В прятки с отчаянием (СИ) - "AnnysJuly"

Я кивнула и села обратно. Находясь рядом с ним, я начинаю вести себя как полная дура. Плохой знак.

— Расскажи про нее? — сердце опять застучало и в пот бросило. Такая реакция меня позабавила бы в ином случае, но сейчас отчего-то снова захотелось выпрыгнуть из вагона. — Прости, если тебе тяжело, то, наверное…

— Про Хелен? — я снова закивала, и Берман откинулся головой на стену вагона, прикрыв глаза. — Она была совершенно несносной, — даже не глядя на него, я поняла, что он улыбается своим воспоминаниям. — И совершенно не подходила для тихой и спокойной семейной жизни. Она горела, была самой настоящей бесстрашной…

— Урожденной?

— Да… Все, за что бы она ни бралась, у нее получалось. Наверное, встретила бы она человека, более подходящего, чем я, они были бы гармоничной парой, но мы поженились, когда мне было уже тридцать, а ей всего лишь 23. Я тоже все тянул, случайные связи, ни к чему не обязывающие романчики… А тут яркая, горячая девушка. Она хотела служить, все силы бросала на карьеру, к 25 уже командовала отрядом, получила звание сержанта… И я не препятствовал ей, я… очень любил ее.

— А дети? — тихо-тихо и очень осторожно спрашиваю, хотя если бы у Бермана были дети, скорее всего, мы бы общались.

— Сначала ей было не до них, я хотел, но никогда не настаивал. Потом вроде бы она согласилась, но все что-то мешало — то ей нужно было чуть-чуть дослужить до следующего звания, то подтвердить его, то она оказалась единственным специалистом по работе под прикрытием и ее позвали в особую группу — такой шанс нельзя было упускать. Я со всем соглашался, но тоже не молодел… Наконец, она вернулась в Яму, записалась в патруль, и мы решили, что самое время родить ребенка, когда… Хелен погибла. Никогда не могла плохо делать свою работу, всегда все должно было быть наилучшим образом. Конечно, она не могла упустить того воришку, ведь это ее служба… Мне не стоило отрывать ее от работы, останься она в особой группе, занималась бы тем, что ей было больше всего по душе… И я знаю, что ей непросто далось решение осесть во фракции, но она любила меня и тоже хотела ребенка. Во всяком случае любая другая мысль сводит меня с ума…

— Энди… Мне так жаль… — я совершенно безотчетно накрыла своей ладошкой его лапищу и удивилась, какая же она огромная. Стоило дотронуться до сухой, грубоватой кожи, как сдавило горло и стало нечем дышать. Черт, ну вот какого хрена у меня такая на него реакция, если он все еще по своей жене тоскует, черт его подери… Блин, ну о чем я…

Мы оба замерли, приноравливаясь к чему-то новому, до сих пор неосознанному нами, во всяком случае я приноравливаюсь, потому что он смотрит на меня и губы у него подрагивают, будто он пытается сдержать смех. О да, я очень смешная в своей попытке его пожалеть. Снова стало неловко, слова все куда-то испарились, мне совершенно не нравится это, раньше я никогда не терялась при парнях и язык у меня всегда был как помело…

— Ты сказал, что опять стал чувствовать жизнь. Почему? — ляпнула я первое что пришло в голову. Хотя не надо было бы лезть к нему в душу, тем более он снова ухмыляется. Отчего все время кажется, что он смеется надо мной? Мужчина еще какое-то время меня разглядывал, пока я десять раз успела пожалеть о своем вопросе и, наконец, после довольно долгой паузы ответил.

— Я встретил женщину, с которой у меня никогда и ничего не может быть, — на меня он не смотрит, и это «ура», потому что щеки мои заливаются румянцем так стремительно, что заслезились глаза. — И которая вряд ли когда-нибудь ответит мне взаимностью. Но благодаря ей я понял, что действительно надо двигаться дальше…

Ну вот все и решилось. Хм, он, оказывается, влюбился, а я-то… А вот что я? Чего собственно я, если все и так было понятно. Я что, на что-то надеялась, оказывается, вот ведь дууура полная! Не зная куда девать глаза, я бросила взгляд на запястье Бермана, где тускло поблескивал циферблат командирских часов.

— Ты в курсе, что комендантский час уже начался? — спросила я, только чтобы перевести разговор на другую тему. Отчего-то было как-то не по себе оттого, что он мне сказал. — Ты куда ехал-то?

