Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Фехтовальщица не обиделась, — «Записки» в свете последних ее настроений скорее смахивали на завещание, чем на историю странствий, поэтому она о них не пожалела и, привалившись к плечу Кристиана, молча смотрела, как мелькают перед глазами черно — красные масти.

«Шервудский лес» в Париже

Положение фехтовальщицы в воровском герцогстве было неоднозначным. Хотя ее поддерживал Герцог и его свита, существовали и враги — в первую очередь, Жакерия и Веселый Жан. Жакерия давно и люто ненавидел зарвавшуюся аристократию за спесь, жестокость и неправедно нажитое богатство. Женька отчасти была с ним согласна и даже иногда поддерживала его кипящее кровавой местью возмущение, однако ее усилиям привести эти отношения хотя бы к нейтральным, очень мешал Веселый Жан. Он постоянно указывал Жакерии на ее дворянское происхождение и разжигал застарелую ненависть бывшего крестьянина до предела. Тот, в свою очередь, подначивал других и если бы не покровительство Герцога и его людей, головушка маркизы де Шале давно бы была водружена на кол, который пустовал с тех пор, как там сгнила голова какой-то несчастной аристократки, чье обезглавленное тело обнаружили по осени в уличной грязи. Жакерия не скрывал, что это дело его рук, показывал всем свой наточенный секач и сумрачно поглядывал на фехтовальщицу.

Веселый Жан, бандит с кривым, «смеющимся» от глубокого шрама, лицом, в отличие от своего «идейного» дружка, являл собой тип совершеннейшего отморозка, у которого тяжелая жизнь в подмастерьях, а потом и в солдатах, развязала все его дремучие инстинкты. Он был туповат, ленив, жесток и, как следствие, любил куражиться над всеми теми, кто был слабее его, подпитывая за счет их унижений свою хилую значимость. Такому, как он, ее просто больше нечем было подпитать. Ум, рано загубленный дешевым пивом и монотонной скотской жизнью, работал плохо. Тем не менее, он откровенно стремился к власти, чтобы тех, за счет кого можно было раздуть свою значимость, стало еще больше.

Однажды Кристиан, Проспер и Женька, прогуливаясь по вечерним улицам, наткнулись на тело мертвой измученной девушки. Раны на груди и ногах, открытых в рваном подоле платья кровоточили и носили следы прижиганий.

— Изабель из «Красного чулка», — признал девушку Проспер. — Ее вчера Веселый Жан на ночь брал.

— Опять веселился, подлюка! — стиснул зубы Кристиан. — Зарежу!

— Погоди, не спеши, наших еще мало, сам ведь знаешь. Веселый все здешнее дерьмо под себя собрал.

— То-то и оно! Пора уже показать, кто здесь хозяин!

— Покажем еще. Герцог, по всему видать, удумал что-то.

— Ладно, надо Трюху кликнуть. Пусть уберут девчонку.

К числу этих двух открытых недругов фехтовальщицы присоединился и Рони, поединок с которым начался еще в «Привале странников». Прямо делать какие-то мерзости подружке Тулузца он побаивался, но студеный взгляд его ясно говорил о том, что он ждет только удобного случая.

Вскоре в воровской кассе стало мало денег, и в ближайшее время намечался налет на один из загородных особняков. Дело было серьезным, поэтому фамилию хозяев и день налета до последнего держали в секрете. Женька знала только, что на выбор особняка повлияла его удаленность от других загородных вилл и сведения о тайнике с драгоценностями, который там находился. Жослен Копень уже неделю крутил «любовь» с женой тамошнего повара. Ему удалось выяснить предполагаемое место тайника, узнать расположение комнат и количество людей в доме. Зимой хозяева за городом не жили, поэтому обслуга виллы была значительно меньше, чем в столичных домах. Это было на руку будущим налетчикам.

Группа для налета требовалась большая, и Герцог предложил Веселому Жану объединить усилия. Тот с подозрением глянул, задумчиво почесал нос, но согласился при условии, что старшим будет он. Герцог принял это условие и дал ему Проспера, Кристиана, Копня и фехтовальщицу.

— На что нам баба? — насупился Веселый Жан.

— Будет добро собирать, ей давно пора делом заняться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Потом Герцог оставил девушку для отдельного разговора и сказал:

— Если случится так, что Веселый Жан не вернется с налета, награжу.

