничего, один раз не переломится. Следаки вообще на каждый арест обязаны ходить.
Кораблёв не преувеличивал. Мудрилы из Генеральной прокуратуры, прописывая в многостраничных приказах алгоритм действий следователя, обязывали его находиться в десяти местах одномоментно. То, что способ клонирования человека не изобретён, их не волновало.
Заведомо невыполнимую часть указаний на земле были вынуждены игнорировать на свой страх и риск. Докладывали, разумеется, о неукоснительном их исполнении.
Покинув наполненный отрицательной энергией кабинет начальства, старпом Веткин прошёл к себе. Проворно экипировался в короткую замшевую куртку оливкового цвета, взял пластиковый пакет, где лежала увесистая папка, и вышел на крыльцо. Оценил состояние осадков, не унимавшихся вторые сутки. С хмурых небес, словно из пульверизатора, летела мельчайшая морось. Зонт решил не раскрывать.
Развалистую походочку Александр Николаевич приобрёл во время службы на КТОФе[285]. Со стороны казалось, что движется первостат[286] запаса неторопливо, даже с ленцой. Но если пристроиться к нему на параллельный курс, крейсерский темп Веткина выдержит не каждый скороход.
Свернув с улицы Советской на Чапаева, старпом поравнялся со зданием суда. Заходить внутрь «утюга», однако, не стал. Не сбавляя хода, прошагал мимо в направлении троллейбусной остановки. К ней, как по заказу, в эту минуту подруливала полупустая рогатая «двойка».
В разговоре с и.о. прокурора Веткин слукавил. Возражения на кассационную жалобу он отдал ещё утром. Озвучивая уважительную причину убытия, он просто не хотел лишать себя полноценного обеда.
Кардинально изменив образ жизни, Александр Николаевич обрёл душевное спокойствие и гармонию с окружающим миром. Период его абсолютной трезвости близился к тысяче дней. Установленный рубеж мыслился промежуточным. Достигнув его, Веткин намеревался тщательно препарировать своё изменённое состояние и двигаться к следующей цели. Не употреблять алкоголь никогда!
Какой ценой брались рубежи, знал лишь сам многоборец. Интерес извне Александр Николаевич игнорировал. Версии, закодировался он или подшился, пропускал мимо всех шести органов чувств. Но если лезли с расспросами, отшивал грубо. Так, чтобы впредь неповадно было совать нос.
Разбуди его среди ночи, он без запинки мог назвать точный временной показатель своей абстиненции. Несколько раз ему снилось, будто он напился до состояния идиота. В дупель, как раньше. Такие сновидения ввергали в ужас. Осознавая нереальность увиденных кошмаров, Веткин испытывал ни с чем несравнимое облегчение.
Воскресный визит Маштакова взбудоражил старпома. Вызвал стойкую ассоциацию с былой действительностью, константой в которой являлась бутылка. Не пустив старинного приятеля на порог, Александр Николаевич, человек по характеру крайне деликатный, испытывал жгучий стыд. Все выходные увещевал себя рациональными доводами, что каждый живёт своим умом и ищет собственный выход из тактического окружения.
Свою тропу Веткин проторил самостоятельно. Обустроил разорённый быт. Наладил здоровое питание. Протезировал зубной аппарат. Восстановил нормальный распорядок дня. Его отношения с Ниной Добровольской носили характер гостевого брака. У каждого оставалось личное пространство. Веткина такая конфигурация устраивала на двести процентов. И Нина говорила, что ей комфортно. Хотя, к позиции женщины по столь интимному вопросу следует относиться критически.
А вот наладить нужные коммуникации с дочерью пока не удавалось. Развёлся Александр Николаевич девять лет назад. Бывшая жена давно свила новую семью, в которой родила мальчика. Со стороны жизнь её казалась счастливой. По крайней мере, обеспеченной. Веткин исправно платил приличные алименты. С дочкой встречался спорадически, на контакт она шла без желания, сама никогда не звонила. Голос крови в ней упорно не пробуждался. Односторонние потуги найти общие интересы засыхали на корню. В прошлом году Александру Николаевичу казалось, что дали всходы его попытки привить любовь к русской словесности. Он ошибся, в современной молодёжной среде чтение непопулярно.
Тем не менее, Веткин не терял надежды. Искал новые формы, продвинутые. Рассуждал: «Не хочет Томка на бумажном носителе читать, значит, надо предложить аудиокниги. Не воспринимает классику, пусть про хоббитов слушает!»
Дома у Александра Николаевича минимум мебели и стерильная чистота. Куртку он определил на вешалку в прихожей, форменные брюки с зелёным кантом и рубашку с галунными тёмно-синими погонами — на плечики. Остался в трусах — широкоплечий, узкобёдрый, длинноногий. На боках ни капли жира.
В его обеденном меню значился фасолевый суп, богатый источник железа, кальция и аминокислот, легко усвояемый и простой в приготовлении. Хлеб заменяли галеты. С аппетитом уписав глубокую тарелку, Веткин заварил в глиняном чайничке зелёный чай. Налил в пиалу, добавил немного сахара и, любуясь медово-янтарным цветом напитка, маленькими глотками начал отхлёбывать.
Потрапезничав, вымыл посуду и прилёг на диван с толстой книжкой Носовского и Фоменко. Взгляды разоблачителей классической истории Александр Николаевич разделял всецело. Чтиво на сытый желудок незаметно увело в дрёму. Открытый том «Новой хронологии Руси» распластался на мерно дышащей груди. Короткий послеобеденный сон — лучшая профилактика сердечно-сосудистых заболеваний для мужчины за сорок.
Покой старпома стерегли японские мечи, висевшие на стене над диваном — длинный катана и короткий вакидзаси. Стандартный набор вооружения самурая был бутафорским, но не из дешёвых, смотрелся солидно. История страны восходящего солнца также входила в круг интересов Веткина.
В двадцать минут третьего назойливо запищал будильник. Рассмотрение ходатайства было назначено на пятнадцать часов. Быстро, но без суеты Александр Николаевич собрался и двинул прямиком в суд. Никто не заметит, что он прихватил в свою пользу лишний часик.
Единственным контролёром трудовой дисциплины был Кораблёв, но на том висело сто насущных забот, не до мелочной опеки исполняющему обязанности межрайпрокурора. Тем паче, что к ветерану Кораблёв снисходителен. Позволяет ему определённые вольности. Знает — старый конь борозды не испортит.
Троллейбусное сообщение от удалённой улицы Строителей до исторической части города регулярное. Ровно в три Веткин деловито поднимался по ступеням городского суда.
В сумрачном фойе за руку поздоровался с приставами. Они уважали простого в общении Александра Николаевича. Им льстило, что целый подполковник (так они понимали чин советника юстиции) всегда остановится, перебросится парой фраз, выслушает анекдот, посмеётся.
Звонарь Венька Кирсанов в сбитом на десантный манер чёрном берете немедленно ввёл в курс обстановки:
— Ты на бандитский арест, Николаич? Глазов будет рассматривать. В маленьком зале на втором этаже. Адвокатша уже там и следак ваш молодой тоже там. Вы, блин-клинский, молодцы! Быстро на банду вышли! Я этого Пандуса по ментуре помню, он на моём участке жил.
