Будни и праздники - Николай Бондаренко

— Вот оно что! — Возбужденный, ходил Бекташ по сараю вокруг мотоцикла, машинально протирая его тряпкой. Догадка окрыляла. Если главное не Назар, а идея, то… Перехватить?! Да не больно-то нравится эта идея начальству. Бекташ вспомнил недавнюю стычку Назара с заведующим отделением Холматовым.

…Джахангир Холматов приехал к ним на полевой стан с директором совхоза на другой день после совещания в районе. Пока Турсунов осматривал хозяйство бригады, Холматов позвал Бекташа для расспросов. И начал разговор он, как обычно, с подогрева:

— Вчера опять видели Зину с Назаром.

— Дождется он у меня, — вспылил Бекташ. — Под суд пойду, а сверну ему шею.

— Сверну! — На гордом лице Джахангира появилась презрительная ухмылка. — А он без сворачиваний забрал у тебя бригаду и невесту заберет.

— Что делать, Джахангир?

— Думай!

— Научи, Джахангир.

— Сам, что ли, не знаешь? Ох-хо-хо… А еще хотел бригадиром стать, — посмеивался Джахангир, не догадываясь, что Бекташ тоже мстительно смеялся над ним в душе, потому что просил помощи лишь для того, чтобы показать свою зависимость и считаться «своим человеком». И притворялся непонятливым для того же, так как давно понял, что начальство побаивается и не любит слишком самостоятельных и умных.

— Что я могу придумать? Какую-нибудь ерунду. Помоги, Джахангир.

— Женись! — сказал Джахангир так, словно подарил сто рублей. — Шалдаевы родственниками станут, полбригады — твои. А тогда — если сам не уйдет, поможем сообща убрать. Как он тут командует?

— Разные новшества вводит.

— Теленок скачет не дальше сеновала. Ничего он не изменит, а голову потеряет. Знаешь, какой скандал был вчера на совещании! Рузметов как начал ругать!

— Назара?

— Директора. И мне влетело потом.

— А тебе за что?

— За то, что не руковожу вами.

— А ты теперь не будешь руководить, — сказал Бекташ как о само собой разумеющемся, стараясь разозлить Джахангира. — Договор подписан, технологические карты утверждены — все! Ты здесь больше не нужен.

— Это мы еще посмотрим, кто будет руководить! — оскорбился Джахангир. — Ну-ка, зови его сюда!

Бекташ позвал Назара и остался послушать разговор.

— Вот что, Санаев, — заговорил Джахангир тоном, требующим безоговорочного повиновения. — Давай договоримся раз и навсегда: не вмешивай в хозяйственные дела партийные органы. У них своих дел много, у нас — своих. Неудобно как-то…

Назар насторожился и подобрался, понял, что разговор будет не из приятных.

— Чего ты в партком бегаешь с каждой ерундой? Лучше научись выполнять распоряжения руководителей с первого слова.

— Не понял.

— Не притворяйся, — иронизировал Джахангир. — Ты у нас вон какой сообразительный! Всю органику с ферм перетащил к себе, а теперь три четверти отдашь соседним бригадам: с соседями делиться надо. И вот что… Все ваше звено с техникой включается в сводный отряд по вывозке органики из совхоза «Степной». Выезд завтра в пять.

— А как платить будете? — спросил Назар.

— За навоз? — удивился Джахангир.

— За органическое удобрение, — сказал Назар без робости, которую хотел вызвать Джахангир. Он даже покладисто улыбнулся, словно оказывал заведующему отделением услугу. — Звено можем послать, но сразу договор составим с вами и деньги — на наш счет. Иначе нам невыгодно.

Условие поразило Холматова.

— Значит, все рублем станешь мерить? Без денег не можешь помочь соседям? И не стыдно?

Подошли Турсунов и Шалдаев; директор уважительно поздоровался с Назаром и Бекташем, спросил, о чем спор.

— Говорю ему: поделись органикой, помоги соседям, а он… — уничтожающе мерил Назара взглядом Джахангир, уже не скрывая своей неприязни, — говорит, рубли гони. Не хотят бесплатно помогать.

— За труд платить надо, — сказав это, Назар покраснел, но все же выдержал презрительный взгляд Джахангира.

— Не зарывайся, Санаев, — одернул его Джахангир. Он мельком глянул на директора и, получив его молчаливое согласие, стал хлестко отчитывать Назара: — Ты кто такой есть?! Без году неделя как бригадир, а уже голос повышаешь. Скромнее надо быть, скромнее. Не самый лучший. Еще посмотреть надо, что там у тебя получится. А пока выполняй, что тебе приказывают. Органику сами отвезете. Труд у нас социалистический, помогать надо друг другу.

— Погоди, — тронул его за руку Шалдаев, — а ты отдашь свою зарплату просто так мне? Или — ему? — кивнул он на Бекташа.