Берман уже хотел мне ответить, когда снаружи раздались выстрелы, ругань, отборный мат. Слышно было, как дверь соседнего вагона со стуком отъехала в сторону, мы вскочили и я уже хотела было открыть створку.

— Подожди, — остановил меня Берман. — Патруль разберется, если там выстрелы, будет опасно…

Поезд вдруг стал тормозить так резко, что удержаться на ногах не было никакой возможности. Я начала заваливаться назад, но снова неожиданно оказалась в крепких руках. Приняв основной удар на себя, Берман впечатался в железную стену вагона спиной, не выпуская меня из объятий, а, наоборот, только сильнее прижимая. Визг тормозов, скрежет ввинчивается в уши, а я никак не могу определиться, что мне сейчас больше хочется — так и стоять всю жизнь или брыкаться, пока он меня не отпустит? Знаю только одно, мне даже стало нравиться, как он меня все время обжимает. И вырываться не очень-то уж тянет… Даже скорее наоборот…

— Со мной… — желая сказать, что все хорошо, я повернулась к нему вполоборота и тут только заметила, что он весь напрягся, медленно втягивая в грудь воздух. Я никак не могу понять, что со мной происходит, потому что мне совсем не охота, чтобы он отпускал меня. Чуть наклонился и я чувствую, как он непозволительно близко, ощущаю его запах… Земляничное мыло, кожанка и еще что-то ужасно, вот до чертиков мужское. Черт, нельзя пахнуть мужчиной так откровенно, твою мать… Надо срочно, срочно чем-то отвлечься… иначе я его поцелую… вот прямо сейчас…

— Мия, — выдыхает он мне в щеку, и я чувствую, что он обнимает меня еще крепче, хотя состав уже остановился. Он наклоняется, тянется ко мне и я уже чувствую теплое дыхание на своих губах, в животе начинает закручиваться вихрь, такой невозможный и сладкий, меня безотчетно тянет к нему, хоть он и сказал, что в кого-то там влюблен…

— Э-э, але! — выдернул из сковавшей нас неги резкий голос. — Вы бесстрашные? Пошли, посмотрите красоту еб*ную… — машинист сплюнул и мотнул головой. — Там человек на рельсах.

Я вздрогнула всем телом, потому что Берман разжал руки и мне стало жутко холодно и неуютно. И губы печет от теплого ощущения так и не состоявшегося поцелуя.

— Где? — нахмурился он, увлекая меня за собой к выходу. — Сбил, что ли?

— Неее, лежал на рельсах, а тормознуть не успел. Там мало что осталось, но кроме вас никого нет в поезде, так что свидетелями будете, что я тормозил.

— Как никого? — обомлела я. — А патруль?

— Это странно, — мужчина нахмурился так, что брови его сошлись в одну полоску. — Возможно, они кого-то преследовали, но хоть кто-то должен был остаться… Ты посиди тут, ладно? Я гляну что там. Патруль должен был быть в поезде, не нравится мне все это… — он поднял на меня тревожные глаза, и мне так хочется понять — то, что сейчас произошло между нами, правда было или мне показалось…

— Берман! — окликнула я его. — Будь осторожен!

Он остановился, обернулся. Кивнул, прикрыв глаза, и убежал за машинистом. А я уселась на железный пол вагона, обхватив коленки руками, прямо как в детстве. Почему-то было жутко так, как не было даже в пейзаже страха. Все внутренности скрутились в холодящий тугой узел и самой хочется сжаться в комочек, чтобы не чувствовать некоего подспудного ужаса, замешанного на тревожности.

Сколько я так просидела — не в курсе. Может, минуту. А может, час, старясь понять, что там происходит. Но снаружи было тихо, так тихо, будто там все вымерли, и когда мои нервы превратились в безвольные тряпочки, я выскочила и пошла посмотреть что там, своими глазами.

Первое что я увидела, проходя вдоль состава — это маленького размера берц, на явно женской ноге. Проследив глазами дальше, я поняла, что нога кончается неровным окровавленным срезом, то есть лежит совершенно отдельно от тела. Тяжело сглотнув, стараясь дышать глубоко и размеренно, я пошла дальше, туда, где перед расплывающимся зрением стояли фигуры мужчин. Берман что-то разглядывал на земле и не заметил как я подошла, но стоило ему заметить меня, как он вскочил и стал перегораживать путь к трупу.