Подметный манифест - Далия Трускиновская

- Милостивый государь, - опять вмешался недоросль, - я не французская обезьяна! И коли вам угодно со мной на шпагах переведаться…

- Мне сейчас станет угодно с тобой на кулаках переведаться, - буркнул Архаров. - Тучков, куда его девать?

- Когда ты его сюда притащил, моего совета не спрашивал, - отвечал Левушка. - А с чего он на тебя наскакивает?

- Его спроси.

- Мне угодно получить сатисфакцию, - встрял Вельяминов.

- Ты сперва хоть в армейском полку год отслужи. А там уж к приличным людям с сатисфакцией своей приставай, - отрезал Левушка. - Гвардейцы с кем попало, сударь, не дерутся. Идем, Архаров, мы к нему за драпировками подберемся. Может, догадаемся, куда он дружков своих подевал, коли они не в зале с публикой.

- Тучков, а ведь тут непременно должна быть дырка, чтобы на публику глядеть, - додумался обер-полицмейстер.

- Их тут много. Идем, да только тихо… и ни за что руками не хватайся… чуешь, чем тут пахнет?…

- Всякой дрянью, - немедленно отвечал Архаров.

- Они, сдается, роспись на стенках только сей ночью подновляли, краска еще не высохла. Изгадишь кафтан… да и ты, сударь, тоже…

Левушка, легкий и тонкий, похожий на ту самую рапиру, которой сказочный фехтовальщик, подняв ее над головой, отбивал струи дождя и остался сухим, скользнул вправо - и пропал. Архаров несколько удивился, обнаружив там узкую щель между черными драпировками, и последовал за другом, придерживая ткань растопыренными руками. Вельяминова он бросил на произвол судьбы, полагая, что недоросль никуда не денется - так по гроб дней своих и будет следовать за обер-полицмейстером с требованием сатисфакции.

Он оказался прав - Вельяминов безмолвно устремился за ним и даже налетел ему на спину, когда Архаров, удержанный Левушкой, неожиданно для себя самого, остановился.

Они стояли весьма удачно - в черной тени, перед ними же шепотом распоряжался человек, коего они видели сзади, но сомнений не имели - это был князь Горелов в парчевом кафтане золотисто-палевого цвета, в палевых штанах и камзоле, злой, как сам сатана, и готовый раздавать оплеухи кому попало, так что от него шарахались.

- Чертова девка! Гаврюшка, коли не сыщется - запорю! - говорил он стоящему перед ним на коленях человеку, одетому невоообразимо - в длинный красный кафтан с большой кирасой поверх оного, в горностаевую мантию весьма потрепанного вида, на голове же у человека была помесь короны и шлема с перьями, застегнутого под подбородком. - А барин твой еще добавит!

- Батюшка, ваше сиятельство, мы первую сцену с Ксенией проходили, а потом мне еще сцену с Парменом пройти следовало, а с Ксенией вот Андрюшка Шуйский ролю твердил… - жалостно оправдывался человек.

- Андрюшка Шуйский! - повторил Горелов. - Господи, ну что за сволочь… Где Андрюшка?

К его ногам пал еще один странно одетый человек, также в кирасе и плаще, с мечом на широченной перевязи, но шлем его с высоко вздыбленными перьями был без короны.

- Батюшка, ваше сиятельство, не извольте гневаться, сыщут ее, сыщут, тут она, дура, где-то! Она ж спит и видит, как бы Ксению сыграть! По нужде вышла, ей-Богу, по нужде! - запричитал он, однако таким голосом, что покрыл закулисное пространство не хуже, чем голос хорошего дьякона покрывает, отражаясь от купола, пространство большого храма.

- Молчи ты, скотина! - прикрикнул на него князь. - Убью…

- А убьете - кто ж вам так Шуйского-князя сыграет? Ввек не найдете, чтобы ролю за четыре дня вытвердил, - возразил коленопреклоненный актер. - В нужнике сидит!

- Ну, Дунька… - прошептал Архаров.

- Какой, к черту, нужник? - князь, похоже, сделался невменяем.

Архарову уже не было до него дела.

- Ты мне дырку обещал, - напомнил он Левушке.

- Сударь… - начал было Вельяминов, но обер-полицмейстеру все еще было не до сатисфакций.

Там, где они стояли, было темно, однако не настолько, чтобы недоросль не разглядел поднесенный к своему носу архаровский кулак.

Левушка прижал палец к губам и исчез.

Аххарову доводилось бывать за кулисами, но еще в Санкт-Петербурге, он успел застать прекрасное время, когда государыня Елизавета Петровна перед спектаклями в дворцовом театре сама рассылала гонцов по вельможным зрителям с деликатнейшим вопросом: «спросить, не забыли ли они, что в сей назначенный день быть комедии». В бытность свою гвардейцем он вместе с приятелями навещал там знакомых кадетов, игравших в комедиях все роли, и мужские, и женские. И помнил еще, что человеку постороннему закулисный мир весьма опасен: вроде бы перед тобой высокая стенка шириной в аршин, но Боже упаси за нее заглядывать - как раз окажется, что твоя дурная башка торчит уже на сцене из-за древнегреческой колонны, радуя публику и непутем смеша актеров.

