Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник) - Анна Данилова

«И после того как вы нашли брата Броше, Крымов отдал вам рукопись?»

«Нет, он позвонил мне и сказал, что рукопись при нем, что на него из-за этих «чертовых бумаг» (он так и выразился) началась настоящая охота, что деньги, которые он заработал на Броше, по мнению Харыбина, Крымов выручил на продаже рукописи. И тогда мы договорились, что через две недели он сам приедет в С. и собственноручно вернет ее мне, как бы рискованно это ни было. И я поверила ему. В самом деле, он незлой человек и у него теперь есть деньги, какой ему смысл обманывать меня и, рискуя собственной жизнью, пытаться продать эти записки за границей?»

Черной вдове, очевидно, и в голову не приходило, что Крымовым могли двигать патриотические чувства. Более того, она не допускала этого! Поэтому, услышав фамилию Земцова и прекрасно зная, кем она приходится Крымову, Троицкая предположила, что рукопись Крымов решил передать через нее. И Юле ничего не оставалось, как подыграть ей в этом.

Рискуя быть непонятой, она все рассказала Шубину, который, выслушав ее фантастическую историю, потерял дар речи. Он смотрел на нее, как на тяжелобольную, разве что только не крутил пальцем у виска.

– Ты это серьезно? – осторожно спросил Игорь, надеясь, что она все же разыгрывает его: настолько то, о чем она говорила, походило на истеричную шутку.

– Вполне.

– Но как тебе в голову могла прийти мысль об этом ордене?

Отправляя Игоря в Москву за золотыми вещами отца Кирилла, Юля мотивировала это лишь тем, что с их помощью можно будет доказать связь Марины Бродягиной с убийцами священника. Больше того, поручая Шубину разыскать в подъезде дома Берестова крест и привезти в С., Юля и словом не обмолвилась о своих догадках, связанных с ее подозрением в отношении вдовы. Пока Игорь был в Москве, она почти целый день провела в читальном зале библиотеки, анализируя все публикации в центральной печати, посвященные личности отца Кирилла. В компьютерном зале ей помогли распечатать огромное количество статей об отце Кирилле, размещенных в электронной сети, – и все это лишь за последние полгода.

Обложившись стопами газет и листами бумаги с компьютерными распечатками, Юля сравнивала тексты – содержание, стиль, объем, подписи авторов – и все больше и больше убеждалась в правильности своих предположений: все статьи хоть и были выдержаны в одном, превозносящем отца Кирилла ключе, но написаны все же разными авторами, причем талантливыми, опытными журналистами, умеющими насытить простую религиозно-патриотическую идею свежими и оригинальными концепциями. А если еще учесть и тот факт, что материалы об отце Кирилле печатались в наиболее популярных, солидных газетах, то получалось, что за фигурой священника стояли определенно настроенные олигархи, одновременно поддерживающие и кандидатуру прежде никому не известного Лазарева. То есть политическая панорама страны, развернувшаяся перед Земцовой на гигантском газетном полотне, в уменьшенном виде предсталяла собой нехитрую, в сущности, схему оболванивания народа в пользу чьих-то направленных на окончательное разрушение страны интересов. Об этом тоже печаталось в достаточном количестве, но прессой уже совершенно другого толка. Вот там-то Юля и вычитала о существовании и деятельности мирового правительства и связанных с ним организаций вроде Х‑ордена. А чуть позже, вспомнив, что отец Кирилл перед тем, как ему стать священником, приехал неизвестно откуда и поселился в местной гостинице, ей ничего не стоило с помощью Корнилова поднять регистрационные журналы шестилетней давности, чтобы выяснить, кто еще останавливался в это же самое время в гостинице вместе с Кириллом Андреевым. И была сама не своя от радости, когда увидела на пожелтевшей странице фамилию Лазарев. А среди проживающих одновременно с ними женщин с именем Тамара Николаевна была лишь одна – Троицкая. Да и в паспортном столе подтвердили, что девичья фамилия Андреевой Тамары Николаевны – Троицкая.

Поэтому теперь, когда Игорь начал расспрашивать ее об ордене и о том, как додумалась она до него, Юля с жаром принялась рассказывать о том, каким образом пришла к этой схеме, приводя примеры из публикаций в центральной прессе и даже демонстрируя ксерокопии отдельных статей.

