Любовь, страсть, ненависть - Джоан Коллинз

– Отойди от меня, Скрофо, – спокойно сказала Инес, сознавая, что рядом нет никого, кто мог бы помочь ей. Он еще сильнее сжал свои тиски, но она спокойно повторила: – Пожалуйста, дай мне пройти.

– Я пропущу тебя, когда мне этого захочется, шлюха, – прошипел он. – Я полагаю, ты получила мой подарочек?

– Если ты говоришь о тех грязных фотографиях, то получила. Я разорвала их, – холодно сказала она.

– Конечно, конечно, что тебе еще остается! Тебе не хотелось смотреть на снимки, на которых твой жених занимается любовью со своей несовершеннолетней партнершей, да?

– Послушай, Скрофо, зачем тебе все это? Я сделала все, о чем ты меня просил. – Помимо воли у Инес на глазах выступили слезы. Она была еще слишком слаба после операции и так ненавидела этого человека, что малейшее его прикосновение вызывало у нее тошноту и отвращение. – Я убедила Джулиана принять все сцены, которые ты посылал ему. Я занималась этим несколько недель, разве тебе этого мало?

– Этого никогда не будет достаточно, – проскрежетал он. – Этого слишком мало, чтобы расплатиться со мной. – Он показал на свою шею. – Это сделала ты, сука, и ты должна быть наказана. Я должен жестоко наказать тебя, и ты все поймешь, когда выйдет журнал. О, что это будет! – Он торжествующе рассмеялся. – Ты будешь корчиться в муках.

– Какой журнал? – спросила она.

– А это мой маленький секрет, – злорадствовал он. – Но вся Америка, весь мир увидит фотографии с трахающимися Доминик и твоим женихом, прошедшие цензуру, конечно, – усмехнулся он. – А потом весь мир узнает о тебе и твоем прошлом.

– Как они узнают? Как, что ты сделал? – воскликнула Инес. – Что бы я ни сделала, что бы ни было, прошло уже столько времени. Разве ты не можешь забыть все и оставить меня в покое? Для чего тебе это нужно? Зачем?

– Я никогда не смогу забыть тебя, шлюха, никогда, – жестко сказал Скрофо. – Но своим падением ты будешь обязана не только мне. У меня есть свидетель твоего грязного прошлого, которому можно верить. Он очень хорошо знает тебя. Лучше, чем Джулиан, лучше, чем кто бы то ни было.

– Кто? – выдохнула Инес. – Кто этот человек?

– Ив Морэ, – ликовал Скрофо, наслаждаясь мигом победы. – Твой бывший сутенер. Твой бывший любовник, тот, кто лишил тебя девственности. На прошлой неделе мои люди нашли его в Париже.

– Нет, это невозможно, – прошептала Инес. – Ты не мог найти его.

– Очень даже возможно. Мир действительно тесен, – ухмыльнулся Скрофо. – Вот мы, например. Кто бы мог подумать, дорогая Инес, что ты и я, встретившись при таких неудачных обстоятельствах в Париже, будем здесь, в прекрасном Акапулько, вместе снимать фильм?

Его рука так крепко сжимала ее плечо, что она чувствовала, что завтра на этом месте будут синяки.

– Где ты встретил Ива? – спросила она. От потрясения она говорила шепотом.

– Я не встречал его, я даже не видел этого человека. Все произошло совершенно случайно, счастливое для меня стечение обстоятельств. Он был арестован в Париже за продажу краденых драгоценностей. В полицейском участке он, пьяный, бормотал о своей непричастности к краже, о своей полной невиновности, но выглядел он, конечно, как жалкий пьяница-бездельник. Ему никто не поверил, и его бросили в камеру. Теперь представляешь, Инес? – Он наклонился и со злобным мстительным ликованием посмотрел на нее. – У одного из заключенных был журнал с фотографией, на которой ты стоишь рядом с Джулианом. Ив стал хвастать, что он знал тебя, он действительно очень хорошо знал тебя, потому, что ты работала на него, когда тебе было всего четырнадцать лет! Он говорил, что был твоим сутенером, а ты была девочкой-проституткой и он научил тебя всему, что знал.

– Нет… – выдохнула Инес. – Это ложь.

– О нет, моя дорогая, это не ложь, – сказал Скрофо, наслаждаясь своей властью. – Один из заключенных, синьор Волпи, мой старый армейский товарищ, и он знает, что я продюсер фильма, в котором снимается Джулиан Брукс. Он связался со мной и рассказал мне эту премиленькую историю. Затем я позвонил твоему старому другу Иву. Конечно, он рассказал мне обо всем. Удивительно, что только не сделает пьяница за несколько сот франков, – презрительно заметил он. – Как говорят, все это принадлежит истории. Получится великолепная история, Инес: из нищеты в богатство, из проституток в жены кинозвезды… вот так-то. – Он с жалостью посмотрел на нее. – Наслаждайся тем коротким временем, которое тебе осталось быть со своим женихом. Потому что, когда Джулиан Брукс узнает о твоем прошлом, он бросит тебя.

Ник шел от своего трейлера к пляжу, когда внезапно до него донесся скрипучий голос Скрофо. Что этот боров делает здесь? Кого он пытается запугать? Он подошел ближе и остановился в тени, чтобы посмотреть и послушать. Похоже, что Скрофо имеет зуб на Инес. Ник слышал все его злобные угрозы, он в гневе сжал кулаки. Скрофо подонок. Он не заслуживает того, чтобы дышать тем же воздухом, что и честные люди.

Ник уже почти собрался подойти и помочь Инес, как раздался голос Блуи, говорившего в громкоговоритель с другого конца пляжа: «Ник, где ты, черт тебя возьми? Мы уже готовы к репетиции, приятель, давай быстрее сюда». В этот момент итальянец отпустил руку Инес и так резко оттолкнул ее, что она оступилась и упала на песок. Для Ника Инес внезапно превратилась в его мать, которая сжалась, лежа на земле, пока это чудовище стояло над ней, готовое убить. Сцена была так реальна, так ужасающе живописна, что Нику захотелось кричать. Он собирался уничтожить этого кровожадного слизняка. Он должен это сделать.

Когда он рванулся к ним, сцена внезапно распалась. Инес встала на ноги и побежала вдоль пляжа, а Скрофо повернулся и с важным видом пошел в противоположном направлении. Рука Ника вцепилась в нож, который был в его кармане, и он последовал за Скрофо.

– Ник! Ради Бога, где ты? Скоро рассвет. Поторопись. – Громкий голос Блуи вернул Ника к реальности. Глядя, как приземистая фигура «борова» исчезает в ночи, он встряхнул головой, чтобы рассеять наваждение, и, еще больше ненавидя Скрофо, быстро зашагал к съемочной площадке.

На следующий день вечером в своем офисе Скрофо попытался сказать Нику и Блуи, что Инес была проституткой. Блуи с отвращением посмотрел на него.

– Ты несешь чушь и мерзость, – сплюнул Блуи. – Ты грязный человечишко, малыш Хьюби.

Ник внезапно пришел в неистовую ярость.

– Послушай, ты, сальная головка, – прорычал он, схватив итальянца за полные плечи, – никогда не говори так о женщине, о любой женщине… ни в моем присутствии, ни перед кем-нибудь другим, ты понял, мать твою? Умберто внезапно по-настоящему испугался: руки Ника были на его шее, в его хриплом голосе звучала дикая ненависть, он все сильнее сжимал жирную шею Скрофо.