Полуночные поцелуи - Жанин Бенедикт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне жаль, что я пишу это с опозданием на год. Мне жаль, что я так рано ушла с твоих похорон. Мне жаль, что я не сделала больше, чтобы удержать тебя здесь. Мне жаль, что я не помогла унять твою боль.
Я так сильно люблю тебя, Джулиан, и даже если это причиняет боль, я не могу дождаться, когда снова буду скучать по тебе.
Со всей моей последней частичкой любви,
Грета
Глава 32. I.F.M.Y
Отис
— Ты такой красивый в костюме, — восхищается миссис Сахнун. Наклонив голову, она делает V-образный жест рукой и прижимает ладонь к щеке, улыбаясь с обожанием. Она поворачивается лицом к мужу и легонько ударяет его тыльной стороной другой руки.
— Разве он не выглядит красивым, Фарид? Скажи ему, что он выглядит красивым.
Тренер перестает сердито смотреть на меня достаточно долго, чтобы искоса взглянуть на свою жену, какого хрена. Она отвечает уничтожающим взглядом, и он сразу же успо-каивается. Неохотно он бормочет:
— Так себе. Он выглядел лучше. Но костюм хорошо дополняет этот синяк под глазом.
Яблоко от яблони недалеко падает.
Миссис Сахнун упрекает его шипением и пинает ногой.
Я невозмутим и смотрю на его ноги, бормоча:
— Спасибо, тренер.
На нас опускается затишье, и я потираю влажные ладони о свои бедра. Пот собирается на воротнике моей парадной рубашки, и моя официальная одежда кажется мне слишком тесной.
Почему Куинн предложил мне надеть гребаный костюм? Я хочу придушить его, а еще лучше, украсть все его тряпки, чтобы его локоны выглядели хреново. Боже, мне жарко и липко, и я чувствую себя действительно чертовски глупо, учитывая, как скромно одеты Сахнуны.
— Не хотите ли холодного лимонада вместо чая? — спрашивает миссис Сахнун. В ее глазах появляется материнская забота, и, не останавливаясь, она встает, чтобы принести мне стакан, сочувственно похлопывая меня по бедру, когда встает.
После двух секунд наедине с тренером я готов последовать за ней. Никто из нас не произносит ни слова. Я оглядываю комнату, уставившись на множество семейных фотографий, расставленных на каминной полке. Те, что с Гретой и Джулианом, заставляют мой желудок сжиматься от угрызений совести. Мое мужество, подкрепленное моими ребятами незадолго до того, как я попал сюда, иссякает.
К счастью, миссис Сахнун возвращается с моим бокалом прежде, чем у меня появляется шанс отступить. Она не садится, пока не убедится, что я пью. Я посасываю кубик льда, молясь, чтобы его прохлада каким-то образом придала мне сил поступить правильно.
— Отис, — нерешительно начинает миссис Сахнун.
Мое внимание, ранее сосредоточенное на узоре ковра, переключается на нее. Ее настороженность выводит меня из себя, и я начинаю сомневаться в ее доброте. Хотела ли она усыпить мою бдительность, прежде чем начать атаку?
— Я пришел сюда сегодня, чтобы извиниться перед вами и тренером, — спешу уточнить я.
Ее легкая улыбка рассеивает мои страхи.
— Это мило, но прежде чем ты это сделаешь, я хотела бы извиниться от имени моего мужа за то, как он…
— Лина! — тренер лает.
Миссис Сахнун держит руку перед его лицом, требуя повиновения.
— …за то, как он относился к вам и другим игрокам на протяжении многих лет. Ему трудно руководить с любовью, учитывая его собственный опыт, но с этого момента он будет делать все возможное, чтобы исправить это поведение. — Или еще. Она этого не говорит, но это повисает в конце заявления. Наклонившись вперед, она берет мои руки в свои, умоляя меня взглядом. Меня поражает, насколько они похожи на волосы Греты. — Мне так жаль за всю ту боль, которую он тебе причинил. Ему следовало бы знать лучше.
— Этого достаточно. Я могу говорить за себя, — выплевывает тренер сквозь стиснутые зубы.
Она отпускает меня и откидывается на спинку стула, оставаясь спокойной, ее вызывающий взгляд выжидающе устремлен на него.
Тренер несколько раз прочищает горло. Он начинает что-то говорить, у него вырывается прерывистый слог, прежде чем он снова замолкает. Он ерзает на своем месте и еще раз прочищает горло.
Его проявление нервозности, усугубленное тем, что только что сказала миссис Сахнун, придает мне уверенности говорить, проглатывать парализующий страх и стыд, которые заразили меня с тех пор, как Дженнер высадил меня перед домом тренера.
— Прежде чем вы что-нибудь скажете, тренер, я хотел кое-что сказать, — сидеть как-то нехорошо, поэтому я стою, заложив руки за спину. Между нами только кофейный столик, но я чувствую себя оторванным от него и этого момента.
Он сжимает губы в упрямую линию, его глаза опущены.
Это не обнадеживающая реакция, но я справляюсь. Я знал, что это будет трудно. Мама мне так и сказала. Мой психотерапевт тоже мне сказал. Это должно быть тяжело, и мне все равно нужно это сделать.
Ты делаешь это не для него. Ты делаешь это для себя, напоминаю я себе, повторяя слова доктора Тонера. Мои руки сжимаются в кулаки за спиной, и когда я снова заговариваю, я выражаюсь ясно. Я произношу медленно и обдуманно, тратя время на то, чтобы осмыслить каждую букву каждого слова, которое вырывается из меня, полный решимости не позволять своим эмоциям взять надо мной верх.
Доктор Тонер сказал мне, что даже если это не гнев, лучше общаться с уравновешенным человеком.
— Во-первых, я хотел поблагодарить вас за то, что вы не выгнали меня из команды, и за подготовку, которую вы мне давали последние три года. Я закончил среднюю школу, думая, что я лучший, кем только мог быть, и вы показали мне, что совершенствование постоянное, а совершенство — не фиксированное состояние. Это показатель, который всегда можно переопределить и переосмыслить заново, и уже одно это всегда помогало команде добиваться результатов и быть лучше.
Тренер поднимает голову, но его взгляд остается отведенным.
— Во-вторых, я хотел сообщить вам, что я решил остаться еще на год под руководством вас и Дагера. Я знаю, вы, возможно, слышали это от других, но я хотел сообщить вам о своем решении лично. Вы были правы раньше, и я не думаю, что смогу выйти в профессиональную лигу, не решив своих проблем. И если вы готовы оставить меня в своей команде в
