Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Мы с Джеймсом Маллоем покинули лагерь для пленных, миновали военный городок и вышли на Коттедж-Гроув, где ждала коляска полковника. Я помогла Джеймсу сесть на заднее сиденье.

— Мама, ты не можешь!

За спиной у меня стоял Пэдди.

— Садись и бери вожжи, Пэдди!

— Но мама!

— Господи, Пэдди! Ну что ты за кузнец, если не можешь управиться с упряжкой из пары лошадей.

— Но это ведь называется…

— Это называется parole d’honneur, Пэдди, слово чести. Вперед!

*

Слава богу, Майра была дома.

— Положим его на кровать Джонни Ога, — сразу сказала она.

Мы раздели и вымыли Джеймса. Лихорадки у него не было, но нас тревожил его ужасный кашель, во время которого появлялась кровь.

— Давай целебный бальзам Патрика Келли, — сказала Майра.

Патрик продолжал снабжать нас индейскими снадобьями. Я заметила, что Майра натирает впалую грудь Джеймса с такой же нежностью, с какой делала бы это для Джонни Ога. У моей старшей сестры было большое и доброе сердце.

Майра нашла себе добровольную помощницу в лице Грейси, и постепенно Джеймс начал выздоравливать. Хорошее питание, сон и гигиена делали свое дело.

Как только выдалась возможность, я села за письмо Оуэну и Кати Маллой. Меня переполняла радость.

Это было просто чудо.

Однако теперь вставал вопрос об освобождении под обязательство больше не воевать. Полковник Маллигэн не мог так откровенно преступить закон. А что если об этом проведают репортеры из «Трибьюн»? Я узнала, что военное ведомство разрешало солдатам конфедератов вступать в свою армию при условии уплаты залога в тысячу долларов.

— И предать своих товарищей? — ответил на это Джеймс Маллой. — Да и денег таких в любом случае взять неоткуда.

И тут полковник Маллигэн предложил блестящую схему. Не забывайте, что Джеймс Маллигэн симпатизировал фениям. Он всегда отрицал, что британцы имеют какие бы то ни было права на Ирландию, но если отказ от этих принципов может помочь нашему ирландскому парню, что ж… План его был таков.

Поскольку Джеймс Маллой был рожден в Ирландии, британцы считали его подданным империи. Sassenach отказывались признавать статус натурализованных американских граждан. Мы с Майрой, как и большинство ирландцев, очень хотели стать американками и получили соответствующие бумаги вскоре после своего приезда в Чикаго, однако Великобритания продолжала утверждать, что мы принадлежим ей. Так им проще было назвать всех фениев предателями, пояснил нам полковник.

И теперь Маллигэн предложил использовать ненавистных Sassenach для своей выгоды.

Как британский подданный, Джеймс Маллой, хоть и сражался в армии конфедератов, не мог рассматриваться в качестве мятежника против Соединенных Штатов. И значит, его в принципе могли отпустить под опеку британского консула, а в дальнейшем — передать нам.

Полковник Маллигэн поднял своды законов, а также военные уставы и кодексы и пришел к выводу, что идея стоит того, чтобы ее проверить.

На следующий день мы с Майрой сидели в офисе секретаря британского консула в Чикаго. На руках у нас был запрос, который полковник Маллигэн составил на прекрасном юридическом языке, а также письма от олдермена Комиски и мистера Онахэна. Полковник решил, что нам лучше встретиться с этим человеком лично — это вызовет больше сочувствия и меньше вопросов.

Спустя почти час ожидания в кабинет плавной неторопливой походкой вошел секретарь: узкое лицо, выступающий вперед подбородок и протяжный монотонный голос, столь типичный для племени английских гражданских чиновников, которые однажды способствовали нашим несчастьям во времена Великого голода. Нашим делом будет заниматься он, поскольку консул слишком занят. Он взял составленный полковником документ, откинулся на спинку своего кресла и принялся читать.

Патрик Келли предрекал, что британцы будут поддерживать южан, и дальнейший ход событий подтвердил его правоту. В «Чикаго Трибьюн» писали, что государственный секретарь Сьюард заявил британскому премьеру, будто мы завоюем Канаду, если они не перестанут помогать бунтовщикам. Однако Британия продолжала строить флот для конфедератов, собирать средства для южан, а также перевозить на своих кораблях влиятельных должностных лиц Конфедерации. Патрик так и говорил: они хотели вернуть часть своих колоний, поэтому им нужна была слабая Америка.

