Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - Сергей Сергеев

Особенно поражает их обилие в руководстве карательными органами – в период с 1 января 1935 г. по 1 января 1938 г. они возглавляли более половины основных структурных подразделений НКВД. Практически вся верхушка управления ГУЛАГом до конца 1930-х состояла из евреев (начальники Главного Управления лагерей и поселений с 1930 по 1938 г. – Л. И. Коган, М. Д. Берман, И. И. Плинер, их бессменный зам – Я. Д. Рапопорт, руководитель Главного управления лагерей железнодорожного строительства – Н. А. Френкель, начальник Беломорско-Балтийского лагеря – С. Я. Фирин и т. д.). Но и на местах их имелось немало: по данным на 1 марта 1937 г., в областных УНКВД – 1776 человек, или 7,6 % от всех работавших там сотрудников.

Велика также была еврейская доля в советском дипломатическом корпусе. Например, если судить по перечню состава полномочных представительств и консульств СССР за границей 1925 г., то «не было тогда в мире страны, в которую Кремль не направил бы своего верного еврея!» – восклицал в 1989 г. некий еврейский публицист, укрывшийся под псевдонимом М. Зарубежный. В. М. Молотов вспоминал, что, когда он в мае 1939 г. возглавил наркомат иностранных дел, «евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов».

Вожди Советского Союза неоднократно делали официальные заявления о своем активном неприятии антисемитизма. Например, Сталин в 1931 г.: «Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма… В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются законом СССР смертной казнью».

Из этого видно: компартия евреям доверяла, поручая им весьма важные и деликатные дела (например, коллективизацию лично курировал нарком земледелия Я. А. Яковлев-Эпштейн, а «коренизацию» Украины в 1920-х гг. – Л. М. Каганович), подобно тому, как самодержавие в свое время доверяло немцам. По словам Дж. Хоскинга, евреи в 1920– 1930-х гг. «в известном смысле… заняли место немцев в царской администрации как этническая группа, обладающая влиянием, непропорциональным своей долей в составе населения, что стало возможным благодаря их более высокому уровню образования и сильной преданности правящей системе» и, добавим, благодаря резкому неприятию русским большинством коммунистического режима. В контексте русской истории хорошо видно, что евреи стали очередной привилегированной нерусской этнокорпорацией, с помощью которой надзаконная верховная власть проводит в России свою заведомо непопулярную политику. Но, конечно, степень их политического и социокультурного влияния оказалась куда выше, чем у тех же немцев или украинских монахов. Евреи не просто заняли те или иные важные управленческие позиции, они стали важной частью русского социума, составив высший слой городского населения.

«В Советском Союзе евреи были, пожалуй, самой урбанизированной и наиболее образованной национальностью. Еще в 1926 г. 2 144 000 евреев (87 %) проживали в городах. К 1939 г. 40 % евреев являлись жителями крупных городов, в Москве их насчитывалось 400 000 (в 1926 г. – 131 200), в Ленинграде – 250 000, в Одессе – 180 000, Киеве – 175 000, Харькове – 150 000, Днепропетровске – около 100 000… В 1927 г. 23 405 (14,4 %) студентов вузов были представителями этой национальности, к 1935 г. их доля в общей численности лиц, имевших высшее образование, несколько снизилась – до 13,3 %. В 1939 г. из 1000 евреев 268 имели среднее образование и 57 – высшее, тогда как соответствующие показатели для русских составляли 81 и 6 человек. К интеллигенции как социальной „прослойке“ относились к этому времени не менее 700 000 евреев, в том числе 125 000 управленцев и бухгалтеров, 60 000 техников со средним образованием, 46 000 учителей, 31 000 медиков среднего и низшего звена, 21 000 врачей, 47 000 работников культуры и искусства, 7000 ученых, 2000 агрономов и 25 000 инженеров и архитекторов и др.» (Г. В. Костырченко).

Кроме того, во время нэпа евреи практически монополизировали место уничтоженного ранее русского торгового класса. Скажем, в Москве в 1924 г. в еврейских руках находилось 75 % аптекарской и парфюмерной торговли, 55 % мануфактурных лавок и магазинов, 49 % ювелирных, 39 % галантерейных, 36 % дровяных и лесных складов. Характерно признание Бухарина в 1927 г. на партийной конференции: «Во время военного коммунизма мы русскую среднюю и мелкую буржуазию наряду с крупной обчистили», и потому «еврейская мелкая и средняя буржуазия заняла позиции мелкой и средней российской буржуазии… Приблизительно то же произошло с нашей российской интеллигенцией, которая фордыбачила и саботажничала: ее места кое-где заняла еврейская интеллигенция».

