Белая тишина - Григорий Ходжер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем скрываться? Мы воевать пришли, — сказал Кирба. — Много японцев?
— Много. Четыре лошади, четыре сани, за санями японцы прыгают.
— Как прыгают? Почему прыгают?
— Не знаю. Может, радуются, может, выпили, кто их знает?
— Оне мерзнут, оне нашего мороза не терпят, — сказал хозяин.
Кирба распорядился приготовиться к бою. Партизаны тут же оделись, встали на лыжи и побежали навстречу японскому отряду. Сразу за селом Кирба устроил засаду. Место он выбрал удачное, дорога здесь пролегала по ровному, обметанному ветрами льду. Партизаны засели за деревьями, за пнями, окопались в снегу.
— Черуль, ты обойдешь японцев сзади, пропустишь их в наш загон, обратно ни одного не выпускай, — приказал командир Потапу Черулю.
— Я что, не охотник! — возмутился Черуль. — Будто зверей не подкарауливал. Чего ты учишь меня?
Чируль с отрядом скрылся за деревьями.
— Добрый человек, только ворчливый, — сказал Кирба Богдану.
— Почему ты меня не послал в обход? — спросил Богдан.
— Ты комиссар, зачем тебе ходить в обход?
— А что делает комиссар в отряде?
— Ты сам должен знать, ты комиссар.
— Я не знаю.
— А я откуда должен знать? Я никогда не был комиссаром, да и слово такое услышал только у партизан. Надо было тебе у русских узнать, что тебе делать. Я думаю, ты должен быть рядом со мной, советовать мне, читать и писать бумаги.
Богдан согласился с другом, конечно, он должен быть рядом с Кирбой, охранять его, выполнять его распоряжения. Особенно в бою он необходим командиру.
На дороге показались лошади с розвальнями, за ними шли японские солдаты, уткнув лица в собачьи воротники. Кайныт не приврал — на самом деле многие солдаты прыгали, размахивали руками, хлопали себя в бока. Богдан сосчитал тридцать два солдата. Лошади медленно приближались к засаде. В розвальнях лежали мешки, ящики.
— Надо отсечь солдат от саней, — проговорил Кирба. — Видишь, только на первых санях сидит один солдат, на других нет никого. Я буду стрелять в этого сидящего, а за мной пусть все стреляют в солдат. Чтобы ни один солдат не сел в сани.
Богдан передал приказ командира по цепи, лег поудобнее и приготовился стрелять. Лошади подходили все ближе и ближе, поравнялись с Богданом, прошли чуть вперед. Богдан сжался в комок, он не ощущал мороза, ветра и лицо — он ждал сигнального выстрела Кирбы. Выстрел прозвучал так неожиданно и громко, что он вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Лошади испуганно заржали и шарахнулись в разные стороны. С первых саней шаром скатился солдат под ноги второй лошади, лошадь взвилась вверх, сломала оглобли, сани перевернулись и стали поперек дороги. Богдан прицелился в первого бегущего, выстрелил, и солдат серым клубком покатился с дороги. Когда лошади ускакали, солдаты пришли в себя, легли на твердый, обласканный ветрами лед и открыли беспорядочную стрельбу.
«Куда вы денетесь?» — подумал Богдан, стреляя в отползавшего от дороги солдата. Японец дернулся и неподвижно застыл. Солдаты поползли назад, надеясь схорониться за сугробами. Совсем немного им отползти, всего шагов пятьдесят-шестьдесят. Но никто до спасательных сугробов не дополз, один за другим они вытянулись на полпути…
В этот день партизаны собрали богатый трофеи, больше половины лыжников заменили старенькие берданки на новые японские «арисаки», тощие котомки и заплечные мешки набили продовольствием, консервами, сотнями патронов к «арисаки». У убитого офицера партизаны обнаружили часы, бинокль, револьвер и все передали своему командиру. Кирба спрятал часы в кардан, повесил на груди бинокль. Партизаны удовлетворенно закивали головами.
— Теперь ты, Кирба, настоящий командир, — сказали они. — Как Тряпицын или Мизин.
Кирба, довольный, улыбался, он и не старался скрывать своей радости. Он повертел в руке револьвер японского офицера, выстрелил раз и отдал Богдану.
— Ты комиссар, должен носить такое оружие, — сказал он.
Богдан принял оружие, пересчитал патроны. Потом он пересчитал партизан — все были налицо, ни один лыжник не получил даже царапины.
Вдруг Богдан заметил того охотника, который явился к нему в Богородск и потребовал теплой одежды. Охотник принарядился в теплую, обшитую изнутри мехом, японскую шубу. Другие охотники осуждающе смотрели на него и сторонились.
— С мертвого снял, разве так нанай делает? — говорили они.