— При чем тут зарплата? Я говорю про навоз.

— А он и есть наша завтрашняя зарплата. Почему мы должны отдавать ее соседям?

— А так ему захотелось, — неожиданно хлестко заговорил Назар, так, что и Бекташ, и директор уставились на него с изумлением: ого! А Назар продолжал хлестать Джахангира с такой же злой беспощадностью, с какой тот говорил с ним только что: — А ты кто такой есть, чтобы деньги отменять? Заведующий отделением всего-навсего. И не самый лучший! До тебя Саманов севообороты восстановил, а ты что сделал?

— Хватит, петухи! — прервал их директор. — Тише, люди смотрят. Нашли место выяснять отношения.

— Я не выясняю, — пыхтел Джахангир. — Он отказывается выполнять мои распоряжения. Я не могу так руководить.

— Учись! — неожиданно веско заметил Шалдаев. — Что же ты так сразу: не могу! Дело новое начинаем, не только нам, но и вам надо по-новому руководить, а значит и переучиваться.

— Где смысл? — возбужденно тряс руками перед директором Назар. — Этот навоз уже даст совхозу прибавку урожая. Зачем его делить? Пусть и другие бригады привезут себе и прибавят…

— Правильно, — одобрил директор.

— Так вы же сами… — в запальчивости вырвалось у Джахангира, и он тут же прикусил язык под взбешенным взглядом Турсунова.

— Что я?! Мне надо пять тысяч тонн хлопка дать, а не прикрывать бездельников! Пусть сами едут в «Степной» и привезут, а не надеются на соседей. Ишь, привыкли! Работать надо. И уметь организовать работу, вот как они, — кивнул директор в пространство между Назаром и Шалдаевым, резко повернулся и пошел к машине. За ним побежал Джахангир, что-то объясняя на ходу. Они сели в «газик» и уехали.

Из всего увиденного здесь Бекташ понял, что руководство не любит Назара и побаивается. Что побаивается — понятно, рассуждал он. Назар выполняет партийное поручение райкома партии, за него всегда заступится Рузметов. А почему не любит? Строптив? Но он ведь только недавно стал проявлять независимость, а раньше, как все, помалкивал…

Бекташ отшвырнул тряпку, вышел из сарая и стал возбужденно вышагивать по двору, пугая шарахавшихся в стороны индюков и не замечая наблюдавшую за ним из окна мать. Значит, размышлял он, они против этой идеи — и директор, и заведующий отделением, и главный инженер. Да и все главные и неглавные не проявили восторга при создании их бригады. А если не хотят руководители, быть тебе, «попчик», битым. Все равно скинут. Скорее в партию надо вступить, обязательно в партию. Пригодится, и очень скоро. И еще надо срочно вернуть Зиночку.

Так велось в их семье, что ни дедушка Шукур-бобо, ни отец Тангатор не проявляли нежности к женщинам, относились к ним со снисходительным превосходством. На улице Бекташ тоже видел пренебрежительное отношение к девочкам до того времени, когда подросшую их команду повлекло к ним. Ему понравилась девочка из параллельного класса — Гульсара Закирова, красивая и озорная солистка школьного танцевального кружка. Бекташ объявил дружкам, что она — его и он будет избивать каждого, кто к ней подойдет. И бил. Сам подходить к ней стеснялся, провожал до дому, только следуя за ней. Перед тем как войти во двор, Гульсара оглядывалась, скользнув по нему загадочным взглядом, и он был счастлив и с нетерпением ждал следующего дня, чтобы все повторилось. И только на выпускном вечере, когда зазвучал последний прощальный вальс, он подошел к ней, смущенный, и пригласил танцевать. Как танцевал, он не знал, он ничего не чувствовал, но парни говорили — классно. После вечера Бекташ провожал ее до дома и у калитки сказал:

— Тебе… не хочется уезжать?

— Мне? — с вызовом сверкнули ее глаза в лунном свете. — Улететь хочется! И скорее!

Не прощаясь, она распахнула калитку и громко захлопнула ее за собой. Бекташ понял, что улетала она от него. Долго виделось ему презрение, сверкнувшее в ее глазах.

Из армии Бекташ вернулся без прежней трепетной робости перед девчонками и, словно бы укрепляясь в мужском своем превосходстве, красочно рассказывал дружкам кое-какие эпизоды своих похождений к гимнасткам на спортивных сборах. За Зиной стал ухаживать шутя, потом увлекся и полюбил, хотя не признавался в любви ни себе, ни ей. А объяснился с ней, отвечая на ее протест, когда она, избегая его поцелуев, сказала, что он ее не любит. Он тут же заверил, что очень любит, и удивился, как скоро она поверила. И Назар ведь привлек ее словами, мелькнула у Бекташа догадка и вихрем потянула одну мысль за другой. А вывод, вот он: словами он привлек ее. Значит, и ему надо слова говорить покрасивее.