Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и почти все международные конфликты, Крымская война корнями уходила в войны прошлого. За столетие до этого Оттоманские правители отблагодарили Францию за помощь в войнах против России и Австрии, передав ей контроль над христианскими территориями Святой земли, где большинство населения принадлежало не к католической церкви, как во Франции, а к православной — как в России и Греции. Это событие десятилетиями служило причиной напряженности в регионе, так как «подарок» ущемлял интересы православных народов. В 1852 году, чтобы заручиться поддержкой французских католиков, Наполеон III при поддержке армии просил ослабленную Оттоманскую империю раз и навсегда передать христианские святыни под контроль католиков. Турецкий султан согласился, но Россия была против. Россия представила другой договор, по которому все православные христиане Оттоманской империи считались ее подданными, в том числе — и на Святой земле.
Турция застряла в этом споре между двумя могущественными соперниками, которые все еще враждовали после Наполеоновских войн, и вражда эта усиливалась страхом Западной Европы перед экспансией русских. Турция оценила ситуацию и встала на сторону Франции. Серия военных конфликтов между огромной Российской империей и сравнительно слабой Турцией обратила на себя внимание Англии и Франции, которые отправили свои корабли в Черное море, чтобы попытаться предотвратить еще более масштабный конфликт, но вместо этого увязли в нем сами, а в марте 1854 года объявили России войну. В течение недели британские войска высадились в Галлиполи, в Турции {20}.
Энгельс позднее напишет, что они с Марксом готовы были приветствовать любой результат любой войны, потому что война ускорила бы начало мировой революции {21}. В случае с Крымом они надеялись на поражение России. Маркс и Энгельс давно рассматривали царскую Россию как самую большую опасность для реформ в Европе, поскольку это было самое мощное реакционное государство европейского континента. Из Наполеоновских войн Россия вышла в ореоле военной непобедимости и создала мощный заслон на краю Западной Европы. В 1848 году она помогла Австрии уничтожить независимость Венгрии, полученную в результате восстания, а когда в ее услугах перестали нуждаться вне ее границ, обратила всю мощь реакции против собственных граждан, превратившись в «жандарма Европы» {22}. Многие русские интеллектуалы, в число которых ранее входили только представители знати, а теперь еще и дети купцов и ремесленников, исповедовали идеи, которые царь Николай I считал опасными и потому преследовал этих людей {23}. (Он даже настаивал, чтобы слово «прогресс» было исключено из официальной русской лексики.) {24}
В ходе Крымской войны, весной 1855 года, Николай внезапно умер, и ему наследовал его сын Александр. Вскоре после этого в Вене начались мирные переговоры, и Наполеон III с триумфом посетил Англию (Маркс был свидетелем того, как Наполеон, которого он называл «обезьяной в униформе», проезжал через Вестминстерский мост) {25}. Однако переговоры сорвались, и люди продолжали гибнуть со всех сторон. Репортажи, приходившие в Лондон, описывали вопиющую некомпетентность армии. Британской армией командовали либо очень старые, либо совсем неопытные аристократы, а сама армия состояла в основном из молодых шотландцев или ирландцев, которых только крайняя нужда заставила завербоваться {26}. Новаторские репортажи лондонской «Таймс» описывали недопоставки продовольствия и амуниции (в том числе случай, когда зимой в войска было поставлено летнее обмундирование), гибель тысяч людей от холеры, бессмысленную бойню — и все это описывалось так ярко и живо, что читатель буквально чувствовал тошнотворный запах смерти, встающий с полей сражений, скользких от крови павших воинов.
К тому времени, когда в феврале 1856 года был заключен мир, погибло 600 тысяч человек, причем подавляющее большинство — от инфекций {27}. Трудно было представит, что при таком количестве погибших можно говорить о победе, и все же Франция и Англия были объявлены победителями. Поражение России значительно минимизировало угрозу, которую она представляла, и открыло дорогу либерализации при Александре II. Война также популяризировала концепцию «реальной политики», придуманную в 1853 году {28}.
В новом мире взаимосвязанных рынков, которые подпитывались дипломатическими связями и охранялись военной мощью, любые идеалы были препятствием для достижения материальной выгоды, и потому их легко игнорировали и легко от них отказывались. Для Маркса и Энгельса Крымская война ясно продемонстрировала то, что они называли корыстным союзом лидеров Лондона и Парижа, которые в результате войны на коммерческом фронте получили новые благоприятные условия для создания торгового рынка в Турции, а на дипломатическом — перекроили баланс сил в Европе в пользу Франции {29}.
Маркс и Женни провели осень 1855 года в Камбервелле в ожидании наследства Женни. Впрочем, Марксу не терпелось вернуться в Лондон и приступить к работе — отчасти его подстегивали военные действия, отчасти же гнев по поводу смерти одного из кельнских осужденных, 34-летнего Рональда Дэниелса. Он был оправдан по всем пунктам обвинения, но суровые условия заключения, в которых он провел 17 месяцев, оказались эффективнее любого смертного приговора. Маркс писал вдове Дэниелса, Амалии, что он безутешен по поводу потери такого друга и обязательно напишет некролог о нем в «Трибьюн».
«Следует надеяться, что когда-нибудь обстоятельства позволят нам обличить виновных в его столь раннем уходе и отомстить чем-то более суровым и весомым, чем некролог» {30}.
Однако прежде всего Марксу нужно было на время уйти в подполье — не по политическим, а по финансовым причинам: врач, который лечил Муша и преследовал Маркса, требуя оплаты счетов, выследил его в Камбервелле. Маркс написал Энгельсу письмо в нехарактерном для него стиле «плаща и кинжала», разъяснив, что семья останется у Имандта, а сам он инкогнито уедет в Манчестер {31}.
Маркс оставался у Энгельса до декабря, а потом тайком вернулся на Дин-стрит, где заперся в квартире, опасаясь наткнуться на доктора или коллекторов {32}. Это добровольное заключение закончилось, когда Женни получила 150 фунтов, свою часть дядиного наследства. Маркс не успел найти другую квартиру, поэтому, когда Имандт вернулся в Камбервелл, Женни и дети крайне неохотно вернулись туда же, на Дин-стрит {33}, и Маркс расплатился со всеми «враждебными силами», которые буквально взяли дом в осаду, как только заметили прибытие семьи {34}.
Кроме того, их ждал Пипер. Пока они были в отъезде, несчастный влюбленный открыл для себя музыку Вагнера, который приезжал в Лондон чуть раньше в этом же году {35}, и Пипер решил, что сможет поднять упавший дух семьи, исполнив несколько вещиц композитора. Маркс рассказывал Энгельсу, что был в ужасе от этой «музыки будущего» {36}. Но если попытка Пипера взбодрить семью с помощью музыки не удалась, то сам он был отличным тонизирующим средством. Эти первые недели в Лондоне и первое Рождество без Полковника Муша были бы гораздо тоскливее, если бы не эскапады Пипера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});