Поэтому обер-полицмейстер и не двигался с места, пока не возник Левушка, не взял его за рукав и не потащил за собой.

- Пошли, сударь, - шепнул Архаров недорослю. - Ужо выберемся из сего вертепа - будет тебе сатисфакция.

Оказалось, в двух шагах были какие-то изрядно пыльные драпировки. Левушка раздвинул их и пропустил Архарова к образовавшейся узкой щели. Они оказались в полной темноте, но зал обер-полицмейстеру был виден прекрасно.

Как он и ожидал, в ложах сидели московские бояре - языкастые старухи, сановные и всем светом недовольные старики. Он уже мог бы назвать их поименно - мужчин по крайней мере, потому что дамы, собравшись в театр, замазали свои морщины белилами до лаковой гладкости и стали неузнаваемы даже вблизи.

В креслах же Архаров обнаружил довольно молодую публику мужского пола - иной был в мундире, иной - в простом кафтане. Этих он припомнить не мог.

- Глянь-ка, Тучков, что за господинчики?

- Черт их знает… Николаша, вон, вон, справа - Куракина… Ишь ты, сколько их съехалось…

- Ага…

- Шварца, жаль, с собой не взяли, то-то бы повеселился… Сделал бы пальцем вот этак и произнес: сии есть обиженные армейские поручики…

- Николаша, точно - армейцы, Московский легион… шнуры черно-желтые, видишь?…

- Стало быть, тут в зале одних лишь староверов недостает…

- Ты о чем?

- Шварц четыре вражьих колонны называл - бояре, поручики обиженные, фабричные да староверы.

- Фабричных тут нет.

- Ты почем знаешь? А староверов нет точно - им о театре и думать-то - смертный грех. Им все грех - и музыку слушать, и волосы пудрить… Ч-черт!…

- Николаша!… - зашипел Левушка.

- Недоросль где?

Вельяминова поблизости не было. Очевидно, понял, что сатисфакции тут не дождешься, да и вспомнил, что пребывает в плену…

- Вот петиметр чертов!…

- Николаша, ч-ш-ш-ш…

Вельяминов от обиды мог рассказать князю Горелову, кто засел за театральными декорациями. А коли вспомнить, что в театре полно вооруженных мужчин… ох…

Горелову, затеявшему опасную игру, возбужденному до крайности, ничего не стоит сорваться, отдать приказ - и вылавливай потом полиция в Яузе тело полковника Архарова, и при нем - тело поручика Тучкова.

Левушка завертелся, выглядывая в какие-то щели, пока Архаров не схватил его за руку.

- Ты слышал? - спросил обер-полицмейстер. - Вот, еще.

Где-то очень далеко стреляли.

- Черт знает что, - прошептал Левушка. - Наши, что ли?

- Нет, наш знак - сдвоенный выстрел. Мне это не нравится…

Левушка спохватился первым.

- Сюда, сюда… - шептал он, затаскивая друга в какую-то узкую и мрачную щель. - Здесь не сышут…

Архаров протиснулся лишь потому, что стена справа оказалась натянутой холстиной.

- Начинаем! - совсем рядом негромко сказал князь Горелов-копыто. - Начинаем. Ну, Господи благослови…

Раздались три удара палкой в пол - как издавна водилось на театре в подражание французской Комеди Франсез. Публика сей сигнал превосходно знала и изготовилась глядеть и слушать.

- Это как же? - удивился Левушка. - Они хотят играть - а Ксения где же? Без Ксении?…

- Молчи…

За холстиной раздались шаги - двое мужчин шли друг другу навстречу. И в полной тишине они заговорили стихами.

Архаров сумароковской трагедии не читал. Он ее даже толком не слушал, положившись сперва на Сашу, потом на Левушку. Потому он и не заметил, что явные глупости были драматургом убраны, Самозванец Димитрий в беседе с приятелем своим Парменом уж не честил сам себя злодеем, варваром и кровопийцей. Но тем заметнее стали те слова, что намекали на сходство с самозванкой на российском троне.

- Российский я народ с престола презираю и власть тиранскую неволей простираю! - царственно гудел актер, десять минут назад валявшийся в ногах у Горелова. - Возможно ли добром мне править в той стране, котора, видит Бог, всего противней мне?

Публика зааплодировала, господа в креслах застучали об пол каблуками.

- Ах ты скотина… - прямо в архаровское ухо прошептал возмущенный Левушка.

Пармен попытался как-то угомонить Димитрия, но нарвался на новость: тот преспокойно объявил, что собирается отравить свою законную супругу, а затем отнять у князя Георгия невесту его, Ксению, дочь боярина Шуйского.