Сара Дэвис приводит интересные данные по Ленинграду: «Согласно статистике 1933 г., русские составляли 85,8 % населения Ленинграда, евреи 6,7 %… К 1939 г. русских стало 87 %, евреев 6,3 %… В самом городе евреи в процентном отношении значительно превосходили любую другую группу национальных меньшинств, их доля практически равнялась общей доле всех остальных нерусских национальностей. В 1939 г. в Ленинграде проживало больше евреев, чем где-либо еще в РСФСР, даже больше, чем в Москве, где евреев насчитывалось 6 %… Почти четверть всех евреев, проживающих в городах России, приходилась на Ленинград… В 1924 г. на 19 промышленных предприятиях Ленинграда на 600 всех нерусских рабочих приходилось только 16 евреев. В 1930-х гг. численность евреев, занятых в производстве, оставалась по-прежнему незначительной. Зато среди партийного руководства евреев было необычайно много… хотя в 1930-х гг. их число несколько сократилось… Они также доминировали в среде ленинградской интеллигенции: в 1939 г. евреи составляли 18 % всех ученых и преподавателей в вузах, 20 % инженеров, треть писателей, журналистов и издателей, 31 % директоров, 38 % врачей, 45 % адвокатов и 70 % дантистов».

Все это не могло не вызывать недовольства русского большинства. С. Дэвис, исходя из анализа сводок ОГПУ-НКВД, отмечает устойчивый рост антисемитизма в Ленинграде, причем, как правило, он шел рука об руку с антисоветизмом, ибо, как и в годы Гражданской войны, «сохранилась тенденция объединять евреев и членов партии в одно целое… Евреев также отождествляли с государственной властью… а потому считалось, что они не стоят за интересы рабочего класса. Например, рабочие говорили, что евреи их эксплуатируют, а жаловаться некому, все начальство состоит из них же; что в Испании много евреев, и рабочие там проиграют, потому что „жиды“ их предадут. Евреев характеризовали как людей бесчестных, ведущих паразитический образ жизни, потому что они не трудились, то есть не работали руками; называли торгашами, тунеядцами и обманщиками. Когда СССР оккупировал в 1939 г. Польшу, рабочий с завода „Экономайзер“ советовал убивать меньше поляков и больше евреев, иначе те хлынут в Россию, не будут работать, а в России и так паразитов хватает».

Те же настроения циркулировали и в Москве. Сменовеховец, бывший кадет профессор Ю. В. Ключников, в декабре 1926 г. выступая на «митинге по еврейскому вопросу» в Московской консерватории, сказал: «Создалось определенное несоответствие между количественным составом [евреев] в Союзе и теми местами, которые в городах временно евреи заняли… Мы здесь в своем городе, а к нам приезжают и стесняют нас. Когда русские видят, как русские же женщины, старики и дети мерзнут по 9—11 часов на улице, мокнут под дождем над [лотком] Моссельпрома, и когда они видят эти сравнительно теплые [крытые еврейские] ларьки с хлебом и колбасой, у них появляется ощущение недовольства… Страшно нарушена пропорция и в государственном строительстве и в практической жизни и других областях… Если бы у нас в Москве не было жилищного кризиса – масса людей теснится в помещении, где нельзя совершенно жить, и в то же время вы видите, как люди приезжают из других частей страны и занимают жилую площадь. Это приезжие евреи… Растет национальное недовольство и национальная сторожкость, настороженность других наций. На это не надо закрывать глаза… Массы говорят, что слишком много евреев в Москве. С этим считайтесь, но не называйте это антисемитизмом».

Озабоченность еврейской темой видна в дневниках и переписке виднейших представителей русской интеллигенции, менее всего могущих быть заподозренными в черносотенстве. Историк С. Б. Веселовский записывает в марте 1923 г.: «Наглость и бестактность евреев, две их национальные черты, очень помогают росту антисемитизма. Они не понимают, что им лучше было бы не принимать участия в таких делах, как ограбление и разрушение церквей, вскрытие мощей, и не лезть в „тройки“ по оценке награбленных церковных и музейных ценностей… Но с присущей этой нации физической и политической близорукостью они ринулись без оглядки на эти скверные дела». Вернадский в одном из писем 1927 г. сообщает: «Москва – местами Бердичев, сила еврейства ужасающая, а антисемитизм (и в коммунистических кругах) растет неудержимо». В августе 1928 г., находясь на отдыхе в Ессентуках, он отмечает в дневнике: «Бросается в глаза и невольно раздражает всюду находящееся торжествующее еврейство. Еще в санат[ории] Цекубу их число не так велико – но всюду в парке, на улице местами они преобладают. Редко встречаются тонкие, одухотворенные, благородные лица, – преобладают уродливые, вырождающиеся или лица terra a terre [заурядные]. Они сейчас чувствуют власть – именно еврейская толпа… Все родичи теперешней аристократии, правящего класса, сейчас пользуются вовсю…» Пришвин в ноябре 1938 г.: «Растет необычайно антисемитизм, хотя евреи начинают все лучше и лучше говорить по-русски… Сейчас они управляют всей страной, но не будет же так навсегда… Это курьез: все детские журналы в руках евреев, все дикторы в Радио – евреи, и русскому туда не пробиться. Не хочется, но придется их выгонять, а то рано или поздно их выгонит стихия: бить будут».