— Что мне делать, если мне холодно? — огрызался охотник.
— Пересилить холод надо, терпеть надо. С мертвого грех снимать одежду, ему самому одежда понадобится в буни, он там будет замерзать.
— Сами у них отобрали винтовки, это ничего?
— Это ничего, у них надо винтовки отбирать, тогда они в буни не будут воевать. Понимать надо что к чему.
Богдану было жалко охотника, он видел, как корчился тот возле костра, когда отряд ночевал в тайге, под открытым небом. Богдан предложил желающим надеть японские шубы, но никто не захотел притронуться к мертвым солдатам и к их шубам. Но к счастью комиссара, в розвальнях, в одном из мешков нашли несколько новых шуб, и Богдан роздал их особо нуждающимся.
Когда отряд Кирбы вернулся с победой в Касьяновку, крестьяне встретили их более восторженно, чем в первый раз. Кирба отдал крестьянам лошадей, сани, продовольствие. Оружие и боеприпасы лыжники припрятали в надежном мосте.
Командир щедро одарил нивха Кайныта, и тот заявил, что тоже становится партизаном, хочет отомстить японцам, но за что он собирался мстить, партизаны так и не узнали. Кайныт прекрасно знал низовья Амура, лиман и заменил Потапа Чируля, который хуже его был знаком с этими местами.
— Надо в Квакинскую бухту идти, — сказал Кайныт, — там, наши рыбаки говорят, есть белые и японцы.
— Веди туда, — приказал Кирба.
Первая победа, доставшаяся без особых хлопот, без потерь, окрылила лыжников, война с японцами, которые пляшут и прыгают от мороза, казалась им не опасным делом, потому что, как они знали по себе, окоченевший от холода стрелок никогда не попадет в цель.
На Квакинской бухте лыжники повстречали другой японский отряд, он же вовремя заметил партизан и занял удобную позицию. Партизаны вскоре убедились, что пляшущие от мороза японцы не такие уж плохие стрелки. У некоторых партизан пули японцев продырявили новые шубы, двоих ранили.
Кирба с Богданом не хотели рисковать. Командир приказал не продвигаться дальше, всем оставаться на местах и стрелять только тогда, когда японцы зашевелятся. Но японскому отряду некуда было отступать: за ними широко и раздольно белели снега.
— Так они скоро в лед превратятся, — сказал Богдан.
— Пусть превращаются в лед, — ответил Кирба. — А мне тоже холодно, как бы не обморозиться.
С японской стороны поднялся солдат, но тут же прозвучал со стороны партизан выстрел, и солдат исчез за сугробом. Потом показался другой и тоже упал после выстрела.
— Зашевелились, — сказал Кирба. — Не хотят в лед превратиться.
Прошло еще немного времени, и со стороны японцев щелкнул выстрел. Кто-то поднял винтовку, на дуле которой висел белый платок.
— Что это такое? — спросил Кирба.
— Не знаю, — ответил Богдан.
— Обожди, они что-то кричат, — сказал Кирба. — Эй, партизаны! Не стреляйте, послушайте, что они кричат!
Лыжники примолкли. Со стороны японцев продолжали кричать.
Кирба приказал больше не стрелять. Приказ командира передали по цепи.
— Это, видно, какай-то знак, русские бы сразу поняли, что хотят японцы, — бормотал Богдан.
— Давай мы тоже поднимем белую материю, — предложил Кирба. — Посмотрим, что из этого получится.
У Богдана не было ни клочка белого материала, у Кирбы тоже не оказалось. Спросили соседей — они тоже не нашли. Тогда Кирба привязал какую-то черную тряпицу к винтовке, поднял ее и помахал. Японцы не отвечали, но и не отпускали свой белый флаг. Кирба выстрелил вверх. Японцы не ответили.
— Они все померзли, — сказал он. — Я пойду посмотрю, что с ними.
— Тебе нельзя идти, — возразил Богдан. — Я пойду.
— Нет, Яков Тряпицын всегда сам ходит, так положено, командир сам должен идти на переговоры.
Кирба поднялся из-за ледяного укрытия и, проваливаясь в сугробах, зашагал к японцам. Он шел неторопливо, гордо подняв голову. Богдан с тревогой следил за другом, сжимая в руке винтовку. Японцы не показывались. Кирба почти вплотную подошел к ним и вдруг упал. Богдан не слышал выстрела, но ему показалось, что японцы убили командира. Но Кирба тут же вскочил на ноги. Богдан облегченно вздохнул.
Кирба остановился. Из-за сугроба поднялся человек. Богдан до боли в глазах напрягал зрение, но не мог разглядеть, с кем разговаривал Кирба. Вслед за первым человеком поднялись другие и медленно побрели в сторону партизан.