Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Виленович Шигин

дрался все упорней. На переправе через реку Кодор против наших солдат вышло уже несколько тысяч мятежных цебельдинцев, убыхов и джегетов. К этому времени к Горчакову также подошли подкрепления – правитель Мингрелии генерал‑лейтенант князь Дадиани со своей милицией. Переправу взяли штурмом, после чего, ведя непрерывный бой, дошли до села Дранды. Затем отряд уперся в большой завал. Обойти его было нельзя, следовательно – надо было взять штурмом, так как об отступлении не было и речи. Поражаемые в упор огнем скрывавшимся за завалами противником, шесть рот, молча, без выстрела, двинулись на штурм и взяли завал штыками. Однако за первым завалом обнаружились другие.

В это время к берегу подошли бриг «Орфей» и фрегат «Светлана». Не теряя из вида наш отряд, они двинулись вдоль берега и разбивали завалы прежде, чем пехота устремлялась на очередной приступ. Не выдерживая огня морских орудий, горцы постепенно начали очищать свои завалы.

Убедившись, что остановить наступление русского отряда нельзя, абхазцы разбежались и, оставив в покое солдат, стали стрелять исключительно по артиллерийским и вьючным лошадям. Скоро большая часть из них была перебита, и, хотя отряд дошел до Сухума, там вынужден был остановиться, так как не на чем было везти провиант, снаряды и орудия.

Теперь предстояло деблокировать Соупсу.

20 июня часть отряда погрузилась в Сухуме на суда и направилась в Бомборы, лежавшие всего в пяти верстах от Соупсу. Там, под прикрытием корабельной артиллерии, пехота вышла на лесистый берег и стала лагерем в ожидании другой половины отряда, которую перевозили во вторую очередь.

23 июня, наконец, появилась возможность двинуться на выручку абхазского князя. И вовремя, так как находившиеся в Соупсу две егерские роты капитана Марачевского уже изнемогали в борьбе против двенадцати тысяч мятежников. Дело доходило до рукопашных схваток, и силы защитников Соупсу с каждым днем таяли. Было очевидно, что, если мятежники предпримут серьезный штурм, егерям уже не выстоять.

Именно тогда Марачевский услышал вдалеке перекаты ружейной и пушечной стрельбы – это значило, что помощь близка. Переход от Бомбор до Соупсу (каких-то пять верст!) занял больше суток, так как за отсутствием лошадей пушки и все припасы пришлось тащить на себе. Чтобы поддержать деблокадный отряд, Марачевский сделал отчаянную вылазку из укрепления в тыл мятежникам. Попав в два огня, абхазцы бежали. Довольный мужеством капитана Марачевского, Ермолов лично повесил ему на грудь орден Владимира 4‑й степени.

После этого мятеж быстро пошел на убыль. Однако, едва Горчаков вернулся с отрядом в Имеретию, оставив в Абхазии лишь гарнизоны, смута началась снова. Так продолжалось до 1827 года, когда «Абхазия свернула знамя бунта и в чистосердечном раскаянии в своем безумии, дорого стоившем ей от междоусобного кровопролития, изъявила готовность покорствовать священной воле всеавгустейшего монарха». И хотя в горных аулах отдельные племена еще иногда бунтовали, в целом Абхазия понемногу успокоилась.

* * *

С давних пор между Персией и Афганистаном были серьезные противоречия из-за приграничных владений. Границы всегда были местом обоюдных набегов, разбоев и насилия. В 1818 году Персия начала войну с афганцами, и шах Фетх-Али, напоминая Ермолову о своем могуществе, слал ему цветистые извещения об успехах: «От пыли, несущейся никем непобедимой конницы нашей, место сражения померкло так, что если бы открытый сарбазами огонь не освещал его, то стрелы, лишающие жизни, не находили бы пути пронзать сердца неприятельские. Пять часов длился бой, и воюющие не различали белого и черного. Наконец, на закате солнца, от огня пушек, сокрушающих Кавказские горы, разрушилось и основание неприятельских войск. Вдруг знаменитый наш сын, Али‑Мирза‑хан, хороссанский валий, со своими богатырями, наподобие волн морских, напал на неприятеля, и щедрой милостью Бога и нашим счастьем зефир победы развеял кисти у знамени победоносного сына нашего. Несчастное же знамя неприятеля – низверглось. При сем нападении победоносный сын наш лично устремился на Ширдаль‑хана (брата афганского владетеля) и мечом, сверкающим, как молния, нанес удар ему в голову и разрубил его до самой груди, отчего тот упал с лошади, в пример прочим зрителям… И звезды светом победы освещают изображенную на счастливых знаменах наших луну».

– Красиво пишет, черт возьми! – восхитился Ермолов, ознакомившись с переводом шахского письма. – Увы, на самом деле это хоросанцы вместе с афганцами разбили персов и урон у них ужаснейший!

В 1821 году началась война уже между Персией и Турцией. При этом фактически между собой воевали два приграничных властителя. С персидской стороны – принц Аббас-Мирза, а с турецкой – правитель багдадского пашалыка мамлюк Дауд-паша. Противники выясняли, кому принадлежит иракский Курдистан. При этом англичане выступили в конфликте на стороне персов. Когда Дауд-паша попытался сместить персидского ставленника в столице Курдистана Сулеймании Махмуд-пашу Бабана на своего человека, багдадский резидент британской Ост-Индской компании капитан Ричи не дал этого сделать.

Обвинив Ричи в подстрекательстве курдов к неповиновению, Дауд-паша дерзко объявил торговую войну… Ост-Индской компании. По его распоряжению агенты компании (главным образом персы) были лишены всех привилегий и приравнены к прочим местным торговцам, а таможенные пошлины на британские товары были увеличены вдвое. В ответ на это Ричи привел в состояние боевой готовности свои войска, распорядился ввести в реку Тигр военные суда компании и прервать сообщение между Басрой и Багдадом. В ответ на это упорный Дауд конфисковал все товары Ост-Индской компании и осадил ее багдадскую резиденцию, но, встретив вооружённое сопротивление, пошел на некоторые уступки. В мае 1821 года Дауд-паша велел Ричи и всем английским служащим компании покинуть страну.

Избавившись от Ричи, Дауд немедленно возобновил военную кампанию против правителя Сулеймании, но багдадские войска были разбиты объединенными силами курдов и персов. Тогда Дауд обрушился на персов, проживавших в Ираке, конфисковав сокровища, принадлежавшие шиитскому духовенству Кербелы и Ан-Наджафа. На это уже разгневался Аббас-Мирза.

Что касается России, то оставаясь официально нейтральной, она исподволь поддерживала турок, т. к. любое ослабление персов в Закавказье было нам только на руку.

Когда Аббас-Мирза узнал о начале освободительной борьбы греков против турок, то очень обрадовался.

– Я уверен, что Россия вступится за греков и объявит войну Оттоманской Порте, а значит, нам следует воспользоваться затруднительным положением турок! – заявил он Фетх-Али-шаху.

Тот не возражал:

– Хочешь воевать с турками, воюй! Но денег я тебе не дам, воюй на свои!

Перед тем как выступить в поход, Аббас-Мирза съездил в Эчмиадзинский монастырь и там просил католикоса на христианском алтаре освятить его меч.

Поводом для начала боевых действий стали претензии Дауд-паши на двa азербайджанских ханства. После этого Аббас-Мирза двинул свою 30‑тысячную армию в район озера Ван, стремясь повторить поход в Малую Азию времен