Сага о Форсайтах - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дядя его утвердительно кивнул. Несколько успокоенный, он вытащил папироску. Этот тоненький изогнутый портсигар подарил ему отец. Ах, это невыносимо – и как раз теперь, когда он поступает в Оксфорд!
– Разве маме нельзя помочь как-нибудь иначе? – сказал он. – Я сам могу защитить ее. И ведь это всегда можно будеть сделать и позже, если в этом действительно будет необходимость.
Улыбка появилась на губах Сомса, в ней была какая-то горечь.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь; нет ничего хуже, как откладывать в таких делах.
– Почему?
– Я тебе говорю, ничего не может быть хуже. Я знаю это по собственному опыту.
В голосе его слышалось раздражение. Вэл смотрел на него вытаращив глаза: он никогда не видел, чтобы дядя обнаруживал хоть какие-нибудь признаки чувства. Ах да, он вспомнил теперь: была какая-то тетя Ирэн и что-то случилось такое, о чем они не говорят; он слышал один раз, как отец выразился о ней так, что и повторить неудобно.
– Я не хочу говорить дурно о твоем отце, но я его достаточно хорошо знаю и утверждаю, что не пройдет и года, как он опять сядет на шею твоей матери. А ты представляешь себе, что это будет значить для нее и для всех вас? Единственный выход – это разрубить узел раз и навсегда.
Вэл невольно присмирел; взглянув на лицо матери, он, вероятно, первый раз в жизни действительно понял, что его собственные чувства не всегда самое главное.
– Ничего, мама, – сказал он, – мы тебя поддержим. Только я бы хотел знать, когда это будет. Ведь это мой первый семестр, знаешь. Я бы не хотел быть в Оксфорде, когда это случится.
– Мой дорогой мальчик, – прошептала Уинифрид, – ну конечно, это неприятно для тебя. – Так, по привычке к пустым фразам, она резюмировала то, что, судя по выражению ее лица, было для нее живой мукой. – Когда это будет, Сомс?
– Трудно сказать. Не раньше чем через несколько месяцев. Сначала нужно еще добиться решения о восстановлении тебя в супружеских правах.
«Что это за штука? – подумал Вэл. – Вот тупые животные все эти юристы! Не раньше чем через несколько месяцев! Ну, сейчас я, во всяком случае, знаю одно: обедать сегодня дома я не буду». И он сказал:
– Мне ужасно неприятно, мама, но мне нужно идти, меня сегодня пригласили обедать.
Хотя это был его последний вечер дома, Уинифрид почти с благодарностью кивнула ему – обоим казалось, что сегодня проявлений всяких чувств было более чем достаточно.
Вэл вырвался из дому в туманный простор Грин-стрит подавленный, не замечая ничего кругом. И, только очутившись на Пиккадилли, он обнаружил, что у него всего восемнадцать пенсов. Нельзя же пообедать на восемнадцать пенсов, а он очень проголодался. Он с тоской посмотрел на окна клуба «Айсиум», где они часто так шикарно обедали с отцом! Проклятый жемчуг! С этим никак нельзя примириться! Но чем больше он думал об этом, чем дальше он шел, тем его все сильнее, естественно, мучил голод. Исключая возможность вернуться домой, было только два места, куда он мог бы пойти: на Парк-лейн к дедушке или к Тимоти на Бейсуотер-роуд. Какое из этих двух мест менее ужасно? Пожалуй, если так внезапно нагрянуть, у дедушки можно лучше пообедать. У Тимоти превосходно кормят, но только если они заранее знают, что ты придешь, не иначе. Он остановил свой выбор на Парк-лейн, чему до некоторой степени способствовало соображение, что лишить деда возможности сделать внуку маленький подарок накануне его отъезда в Оксфорд было бы крайне нечестно как по отношению к дедушке, так и по отношению к самому себе. Конечно, мать узнает, что он был там, и ей это покажется странным; но уж тут ничего не поделаешь. Он позвонил.
– Алло, Уормсон, дадут мне у вас пообедать, как вы думаете?
– Сейчас только идут к столу, мистер Вэл. Мистер Форсайт будет очень рад видеть вас. Он сегодня за завтраком говорил, что-то вас совсем не видно.
Вэл засмеялся.
– Ну вот я и пришел. Заколите-ка жирного тельца, да вот что, Уормсон, давайте шампанского.
Уормсон улыбнулся: он считал Вэла порядочным лоботрясом.
– Я спрошу миссис Форсайт, мистер Вэл.
– Ну, знаете, – пробурчал Вэл, стаскивая пальто, – я уже не школьник.
Уормсон, не лишенный чувства юмора, распахнул дверь позади вешалки из оленьих рогов и провозгласил:
– Мистер Валериус, мэм!
«Черт бы его взял!» – подумал Вэл, входя. Радушные объятия и «а, Вэл!» – Эмили и дрожащее «наконец-то ты пожаловал!» – Джемса вернули ему чувство собственного достоинства.
– Почему же ты не предупредил? У нас сегодня на обед только седло барашка. Шампанского, Уормсон, – сказала Эмили.
И они направились в столовую.
За большим обеденным столом, под которым когда-то вытягивалось столько великолепно обутых ног и который теперь был насколько возможно сдвинут, Джемс сел на одном конце, Эмили на другом, а Вэл посредине между ними; и на него вдруг дохнуло одиночеством, в котором жили старики, его дед и бабушка, теперь, когда все их четверо детей разлетелись из гнезда. «Надеюсь, что я отправлюсь на тот свет прежде, чем стану таким стариком, как дедушка, – подумал он. – Бедный старикан, и какой худой, прямо как жердь». И, понизив голос, в то время как дедушка обсуждал с Уормсоном, сколько сахару нужно положить в суп, он сказал Эмили:
– Дома что-то ужасное, бабушка. Я думаю, вам уже все известно.
– Да, мой милый.
– Дядя Сомс был у нас, когда я уходил. А мне кажется, неужели нельзя что-нибудь придумать, чтобы избежать развода? Почему он так настаивает на этом?
– Ш-ш, голубчик, – зашикала Эмили, – мы скрываем это от дедушки.
С другого конца стола раздался голос Джемса:
– Что такое? О чем вы там разговариваете?
– О колледже Вэла, – ответила Эмили. – Там ведь учился молодой Паризер, ты помнишь, Джемс, он потом чуть не сорвал банк в Монте-Карло.
Джемс пробормотал, что он не знает, что Вэл должен следить за собой, а то попадет в дурную компанию. И посмотрел на внука с суровостью, в которой недоверчиво сквозила нежность.
– Я боюсь одного, – сказал Вэл, глядя в тарелку, – что мне там придется туго.
Он инстинктом угадывал слабую струнку старика – его постоянное опасение, что внуки не вполне обеспечены.
– Ты будешь получать достаточно, – сказал Джемс и расплескал суп из ложки, – но ты должен держаться в пределах этой суммы.
– Ну конечно, – тихо сказал Вэл, – если она будет достаточная. А сколько это будет, дедушка?
– Триста пятьдесят фунтов; это очень много. У меня никогда не было таких денег в твоем возрасте.
Вэл вздохнул. Он надеялся на четыреста, боялся, как бы не оказалось только триста.
– Я не знаю, какой пенсион назначен твоему кузену, – сказал Джемс, – он ведь тоже там. Его отец богатый человек.
– А вы разве нет? –
