Воин Забвения. Гранитный чертог - Счастная Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наёмник бился всё отчаяннее, размахивая руками и стараясь перевернуться – пришлось сильнее сжать его коленями. Она отмерила пленнику время, достаточное ровно для того, чтобы тот не задохнулся. Его спина вздрогнула, как если бы он наконец глотнул вонючей жижи – лишь тогда Млада встала и за шиворот подняла его на ноги. Блестящий клинок просвистел на расстоянии ладони от её живота. Удар вышел неуклюжим. Арияш тут же закашлялся, снова падая на колени.
Млада пнула его по запястью – кинжал копьём вылетел из ладони беглеца и потонул на дне канавы. Но стоило вновь потянуться к плечу наёмника, как он рыбиной вывернулся из захвата. Попытался пнуть Младу в колено, но она отшатнулась к стене. В тесном для двоих проходе было не развернуться. Арияш всё же схватил её за рукав. Она, продляя его движение, качнулась вниз и вбок. Наёмник невольно последовал за ней. Млада высвободилась, вцепилась в его ворот и сильным толчком прижала к противоположной стене. Тот дёрнулся, но тут же увидел приставленный к горлу чернёный кинжал.
– Узнаёшь? – Млада скривила губы в подобии усмешки. – Твоё добро, – и добавила: – Подними руки так, чтобы я видела. Ещё раз шевельнёшься – пожалеешь, что не дождался казни.
Арияш медленно поднял руки; с его бороды на грудь падали мутные капли, внимательные карие глаза мерцали в дрожащем свете, разглядывая Младу. Она обшарила наёмника, один за другим уверенно вынимая из складок одежды небольшие плоские кинжалы: такие же, как тот, что она держала у его шеи. Все клинки с плеском пропали под водой. Покончив с разоружением убийцы, Млада стиснула пальцами его шею и направила в глаз отравленное остриё.
— Говори, кто тебя послал!
— С чего вдруг? – голос наёмника звучал совершенно безразлично.
— А с того, что я этим самым кинжалом сделаю из тебя корм для крыс, — Млада приблизила остриё к его зрачку. – Причем ты останешься жив, пока я не сниму с тебя последний клочок кожи.
— Я не боюсь боли, — пожал плечами пленник.
— Это смотря какая боль, — Млада улыбнулась и сильнее вжала его в стену. – Да и что ты знаешь о ней?
— А ты, хочешь сказать, много знаешь? – арияш усмехнулся, прищурившись. – Ты такая же убийца, как и я. Нам, красотуля, до чужих страданий дела нет. Мы только выполняем свою работу и получаем за неё неплохие деньжата. Али скажешь, не так?
Его слова полоснули по груди разогретым кнутом. Словно память тела потускнела за время жизни в детинце, а теперь кто-то небрежным жестом стёр с неё пыль. Хоть Млада предпочла бы никогда больше не вспоминать то, что закончилось много лун назад.
Не вспоминать светлую и просторную обитель Ворона, где нашлось место и подземельям, которые – кому расскажи – никак не вязались с этим поистине благословенным местом. Над ними росли густые сады с оливами, раскинувшими кроны по ветру, персиками и каштанами; в небольшом пруду плескались карпы, отражая блестящей чешуёй лучи солнца. Посреди буйно цветущего и сладко пахнущего оазиса прятался высокий дом из известняка. И, глядя на него, кто бы сказал, что перед тем, как добраться сюда, нужно пройти неисчислимые вёрсты через степь. Через пески северной Диархавены. Одолеть ослепительный и мёртвый солончак Угай-Арха. Сотню раз взмолиться о смерти. И сотню раз прогнать её.
Но, выжив и попав наконец к Мастеру, любой после первой ошибки помышлял бы о смерти вновь. В каменных клетушках подземелья Ворон хранил много приспособлений для наказания нерадивых учеников. Но, несмотря на это, там всегда было тихо. Так, что слышалось шебуршание мышей за стенкой. Либо ты терпишь и молчишь, либо выметаешься и подыхаешь на обратном пути.
Много раз за два проведённых у Ворона лета Младе хотелось умереть. Он калечил и заживлял раны, а затем снова калечил. Будто рвал на куски. Казалось, ему невозможно угодить. За каждый промах, за каждую ошибку, неправильно выполненное движение Млада расплачивалась болью. Эти ощущения заполняли тело до самых кончиков пальцев, перемешивались со страхом, застывали внутри, скручивая нутро. А потом в какой-то миг разом превратились в безразличие и со временем почти стёрлись из памяти. Забывать Ворон тоже учил хорошо. Лишь в голове иногда всплывало его любимое напутствие:
«Только через боль ты поймешь смерть. А поняв – научишься убивать без сожаления».
Млада вдохнула и моргнула: вокруг снова был полутёмный канал, оба конца которого терялись во мраке. Снова ворочался в ноздрях сладковатый запах гниения. Падали на перчатку капли с бороды арияш и стекали ему на изгвазданный кожух.
— Я знаю о боли достаточно, чтобы заставить тебя молить о смерти. И не стану цацкаться с тобой, как стража.
Наёмник хмыкнул, ещё внимательнее вглядываясь в её лицо – и в следующий миг помрачнел. Его мышцы напряглись, будто он осознал, что может его ждать, и приготовился бросить все силы на побег.
— Не ожидал, что повстречаю на службе у кириятского князя Грюмнёрэ. Большая редкость, – пытаясь не показывать мелькнувшей в глазах опаски, проговорил он.
— Тебе не повезло. Я всё ещё жду ответа.
— Мне нет резона что-то говорить, красотуля, – снова хамовито ощерился наёмник. – И я бы на твоём месте не совал нос, куда не надо.