Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Когда младенец появился на свет, я пришла к соседнему шатру, чтобы снять счастливое семейство. Думала, попроситься внутрь, чтобы запечатлеть малыша на груди отдыхающей после родовых мук матери, а увидела, как женщина, еле переставляя ноги, с обвисшим под платьем животом уже суетится и собирает вещи перед отправкой в дорогу, а её малыш лежит завёрнутым в тряпку и заливается плачем.

Я была шокирована, а ещё очень зла на отца семейства, что в это время беззаботно развалился на ковре и ни на что не реагируя, попивал чай.

Хотя, чему я удивляюсь? Я ведь каждый день вижу, как после долгой дороги мужчины отдыхают в своих шатрах, пока женщины варят им еду, собирают верблюжий навоз и редкие веточки кустарников для костра, как вычёсывают верблюдов на шерсть, как тянут огромные бурдюки с водой, ворочают увесистые чаны с едой – в общем, трудятся, не покладая рук и ещё получают тычки и окрики от мужей и отцов за свою нерасторопность.

– Почему здесь женщины работают больше, чем мужчины? – спросила я Иризи. – Разве это справедливо?

– Так ведь мужчины ведут всю ночь караван. Они так устают.

Устают от езды на верблюдах? А женщины что, не на верблюдах едут? Всё с Иризи ясно, в душе она такая же приверженка патриархата, как и гаремные дивы. Тоже готова признать верховенство мужчин, правда, не над собой.

Пришлось мне обратиться с тем же вопросом о царящей вокруг несправедливости к Шанти, на что он ответил:

– Это старый обычай. Так было испокон веков. Женщина хранит домашний очаг, занимается скотом и садом, а мужчина в это время наготове, вдруг враги нападут на деревню или караван и надо будет обороняться.

– Ясно. А сейчас на нас кто должен напасть?

На это Шанти лишь пожал плечами и многозначительно произнёс:

– Только богам ведомо, что может случиться в следующий миг.

Ну да, а что я хотела услышать от сарпальского мужчины, пусть даже и с половиной тромской крови?

Я даже была готова обидеться на Шанти за его ретроградность, если бы не видела каждый день, что он постоянно чем-то занят и в шатре с чашкой чая не отлёживается. То он варит обед и ужин псу, то чистит посуду, то подшивает что-то, то строгает колышки для привязи верблюдов, то пытается навязать свою помощь Иризи в знак примирения, а когда не получается, идёт помогать старой сгорбившейся жене гончара таскать мешки с навозом.

Последнее меня особенно умиляло. А ведь во всём караване я больше не видела мужчин, кто готов был помочь маленьким слабым женщинам. Разве что молодые холостые парни молодым незамужним девушкам, но это совсем другая история.

Шанти же часами ходил за старушкой и всякий раз, когда она натыкала на палку верблюжий кизяк, он открывал мешок, куда она и складывала свою добычу. Попутно они всё время о чём-то болтали, Шанти с неподдельным вниманием слушал старушечьи истории, а я смотрела на них и думала: может в этой старушке Шанти видит свою несчастную одинокую мать? Сейчас она далеко, и с ней нет никого рядом, потому Шанти чувствует свою вину и пытается подарить сыновью любовь хоть кому-то, кто отдалённо напоминает ему мать.

Помимо фоторепортажа о буднях обитателей каравана я продолжала снимать виды городов и деревень, что встречались на нашем пути. Чего только я не увидела за это время, и чего только не запечатлела на камеру. Например, Башни Покоя, над которыми непрестанно кружат стервятники, ведь на верхней площадке лежат тела почивших горожан, которые не на чем сжечь и некуда закопать. Здесь любят приговаривать, что птицы уносят почивших прямиком в Небесный Дворец на пир богов. На самом деле птицы просто склёвывают мёртвые тела. Всё как в Жатжайских горах, только более эстетично и таинственно.

Кроме башен мне довелось снять опрокинутую и побитую кирками статую некоего божества. Шанти сказал, что не так давно власть в городе сменилась, потому старые боги были свергнуты, чтобы уступить свои постаменты для новых идолов.