Наконец секретарь опустил документ.

— Вы полагаете, я объявлю этого человека нашим гражданином, а затем отпущу его под честное слово к вам? На каком основании? Вы не в том ранге, чтобы…

— Я являюсь официальным должностным лицом Санитарной комиссии, — перебила его Майра. — Убеждена, что вы о ней слышали.

И она принялась перечислять всех известных женщин Чикаго, входивших в эту организацию.

Но секретарь прервал Майру вопросом:

— А почему к нам обращаются такие заклятые враги Великобритании, как Маллигэн и Комиски? И почему они хлопочут о солдате из армии противника?

— Чтобы спасти жизнь человеку, — сказала я.

Он рассмеялся.

— Возможно, тут поможет другой аргумент?

Майра вынула небольшой кожаный мешочек и поставила его на стол.

— Здесь двадцать пять серебряных долларов на то, чтобы… хм… покрыть все сборы и уладить формальности.

Олдермен Комиски дал десять долларов, полковник и мистер Онахэн — по пять, остальное добавили мы. Человек за столом уставился на нас.

— Мне показалось, — вступила в разговор я, — что олдермен Комиски упомянул в своем письме некоторые направления бизнеса граждан Британии в нашем городе: импорт, перепродажу земельных участков, инвестиции. При этом муниципальный совет принимает решения по самым разным вопросам: выдача лицензий, налоговые сборы, административное деление по зонам, — а олдермен является очень уважаемым его членом.

Секретарь взял мешочек с серебром и взвесил его на ладони.

— Полковник Маллигэн подготовил письмо, дарующее освобождение под честное слово, — продолжала я и подтолкнула бумагу к нему через весь его письменный стол.

Чиновник положил кошелек с деньгами, обмакнул перо в чернильницу и просто подписал письмо. После этого он забрал наш мешочек и встал.

— Мне никогда не понять ваш народ, — заявил он.

— Ирландское решение ирландской проблемы, — подытожила Майра, когда мы, смеясь, шли по Лейк-стрит.

— Чикагское решение, — уточнила я.

Майра выпятила нижнюю губу.

— «Не понимаю я ваш народ», — передразнила она англичанина.

— И никогда не поймет, — добавила я.

*

Через две недели Джеймс почувствовал себя настолько хорошо, что уже мог рассказать нам свою историю. Послушать его собралась вся наша семья, а также Джеймс Ньюджент, ставший у нас частым гостем.

— Когда мы уезжали из Ирландии, — начал Джеймс Маллой, — мне было всего два года, поэтому трудно сказать, что из этого я помню сам, а что — лишь по рассказам. Корабль помню точно — там темно, и я плачу, — а потом был остров. Отец рассказывал мне о братьях Келли, которые тоже плыли с нами.

— И что же он говорил? — спросила Майра.

— Что выжили только двое из них, а третий умер, и его жена вместе с ним.

— А что насчет их детей? — поинтересовалась я.

— Не думаю, что он знает об их судьбе. Мы были в Квебеке очень недолго, а потом долгие недели шли через леса, пока не достигли Саратога-Спрингс в штате Нью-Йорк.

— Так вы шли пешком? — удивилась я. — Но ведь это далеко.

— Путешествие было немыслимо про-тя-жен-ным, как сказал бы мой отец, — скопировал манеру отца Джеймс, рассмешив Грейси и Бриджет.

— Это было смело с вашей стороны, — заметила я.

— С нами были еще три семьи. По всем Северным лесам разбросана целая сеть ирландских поселений и ферм. Они нам и помогли.

— Твой отец писал нам о брате моего мужа — Патрике Келли. Тебе он что-нибудь о нем рассказывал?

— Это тот человек с золоченым жезлом? В нашей семье о нем ходят легенды. На самом деле перед началом войны в Нэшвилле появился какой-то ирландец, рекрутировавший соотечественников в армию федералов. Поговаривали, что у него была с собой какая-то реликвия. Мог это быть он?