– Пойми ты, мне бы никогда в голову не пришла мысль, что отец Кирилл работает на иностранных политиков, если бы не огромные деньги, которые тратятся, точнее, тратились на его раскрутку, да еще и стоимость его записок… За большими деньгами стоит большая политика и большая грязь. Но мне одной не под силу разгрести все эти завалы. Больше того, я уверена, что Троицкая рассказала мне не все. – Юля достала фотографии и разложила их на столе. – Смотри. Вот эта женщина, похожая на цыганку, и есть Троицкая. Просто она здесь помоложе, и прическа у нее другая. А вот эти двое – Кирилл Андреев и Андрей Лазарев. Тоже оба помоложе; отец Кирилл без бороды, а Лазарева я узнала не сразу, он здесь совсем худой… Скажу честно, на мысль о том, что эти трое имеют отношение к иностранной разведке или какой-либо организации, меня натолкнул, конечно же, и снимок. Ведь эти ребята стоят на перроне вокзала Ватерлоо, а не на Киевском или Казанском, где им и положено было стоять в том возрасте… Кроме того, не забывай, что эти фотографии я похитила у Крымова. А тут еще и поведение Троицкой: она же в конечном итоге почти призналась в том, что все они ОТТУДА…

– Где крест, который я тебе привез? – Шубин уже начал догадываться, что Юля его обманула, сказав, что крест с цепочкой может помочь ей в расследовании убийства Бродягиной. – Ведь ты подкинула его Троицкой? Я прав?

– Да, прав. И я уверена, что человек, которого убили как отца Кирилла, на самом деле его двойник, который, по словам Троицкой, исчез сразу же после убийства Берестовым настоящего отца Кирилла.

– А где же тогда настоящий Кирилл? – Шубин уже начал терять терпение.

– Я не знаю… Поэтому-то и решила подкинуть Троицкой эти золотые штучки, чтобы посмотреть, как будет она себя вести, когда в ее доме обнаружат самые что ни на есть важные улики. Может быть, он жив…

Шубин с тоской взглянул на нее, но на этот раз промолчал, боясь ее обидеть. Как ни пыталась Земцова убедить его в правильности своей версии, он все равно не мог поверить в то, что в таком захолустье, каким является С., в течение долгих шести лет создавался образ псевдосвященника, который впоследствии должен был сыграть лишь отвлекающую роль… Пусть даже он своими проповедями каким-то образом влиял на сознание толпы, но в его речах не чувствовалось фальши, он говорил о вещах, близких народу, и не просто упивался, глядя со стороны, как гибнет нация, – он указывал путь, как в свое время, быть может, это делал Ленин. И хотя имя вождя мирового пролетариата никогда и ни у кого не ассоциировалось с благообразным обликом отца Кирилла, Шубину отец Кирилл представлялся именно как набирающий силы молодой вождь, способный повести за собой народ. Быть может, Игорь в некоторой степени был ослеплен фигурой Кирилла и многого не понимал в силу той степени восхищения его ораторским искусством, которую последний вызывал своими вдохновенными и с психологической точки зрения выверенными речами. Формула «я бы так никогда не смог» не могла не отразиться на отношении Шубина к Кириллу – он считал, что живет рядом с гением. И теперь, когда этого гения не стало, ему не хотелось даже в мыслях кощунственным образом представить его себе обычным иностранным шпионом, черным червем, пожирающим изнутри мозг и душу и без того несчастного и бесправного народа. Но вот именно об этом, о своей глубокой симпатии к Кириллу, Шубин не мог бы признаться даже Земцовой. Он боялся ее насмешки.

– Виктор Львович, вы не спите? – шептала Земцова глубокой ночью в телефонную трубку. – Я должна вам рассказать что-то очень важное… Приезжайте ко мне. Немедленно. Не звоните, дверь будет открыта.

Она, босая, стояла в передней и молила бога о том, чтобы ее не услышала ни спящая в темной комнатке Наташа Зима, ни заснувший сном счастливого мужчины (обманутый ею бесчисленное количество раз) Шубин.

Понимая, что разговаривать с Корниловым она сможет лишь на улице, Юля оделась потеплее и, чтобы как-то убить время ожидания, зашла в кухню, включила маленький телевизор и была слегка удивлена, когда поняла, что время-то еще детское, что нет еще и полуночи, а все ее домашние уже смотрят десятые сны…

Красивая, вся в красном дикторша, ослепленная светом ламп, сообщала последние новости, которые и на этот раз были неутешительными: наводнение в Европе, голод в Африке, террор…

И вдруг на экране крупным планом появилось женское лицо; кадры, сменяясь один за другим, показали женщину сначала в обнимку с каким-то старым, но роскошным, похожим прической на льва господином, затем одну – на берегу моря, где ветер трепал ее длинные темные волосы; далее последовало еще несколько укрупненных снимков: ярко-голубые, почти синие глаза, улыбающийся красный рот, солнце, ласкающее кожу открытых плеч…