И не только разломанные статуи встречались нам на пути, но даже порушенные города. Шанти подолгу уговаривал сначала Леона, а потом и Чензира отклониться от маршрута, чтобы посмотреть на них. Я же всегда была готова к съёмкам необычных мест, потому и не возражала провести лишних четыре часа в дороге ради серии снимков древних руин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На месте очередной груды каменных блоков, как сказал Шанти, некогда стоял город, где много столетий назад сектанты убили любимого внука сатрапа. За это он приказал стереть город с лица земли, что и было исполнено. Всё, что от него осталось, так это раскиданные по пустоши каменные блоки с высеченными на них надписями, но не на сарпальском языке, а выполненные каким-то архаичным рубленым алфавитом.

– Смотри, какой камень, – в который раз подзывал меня Шанти, пока я делала снимки руин. – Необычный. И надпись странная.

Не знаю, что может быть странного и необычного в заурядном сером камне, но только из уважения к Шанти я сделала снимок так, чтобы поразившие его надписи попали в кадр.

Я заметила, что он рвался навстречу очередным руинам с большей охотой, чем к очередному храму Азмигиль, что на нашем пути встретились лишь в городке под названием Гурамия. Это местечко запомнилось мне только забавным происшествием, когда на постоялом дворе наши верблюды решили подраться с местными конями за охапки сена возле поилок. В принципе, я могла их понять – коней на постоялых дворах всегда кормили лучше, чем верблюдов, ведь верблюд может несколько дней потерпеть без обильной пищи, так пусть потерпит ещё и покормится в следующем городе, где выросло больше травы. А в следующем городе рассуждали примерно так же, и верблюды покидали его снова голодными. Неудивительно, что в конце концов случился бунт. Правда теперь объеденными стали кони – травы и сена от одного города к другому больше не становилось.

Здешние города вообще поражали своей мрачностью и безысходностью. Виною всему иссыхающие колодцы и острый дефицит воды. Если целыми днями горожане прятались от зноя в своих домах и выбирались на улицу лишь после заката, чтобы у городского колодца получить свою порцию воды, то крестьянам в деревнях приходилось туго.

В один из дней наш караван проходил мимо хлопкового поля, что раскинулось у подножия безжизненных гор. Сотни женщин и детей тащили по сухой земле меж рядов засохших кустов тюки с ватными комками внутри. Лица их были закрыты платками от вздымающейся в воздух пыли, пальцы – исколоты жёсткими листьями и коробочками растений, которые приходится вскрывать, чтобы добыть заветный кусочек хлопка. Как только таких кусочков набирался целый тюк, женщины и дети тащили свои улов к телегам, где гордо восседали беззаботные мужчины, чтобы взвесить урожай и погрузить его в обоз.

– Шанти, – поразилась я, – откуда здесь вода? Как эти люди вырастили целое поле хлопка, если земля здесь превратилась в пыль?

– Это сейчас она высохла, а несколько дней назад между кустов по ложбинкам текли ручейки воды. Сейчас её перекрыли, чтобы хлопок засох, а коробочки сами собой вскрылись. Так всегда делают перед сбором урожая.

– Ясно. А где источник воды, которая текла по каналам между кустами?

– В горах, – махнул он рукой на восток. – Хочешь посмотреть?

Разумеется, я хотела. Аккуратные каналы по периметру поля, перекрытые дощечками, привели нас к склону горы, откуда из прорытого вглубь горизонтального туннеля стекал скромный водопад, что наполнял небольшой пруд и ответвляющуюся о него оросительную сеть влагой. Тот туннель, как сказал мне Шанти, уходит на много километров вглубь горы навстречу подземным водам. Такие сооружения есть в каждом городе и деревне Сахирдина, без них в пустыне невозможна жизнь. Многие поколения рабочих высекали эти подземные штольни и продолжают углублять их по сей день, лишь бы найти подземные воды, что с каждым годом только иссякают. Если однажды рабочие не смогут продолбить кирками путь для новых потоков, полям и деревне быстро придёт конец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Этот рассказ взбудоражил меня. Я попросила разрешение залезть в туннель, уговорила привести к горному склону рабочих с кирками, чтобы они продемонстрировали свой нелёгкий труд в борьбе с засухой. Ведь именно об этом просил меня визирь, когда отправил с караваном на юг Сахирдина – показать сытым северянам ежедневное сражение сарпальцев со стихией во имя жизни и воды. То, что у нас запросто затекает через водопровод в любую квартиру, здесь великое сокровище, которому нет цены.