Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: «Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает еще большее увеличение снабжения продовольствием»[485].

Далее следует весьма любопытный комментарий Черчилля — «Я воспроизвожу эти воспоминания по мере того, как они приходят мне на память, и помню, какое сильное впечатление на меня в то время произвело сообщение о том, что миллионы мужчин и женщин уничтожаются или навсегда переселяются. Несомненно, родится поколение, которому будут неведомы их страдания, но оно, конечно, будет иметь больше еды и будет благословлять имя Сталина. Я не повторил афоризм Берка: «Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ». В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух»[486].

Приведенный пассаж едва ли требует дополнительных пояснений. Поражает лишь то, что самый суровый период войны с гитлеровской Германией Сталин оценивал как менее тяжелый для себя период, чем эпопею коллективизации. Видимо, в этом признании нет фальши и гипертрофированных преувеличений. Так что, по-моему, есть все основания расценивать эпоху великого перелома не только в качестве одного из важнейших этапов в жизни нашей страны, но и в политической судьбе самого Сталина. Успех или поражение — здесь решали для него все.

2. Головокружение от успехов или успех головокружения?

Приступая к масштабному проведению коллективизации, Сталин, бесспорно, учитывал всю сложность и многоплановость проблем, которые предстояло разрешить в процессе перевода деревни на новые, коллективистские рельсы. В первую очередь речь шла о преодолении частнособственнической психологии, присущей отнюдь не только зажиточным слоям, но и всему крестьянству в целом как классу. Поэтому создание крупного коллективного хозяйства в деревне выступало, помимо всего прочего, в качестве главного средства, так сказать, коренной ломки социальных корней психологии мелких собственников. Партийное руководство исходило из того, что только коллективизация создаст условия для превращения мелких частных собственников в сознательных строителей социализма. А это означало, что только социалистическое сельскохозяйственное производство могло стать материальной базой изменения частнособственнической психологии и уклада жизни крестьянства, формирования у него социалистического мировоззрения и нового отношения к труду.

Но решение указанной проблемы осложнялось и дополнялось не только фактором психологического порядка. Здесь психологические моменты обретали масштабы огромной и чрезвычайно сложной проблемы. Трудности заключались не только в том, что нужно было преодолеть привязанность крестьянина к своему хозяйству. Проведение коллективизации осложнялось также общей технико-экономической отсталостью страны и сельского хозяйства в особенности, нехваткой колхозных кадров и отсутствием опыта по социалистическому переустройству деревни.

В своих многочисленных выступлениях по вопросам коллективизации Сталин стремился, основываясь на соображениях экономической логики, доказать не только необходимость, но и неизбежность перевода села на рельсы коллективного хозяйства. В частности, он говорил: «Пока дело шло о восстановлении сельского хозяйства и освоении крестьянами бывших помещичьих и кулацких земель, мы могли довольствоваться старыми формами смычки. Но теперь, когда дело идет о реконструкции сельского хозяйства, этого уже недостаточно. Теперь надо идти дальше, помогая крестьянству перестроить сельскохозяйственное производство на базе новой техники и коллективного труда.

Это означает, во-вторых, что наряду с перевооружением нашей промышленности мы должны начать серьезно перевооружать и сельское хозяйство. Мы перевооружаем и отчасти уже перевооружили нашу промышленность, подводя под нее новую техническую базу, снабжая ее новыми улучшенными машинами, новыми улучшенными кадрами. Мы строим новые заводы и фабрики, мы реконструируем и расширяем старые, мы развиваем металлургию, химию, машиностроение. На этой основе растут города, множатся новые промышленные пункты, расширяются старые. На этой базе растет спрос на продовольственные продукты, на сырье для промышленности. А сельское хозяйство остается при старых орудиях, при старых, дедовских, методах обработки земли, при старой, примитивной, теперь уже негодной или почти негодной технике, при старых мелкокрестьянских индивидуальных формах хозяйствования и труда.

Чего стоит, например, тот факт, что до революции было у нас около 16 млн. дворов, а теперь их имеется не менее 25 млн.? О чём говорит это, как не о том, что сельское хозяйство принимает всё более распылённый, раздроблённый характер. А характерная черта распылённых мелких хозяйств состоит в том, что они не в силах в должной мере использовать технику, машины, тракторы, данные агрономической науки, что они являются хозяйствами малотоварными. Отсюда — недостаток товарного выхода сельскохозяйственных продуктов.

Отсюда — опасность разрыва между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством.

Отсюда — необходимость подтянуть, подогнать сельское хозяйство к темпу развития нашей индустрии.

И вот, чтобы не было этой опасности разрыва, надо начать по-серьезному перевооружать сельское хозяйство на базе новой техники. А чтобы его перевооружить, надо постепенно объединять раздроблённые крестьянские индивидуальные хозяйства в крупные хозяйства, в колхозы, надо строить сельское хозяйство на базе коллективного труда, надо укрупнять коллективы, надо развивать старые и новые совхозы, надо систематически применять массовые формы контрактации ко всем основным отраслям сельского хозяйства, надо развивать систему машинно-тракторных станций, помогающих крестьянству осваивать новую технику и коллективизировать труд, — словом, надо постепенно переводить мелкие крестьянские индивидуальные хозяйства на базу крупного коллективного производства, ибо только крупное производство общественного типа способно использовать вовсю данные науки и новую технику и двинуть вперёд семимильными шагами развитие нашего сельского хозяйства»[487].

При всем даже самом либерально-демократическом отношении к проблеме классовой борьбы в деревне с высоты сегодняшнего дня сопротивление процессу коллективизации со стороны зажиточных слоев населения, в первую очередь кулаков, выглядит отнюдь не искусственно выдуманной проблемой. Эти слои сельского населения, несомненно, отдавали себе отчет, что речь идет об их существовании как реальной самостоятельной силы в стране. Поэтому ожесточенное сопротивление кулака политике коллективизации создало к концу 20-х годов огромные трудности в деле социалистического строительства, как оно мыслилось сталинским руководством.

К концу 1929 года соотношение классовых сил в деревне изменилось в пользу социализма. В ведущих зерновых районах в отношении середняка к колхозам произошел перелом, положивший начало глубочайшему революционному социально-экономическому перевороту в деревне. Деревенская беднота и среднее крестьянство в массовом порядке стали вступать в коллективные хозяйства. В октябре — декабре в колхозы вступило 2,4 миллиона крестьянских хозяйств. С укреплением социалистических форм на селе, с ростом снабжения колхозов сельскохозяйственной техникой усиливалось их воздействие на крестьянство, возрастал процент коллективизации.

Колхозы и совхозы дали стране более 2,1 миллиона тонн товарного хлеба, превысив кулацкое производство 1927 года. Они становились надежным источником получения государством хлеба и сырья. В зерновых районах в период хлебозаготовок 1928–1929 годов произошло серьезное размежевание классовых сил. Кулачество было изолировано, его влияние на середняцкие массы — подорвано. Подходил к завершению процесс формирования антикулацкого фронта, объединявшего бедняков, батраков и середняков[488]. Такова обобщенная официальная послесталинская оценка первого этапа коллективизации. Но она — и это надо признать, если стоять на почве объективности — была односторонней, явно приукрашивавшей реальную ситуацию той поры. В целях необходимой балансировки оценок и во имя выявления истины сошлемся на другую оценку, которая делает акцент не на успехах, а на проблемах, порожденных коллективизацией.