— Почему ты не поручишь это Тулузцу?

— Его и Художника Веселый Жан знает и остерегается, а на тебя он не подумает. О том, что ты ножичком владеешь, я знаю. Согласна или как?

— Согласна, но тогда я хочу носить мужской костюм и шпагу.

— Не бабское это.

— А то, что ты мне поручил, бабское?

Герцог поскреб щетинистую щеку, махнул рукой и кивнул.

— Иди к Пикару, он все даст. Скажешь, что я разрешил.

Задание Герцога фехтовальщицу не смутило. Как и в истории с графом д, Ольсино, она искренне полагала, что таким, как Веселый Жан, не место даже во Дворе Чудес. Деньги, которые пообещал Герцог, тоже были ей нужны. О себе она больше не думала, считая свою жизнь совершенно загубленной, но ей хотелось помочь семье Дервиля, прачечной, Форгерону и Шарлотте. Именно эти планы давали возможность хоть как-то еще жить и дышать в том зловонии, в котором она оказалась.

Кристиан, увидев свою подругу в мужской одежде, был не слишком доволен.

— Так будет легче драться, если меня узнает полиция, — назвала одну из причин своего переодевания девушка.

— Зачем тебе драться? У тебя есть защитник.

— А если тебя убьют?

— Другой найдется.

— Другого не будет.

Женька сказала эти слова с такой уверенностью, что Тулузец не решился сломать тот хрупкий замок любви, который он так трудно строил, и который она своей последней фразой невольно укрепила. Он помолчал, потом махнул рукой и больше в выбор ее одежды не вмешивался. Почувствовав поддержку, девушка рассказала ему о Форгероне, своих планах относительно его изобретения, и вместе с Кристианом отправилась к кузнецу.

Бедняга-изобретатель, увидев на своем дворе знакомое лицо, но теперь в мужском образе, в очередной раз был вынужденный думать, что его посещает, меняющий маски, ангел. Женька пообещала ему денег на новые материалы и рассказала о стене Бастилии.

– Кто же меня туда пустит, э… господин…

— Я девушка. Зови меня Дикая Пчелка.

— Госпожа Дикая Пчелка. Это невозможно — просто так войти в Бастилию.

— Да что ты? — усмехнулась фехтовальщица. — А мне так легче легкого! Попробуй подкупить коменданта.

Потом Женька снова надела приличное платье и нашла дом Дервилей. Там она представилась помощницей Клементины, и вдова была с ней откровенна. Дом оказался заложен, и семью проштрафившегося коменданта собирались вот-вот выселить. Покровители Вандомы, по протекции которых Дервиль когда-то был назначен комендантом, отказались от них, и его вдове приходилось самой справляться со своим несчастьем.

— Я помогу, — пообещала несчастной женщине фехтовальщица, — но вам лучше уехать.

— Да, мы могли бы уехать в деревню, но батюшка умер год назад, а матушка бедствует сейчас.

— А почему бы вам не уехать в Америку? Я слышала, что у вас и там есть родственники.

— Да, деверь. Недавно я получила от него письмо для мужа, но господин Дервиль… не успел прочесть.

Госпожа Дервиль прижала платок к глазам, и черная вуаль на ее прическе стала мелко подрагивать.

— Наверное, это судьба, — немного успокоившись, сказала она. — Ведь Гонтран любил меня. Он уехал в Америку из-за того, что меня отдали в жены его старшему брату, то есть господину Дервилю… Но будет ли это по-божески, если я поеду к нему?

— А вы сами? Вы его любили?

— Да, но потом все позабылось, а господин Дервиль… Вы не думайте… Я его тоже любила. Он был славный человек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, славный… Хорошо, я достану для вас денег, а вы решите сами, куда вам ехать.

В другой день, одевшись уже по-мужски, и со шпагой на боку, Женька отправилась в прачечную. Ее сопровождали Кристиан и Проспер, которым она вкратце рассказала о цели своего нового похода. Они все поняли и обещали, как всегда, ее поддержать.

У ворот Проспер вызвал Беранжеру. Та, увидев Жанну Пчелку, внешне не смутилась, — прачка достаточно повидала в жизни, — но некоторое движение тронуло даже ее обветренное лицо.